Айрин (СИ) - О'. Страница 29

То и дело останавливаясь, толстяк ворошил узловатой палкой бесформенные кучи бурых водорослей, выброшенных на берег штормом. Ничего не находя, досадливо причмокивал и топал дальше.

Заметив в отдалении крупный продолговатый предмет, наполовину погруженный в воду, толстяк пригляделся, хмыкнул и, переваливаясь, поспешил вперёд.

— Это интереснее, чем водоросли, — промолвил он, изучая лежащего на спине мужчину. — Наверно…

Грузный коротышка потыкал бездыханное тело палкой. Не уловив никакой реакции, вздохнул.

— Нездоровый цвет кожи с приятным синим оттенком, красиво выделяющиеся поверхностные вены и милая розоватая пена возле носа и рта подсказывают, что он, скорее всего, утонул.

В задумчивости толстяк поскрёб один из своих подбородков и присел на корточки. Коротким, смахивающим на колбаску пальцем оттянул веко утопленника.

— Роговичный и зрачковый рефлексы отсутствуют… мда… Зато при жизни зрение у бедолаги было отличным. По мне, вполне повод для гордости.

Приложив руку к шее жертвы стихии, он зажмурился и замер.

— Сердцебиение крайне слабое, редкое и неритмичное, — через некоторое время произнёс толстяк, обращаясь к крупному крабу, подбиравшемуся к утопленнику с противоположной стороны. — Полагаю, мой учёный собрат, вы торопитесь с прозекцией.

Напуганный звуком человеческого голоса, краб застыл, подняв растопыренную клешню.

— Верно, агональный этап, — одобрительно отозвался пухлый собеседник. — Смерть прямо сейчас вытаскивает из тела его душу… Стоит ли что-то предпринимать? Дыхания я не улавливаю… Эй ты!

Краб, которому адресовались последние слова, внезапно припустил к воде.

— Что ж, — с сожалением сказал толстяк, — консилиум распался. Выходит, принимать решение придётся мне одному…

Поднявшись, он долго глядел на утопленника, сцепив руки на пузе и постукивая подушечками больших пальцев друг о друга. Затем пожал плечами, подобрал палку и двинулся дальше вдоль моря.

Через десяток шагов остановился. Постоял. Вернулся. Наклонившись, с неожиданной силой поднял холодное податливое тело, взвалил на плечо и быстро зашагал назад, вдоль цепочки собственных следов.

Небрежно развалившись в массивном резном кресле и закинув ногу на подлокотник, Герьёр мечтательно глядел в пустоту. В руке маркиз рассеянно покачивал бокал из толстого фиолетового стекла, оправленного в серебро. Внутри драгоценного сосуда, напоминающего экзотический цветок на витом блестящем стебле, плескалось тёмное бриасийское вино. Изредка Герьёр подносил бокал к губам, но не пил, а с наслаждением вдыхал сладкий фруктовый аромат.

Кресло маркиза стояло перед большой кроватью. В колеблющемся свете многочисленных лампад, разбросанные на ложе красные шелковые одеяла и подушки переливались алыми бликами. На их фоне бледное лицо Айрин выделялось, точно кость в кровавой ране.

Принцесса ещё не пришла в чувство. Неподвижная, со слегка приоткрытым ртом, она казалась мёртвой. Лишь слабое дыхание да лёгкое подрагивание чуть тронутых голубизной век показывали, что девушка жива.

Очнувшись от грёз, Герьёр посмотрел на пленницу и нетерпеливо пнул кровать ногой.

— Ну же, красавица, открывай глаза! Я ведь даже не успел разглядеть, какого они цвета!

Не дождавшись желаемого, маркиз перебрался на постель, поближе к принцессе. Ласково провёл ладонью по её волосам, пропуская пряди между пальцами. Затем резко сжал руку, крепко вцепившись в закудрявившийся от морской воды локон на макушке. Сильно надавливая краем бокала на нижнюю губу Айрин, маркиз начал вливать ей в рот вино.

Принцесса судорожно вдохнула и закашлялась. Попыталась поднять голову, но Герьёр не позволил этого сделать. С улыбкой продолжал лить напиток, глядя, как коричневые, почти чёрные струйки сбегают по щекам и подбородку бьющейся девушки.

— У него слишком терпкий вкус, но запах без преувеличения божественный! — непринуждённо обратился к Айрин маркиз, когда бокал опустел. — Говорят, в бочки, где выдерживают это вино, кладут какие-то цветы. Не знаю, истина это или ложь, но приятнее бриасийского не пахнет ничего из того, что пьют люди. Может, у небожителей есть лучше?..

