Жить надо! - Калинаускас Игорь Николаевич. Страница 24

С каким невероятным почтением мы относимся к этому пустячку под названием самосознание. С ним нужно сделать только одно: точно его выставить, то есть успокоить, поставить в центр системы координат. Сделать его стабильным, чтобы можно было наращивать на него слой за слоем до действительно полного тела, до полной своей отграниченности, переживания себя как целого, ибо «возлюби ближнего твоего, как самого себя». Вот такая замечательная мысль.

В том случае, когда работа по обнаружению, опознаванию себя как тела, а следовательно, как реальности, идет непрерывно, любая функциональная деятельность – от удовлетворения потребностей до соблюдения социальных конвенций – помогает в этой работе. Тогда положение человека, находящегося в миру, оказывается гораздо выгоднее, чем положение отшельника. Быть в мире оказывается ситуацией более подходящей для этой затравочной субстанции под названием «Я есмь». Ибо большое разнообразие ситуаций дает возможность при творческом отношении уравновешивать различные тяготения и держать «Я есмь» в стабильном положении. Быть представленным самому себе в качестве бытия и означает быть представленным самому себе в качестве тела. В какой степени вы хозяин данного вам тела, в такой степени вы пребываете в бытии.

Суть состоит в том, что так замечательно выражено Флоренским в его мысли о двойственной правде человека, о том, что человек – это две равноправные правды: правда бытия и правда смысла. Именно поэтому с точки зрения бытия мы уже есть во всей полноте образа и подобия, а с точки зрения смысла мы должны стать, то есть прирастить к себе это бытие, которое уже есть. В этом и заключается духовный подвиг – сотворение себя для себя.

Известно, что без разрушения целого из него ничего нельзя изъять, ибо часть в целом обладает свойствами, вне целого не существующими, изъятие же части сразу меняет саму эту часть, превращая ее в нечто отдельное, а также меняет и само целое, оно перестает быть тем, чем было. В целом понятие «случайная деталь» не существует, а посему отбрасывать что-либо ради усовершенствования – это абсурд. Отбрасывая какую-либо часть себя, вы мгновенно становитесь не собой, а другим, и этот другой опять будет вынужден решать проблему самоусовершенствования, что-то отбрасывая, и что же останется в результате? Пустое Я, психологическое беспокойство под названием «жизнь».

С точки зрения смысла возможны любые манипуляции, вплоть до отбрасывания самого Я, если вы обнаружили для себя такой смысл, но в бытии от этого ничего не произойдет, в нем уже все произошло. Оно полнота смысла, а полнота смысла есть полнота переживания себя как реальности, то есть тела. И тогда бытие и смысл уравновешиваются. С момента их истинной соразмерности и начинается действительное развитие, пребывание в реальности, когда вам дана вся полнота свободы творить.

И когда происходят переживания, называемые самадхи, просветление, то это означает только одно: момент совпадения объема бытия с объемом смысла. Только обретя свое тело субъективно через смысл и бытие, существующее как данность, можно ощутить наличие или отсутствие движения, как оно происходит субъективно и объективно в реальности. Наличие этих двух правд – бытийно существующей независимо от субъекта, его тела, созданного по образу и подобию, и правды смысла, которая может быть соразмерна и не соразмерна бытию как данности, – и определяет ситуацию человека. Ситуацию необходимости постижения себя как бытия, как Тела, иначе человек обречен на иллюзию постоянно повторяющихся рождений.

Что такое смерть тела? Значит ли это, что человек перешел в другое состояние? Что такое «умер»? Мы можем только предполагать, потому что мы еще живы. Можно лишь выдвигать гипотезы, используя свидетельства, которые нам кажутся достоверными. Является ли разрушение того, что мы называем биологическим телом, смертью на уровне бытия? Вряд ли. А на уровне смысла? Вполне возможно. Может быть, не обязательно, но возможно. Решая этот вопрос для себя, быть может, имеет смысл подходить методологически. Какая гипотеза будет стимулировать вас сильнее? Стимулировать для работы по производству смысла, соразмерного бытию.

