Ветер с Итиля - Калганов Андрей. Страница 69

Хазарин не успел развернуть щит, и острый длинный наконечник вошел на всю длину в тело. Любомир рванул на себя, вытащил окровавленное жало и пустил коня медленной рысью, продвигаясь в глубь сечи. Поравнялся с Антипом, который, управившись с копченым, отирал лоб.

– Шустрые, что твои ерши, – сплюнул вой, – пока угомонишь, семь потов сойдет, как в бане пропарился.

– Жар костей не ломит, – усмехнулся Любомир.

Антип с ненавистью взглянул на солнце, размазал тыльной стороной ладони крупные блестящие капли.

– Н-но, пошла! – помчался на хазарина.

Любомир огляделся. В окружении высилось десятка два татей. Потаяло хазарское воинство. Теперь на каждого чужака приходилось по два своих воя – в сече благородству не место, кто выжил, тому и почет.

Сзади тоже слышались звуки битвы. Любомир обернулся. В половине стрелища от основной сечи Радож и Кудряш бились сразу с шестью «сынами тархана». Видимо, малый отряд решил ретироваться, да не вышло, завязли.

Любомир развернул скакуна, кинулся на подмогу. От хазарского отряда отделился всадник, поскакал навстречу… «Не успеть, срубят Радожа с Кудряшом», – пронеслось в голове Любомира, и тиун сшибся со степняком.

Обида и злость пьянили Кудряша почище хмельного меда. Хазары наседали на него и Радожа со всех сторон, а он ничего не мог сделать. Радож, понятно, вой старый, не дюже сноровистый, ему бы увернуться от клинка, и ладно, но Кудряш-то парень справный, силушкой и воинской сметкой не обиженный…

На парня навалились трое, все без личин и все на одно лицо – глаза черные, губы толстые, будто расплющенные ударом кулака, брови густые… Наверное, знакомцы его по Истомовой дружине, может, за одним столом сиживали… Да только немногого застолья эти стоили, вчера хлеб вместе преломили, а сегодня тебе горло перережут и не вспомнят потом. Такая уж у них порода…

Отбиваться было тяжко. «Тархановы дети» были крепкими и юркими, да и напролом не лезли – один оттягивал удары на себя, а двое других заходили сбоку и со спины.

Кольчуга была пробита в двух местах, рубаха, намокшая от крови, липла к телу. Силы покидали Кудряша. В голове шумело, перед глазами вспыхивали разноцветные пятна. Меч и щит вдруг стали невыносимо тяжелыми.

Хазары вновь отпрянули в разные стороны, развернули коней и принялись кружить, выгадывая удобный для атаки момент. Вдруг один завизжал, пришпорил коня и пронесся во весь опор мимо. Кудряш не успел не то что парировать удар – даже сообразить, что произошло. Конь вдруг вскинулся, захрапел, молотя копытами по воздуху, и завалился на бок.

Хорошо, ухитрился Кудряш высвободить ногу из стремени, спрыгнуть, не то бы подмял конь парня и тогда точно – конец. Кудряш тяжело поднялся и исподлобья посмотрел на всадников. Те ухмылялись, наслаждаясь его беспомощностью.

– Давай, чего ждешь! – закричал вой.

В ответ раздался глумливый хохот.

– Как скажешь.

И всадники помчались на него.

Кудряш на миг остолбенел. Что делать? Сейчас опрокинут, проскачут по нему, проломят копытами голову, грудь… Картинка вдруг встала перед глазами. Он тряхнул русыми кудрями, отгоняя морок. Не дело это – хоронить себя раньше времени. Раз руки-ноги целы, значит, повоюем.

Кудряш взревел и бросился под копыта ближайшего коня, метнулся в сторону, ушел в кувырок, на подъеме подрубил мечом промелькнувшие справа конские ноги. Конь перелетел через голову, подмял седока.

Кудряш показал кукиш двум другим всадникам, крикнул:

– Выкуси!

Те развернулись, один отцепил от седла боевой кистень. «Эх, второй раз не получится, – подумал парень. – Кистенем и зайца с седла без труда достать можно, не то что такого бугая, как я».

– Радож, – заорал Кудряш, – пособи!

Но Радож не слышал. Выронив меч, он бессильно качался в седле, кольчуга на спине от шеи до поясницы разошлась, обнажая страшную рану. Всадники, те, что рубились с Радожем, сдали в сторону, стали разворачиваться на Кудряша.