Герьёр покачал головой, выпуская волосы принцессы.

— Мы никогда этого не узнаем, а потому станем довольствоваться тем, что выпало на долю смертных… Глубокая мысль, не считаешь? Нужно записать.

— Подлый убийца! — с ненавистью выдохнула принцесса. — Мразь!

Она попыталась вцепиться маркизу в глотку, но руки остановили тонкие прочные цепи, тянувшиеся от железных браслетов на запястьях к стойкам, поддерживающим балдахин. Несколько раз неистово взбрыкнув, принцесса зло уставилась на Герьёра.

— Ты поплатишься за это!

Тонкие губы маркиза растянулись в улыбке:

— Надеюсь, расплата будет долгой и сладкой…

Он протянул руку, намереваясь погладить щеку пленницы. Но тут же отдёрнул, едва избежав укуса.

— Твой огонь прекрасен! — Выпрямившись, маркиз с искренним восторгом рассматривал разъярённую девушку. — Не могу дождаться мига, когда ты будешь ублажать меня с этой невероятной страстью!

Айрин ответила фразой, давным-давно услышанной от старого Освиля в тот миг, когда полевой лекарь вырезал у него из бедра наконечник стрелы. Увидев наблюдающую за операцией дочь короля, седой солдат, чуть кривясь от боли, сказал: «Это очень плохие слова, ваше высочество. Прошу, забудьте их…»

Слова действительно оказались настолько плохими, что маркиз Герьёр сжал челюсти и побледнел. Порывисто замахнувшись, лишь в последний момент изменил траекторию удара, врезав кулаком по подушке возле головы Айрин.

— Скоро ты будешь осыпать мои ноги поцелуями, вымаливая прощение за сегодняшний день, — с жестокой гримасой процедил маркиз. — И я ещё подумаю, прощать ли тебя.

— Единственное, что я сделаю с твоими ногами — отсеку их у самой задницы, — огрызнулась принцесса. — А после вгоню копьё в дырку между обрубками!

Извернувшись, Айрин пнула маркиза. Досадуя, выругалась: ноги запутались в одеялах, поэтому сильно ударить не получилось.

Держась за ушибленный бок, Герьёр отступил от кровати. Его настроение снова переменилось.

— Чем сложнее бой — тем слаще победа, — прежним светским тоном сообщил он. — Ты станешь одним из лучших моих трофеев. Быть может, самым лучшим!

Послав пытающейся порвать цепи принцессе воздушный поцелуй, маркиз приблизился к двери.

— Файок!

В покои вошёл рослый плечистый бородач.

— Файок, отволоки эту кошку в комнату для непокорных девиц. Предупреди своих людей, что она кусается, — Герьёр усмехнулся.

— Будет сделано, — склонил голову начальник охраны. — Распорядиться приготовить пыточные инструменты?

— Нет, Файок, скучный ты дурачина, воспитание болью уже было. Я никогда не повторяюсь, запомни! Всякий раз должно быть что-то новое… Дай подумать… Это чудесное создание подобно дикому зверю. А животные повинуются простым желаниям: они хотят есть, пить, спать… Я не стану её кормить — до того момента, пока она не признает меня хозяином. Лишь тогда она получит пищу — из моей руки.

— Она упрямая, — оглядев беснующуюся на кровати девушку, заметил Файок. — Что, если сдохнет, но не покорится? Как та, которой вы запретили давать воду?

Маркиз пожал плечами.

— Это будет досадная потеря, потому что материал хорош. Что ж, найду другую… Но достаточно болтовни, выполняй приказ. И проследи, чтобы твои живорезы не попортили ей внешность — я хочу насладиться свежим яблоком, а не побитым и гнилым! Ты понял?

— Да, — неуклюже поклонился бородач. — Понял.

— Айри! — хрипло вскрикнул Дерел, рывком усевшись в постели.

От резкого движения замутило, тяжело и болезненно затрепыхалось сердце. Схватившись пятернёй за грудь слева, рыцарь прикрыл глаза. Справившись с приступом слабости, огляделся.

Полностью обнажённый, он восседал на широком ложе, покрытом белой овчиной. Сама кровать стояла посреди просторного пустого помещения овальной формы. Гладкий монолитный пол светлого камня без стыков и щелей переходил в такие же цельные стены. На высоте в два человеческих роста стены начинали плавно изгибаться внутрь, постепенно перетекая в идеально округлый свод. Окна и двери отсутствовали.