Если меня стимулирует ужас перед бесконечными воплощениями, то я буду работать максимально интенсивно, если же эта гипотеза меня успокаивает – мол, еще есть время, – то для стимуляции деятельности она не годится. Оценка здесь возможна только относительно главной задачи. Еще Гурджиев заметил, что для восточного человека идея перевоплощений – стимул для быстрейшего достижения последнего. А христианство, основная религия Великого Среднего западного человека, предполагает, что все должно случиться здесь и сейчас – или никогда.

Дело в том, что персонифицированная суть, суть, определяющая духовную активность, одна и та же. Поэтому те, кого принято называть «достигшими», никогда не «воюют» между собой, в отличие от их последователей. Суть одна, а ход к ней разный.

Строго говоря, совершенно неважно, что будет после так называемой смерти. Меня лично это совершенно не волнует; с тех пор как я начал работать, мне не до этого, мне нравится работать. Нет зазора между жизнью и бытием.

А вот в случае, когда вы осознали задачу, но чувствуете, что психологическое беспокойство вас все время отвлекает, – имеет смысл выбрать ту гипотезу посмертного существования, которая вас больше стимулирует. В этом смысле смерть действительно лучший учитель. Для людей, особо погруженных в биологическую часть реальности, страх смерти – один из самых сильных стимуляторов деятельности по поискам бессмертия.

Теперь уйдем от темы смерти к теме любви, то есть к продолжению жизни. Прежде всего необходимо осознать, что чувство разъединяет, а переживание соединяет. Чувство – это определенный способ самоутверждения, подтверждение собственного существования, ибо я испытываю чувство, направленное «на». Тот, на кого направлено чувство, – это уже нечто другое.

Переживание же соединяет. Любовь как переживание подразумевает слияние с другим. Именно переживание создает ощущение исчезновения. Смешиваются страх и размышления на тему, кто кого околдовал, кто кого сглазил, начинает работать разнообразная защита, и вновь наступает разделение. Конечно, в действительности никто не исчезает, на самом деле вы просто перешагиваете привычные для себя границы субъективного, установленные внешне, открываете в себе новые необозримые просторы, и Я, которое начинает перемещаться по этим просторам, пугается. А оно просто должно стоять в нуле и наращивать слой за слоем.

ТЕАТР ЖИЗНИ

Всем известно выражение Шекспира: «Весь мир – театр, в нем женщины, мужчины – все актеры… и каждый не одну играет роль». А я бы хотел с этим не согласиться. И на это несогласие в наше время у меня, на мой взгляд, есть достаточно серьезные причины.

После многих лет практики, размышлений, экспериментов в области театра, различных форм театра я пришел к выводу, что граница, которая отделяет театр от не-театра, – это зритель.

В жизни, когда к ней относятся как к театру, стоят памятники идеальным героям. И по этим памятникам нас учат, «делать жизнь с кого». То есть вот идеальный исполнитель роли, а ты молодой, начинающий артист и, если ты хочешь пробиться в герои, значит, давай репетируй, дави себя, обстригай, все неподходящее внутрь загоняй, но будь и соответствуй. Это социальный аспект игры в театр жизни.

Второй аспект еще, может быть, более сложный и вызовет кое у кого негативную реакцию, но я (еще раз напоминаю) высказываю свое личное мнение.

В так называемой эзотерической литературе различных традиций мы читаем о психотехнических приемах структурирования своей внутренней реальности и о необходимости ввести в свою внутреннюю реальность так называемого незаинтересованного наблюдателя для выработки стабильного самосознания, или для кристаллизации, – названия могут быть самые разные.

Теперь давайте подумаем: если человек выступает в роли незаинтересованного наблюдателя, то он, наверное, ученый. Тогда жизнь превращается в технологический акт. Мы имеем некий исходный продукт, а в конце хотим получить другой. Для того чтобы вся технология была соблюдена, мы используем незаинтересованного наблюдателя внутри себя либо наставника – тоже в каком-то смысле незаинтересованного наблюдателя.