Кудряш подсогнул ноги, чтобы было устойчивее, поднял щит, прикрывая голову, нацелил острие меча в летящего прямо на него коня. «Грузило на щит, мечом в грудь коняге, – как стрела пронеслась мысль, – и будь что будет».

Кудряш отпрыгнул и оказался правым боком к вражьему коню, щит же, как ему и положено, закрывал левый. Всадник замахнулся кистенем. Проклятье! Кудряш извернулся всем телом, в последний момент подставил плоскость щита, отбросил грузило, открываясь для колющего удара. Всего миг – и конь взовьется, скинет седока, тогда Кудряш зайдет сбоку и, перехватив меч двумя руками, ударит что есть мочи, разрубит кольчужные кольца, вонзит холодную сталь в татя…

Но все благие замыслы, как известно, подстерегает нечистая сила. На сей раз она приняла облик несущегося во весь опор степняка, бешено орущего и размахивающего саблей. Кудряш так был занят первым врагом, что второго совсем выпустил из виду. Хазарин резко осадил скакуна, чуть не порвав ему нагубником рот, и, качнувшись, с седла рубанул наискось. Удар был такой силы, что молодого воя бросило на землю. Спасибо, бронь выдержала, а то развалило бы Кудряша надвое.

«Все, – подумал Кудряш, – пришла пора умирать. Эх, зря с Радожем лаялся, теперь всю плешь проест, пока по небесной дороге в Ирий шагать будем…»

Схватка оказалась недолгой. Любомир отбил хазарский клинок мечом и со всей силы ударил щитом в конский бок. Заточенный наконечник вошел как нож в масло. Любомир не стал дожидаться развязки, дал шпор коню, на скаку трубя в рог, и полетел туда, где с пятеркой татей маялись Радож и Кудряш. А этот хазарин – уже не помеха. Любомир оглянулся – скакун бился на земле, латник поднимался на ноги. «Недолго ему землю топтать», – пророчески подумал Любомир.

Пятеро воев ринулись за ним. Один принял чуть в сторону, рассек голову хазарину, нагнал товарищей.

Хазары, завидев приближающийся отряд, осадили коней, повернули вспять.

«Пущай скачут, – подумал Любомир, осаживая пегого. – Пущай своим расскажут, что нечего на полянские земли соваться».

Кудряш вжался в землю, прикрываясь щитом от копыта или сабли. Сквозь кровавую пелену он видел, как взлетают передние ноги коня, как всадник свешивается с седла, занося руку для удара.

Набитая конским волосом упругая подушка смягчила удар, который пришелся на центр щита, на железный умбон. Всадник вновь опустил клинок. Кудряш немного наклонил щит, и сабля прошла по касательной.

Внезапно затрубил рог. Через миг раздался гортанный выкрик, и всадник натянул поводья.

– Повезло тебе, щенок, – бросил он, нещадно коверкая слова, – в другой раз не становись на моем пути.

Всадник взвизгнул и стремительно поскакал прочь. Как в тумане Кудряш видел удаляющиеся конные фигуры. Степняки стремились к яру, не к тому, из-за которого вылетела засадная рать, к другому, идущему до самых порогов. Брони одного из всадников вспыхивали позолотой, над левым плечом взметывался лисий хвост.

– Аппах! – простонал Кудряш. – Ушел, проклятый!

Алатор «успокоил» одного хазарина и сцепился со вторым. Третьего пока держали людины, тыкая в него рогатинами, слава богу, сообразили, что с топорами и цепами против конного, не дающего себя окружать латника много не навоюешь. Окружить хазарина не удавалось по одной элементарной причине: толпой этого не сделать (порубит половину, а вторая сама разбежится), нужна маломальская организация, а ее-то и не было.

Белбородко обернулся и придержал черноволосого кряжистого мужика, с пыхтением топающего за ним. Мужик ликом напоминал Григория Распутина (такие же патлы, блуждающий недоверчивый взгляд), а фигурой – питомца доктора Франкенштейна… «Наверное, именно такими нас представляли американцы во времена железного занавеса, – усмехнулся Степан, – а сейчас там, где Америка, должно быть, инки да ацтеки…»

– Будешь за старшего!

– Чаво?

– За старшего, говорю, будешь, – выдохнул Степан. – Возьмешь своих, обойдешь копченого, того, что с Алатором бьется, да рогатинами, не подходя к нему, подденете, а я вторым пока займусь…