Мародер без диплома (СИ) - Фишер Саша. Страница 57
— О, ты уже проснулся, — дверь комнаты тихонько скрипнула, на пороге стояла Натаха, одетая в синий халат и с подносом в руках. — Я сходила в их столовую. Подумала, что ты тоже захочешь есть.
Натаха поставила поднос на тумбочку. На простой белой тарелке — пласт омлета или чего-то подобного, в кружке — чай с молоком. Несколько ломтей хлеба. Булочка, посыпанная маком. Яблоко. Прямо-таки, стиль советских НИИ. Или правильнее сказать, имперских? Здесь-то никакого Советского Союза не было...
— Еще рано утром заходила прачка, забрала наши вещи в стирку, — Натаха подошла к шкафу и открыла дверцу. — Очень извинялась, что вечером не зашла, принесла вот такие халаты.
Натаха бросила рядом со мной на кровать такой же халат, как и у нее. И у Шурика.
Вещи забрали? А где тогда... Я выдвинул ящик тумбочки. Ну да, вот он мой брелок-талисман с шишигой и несколько железок, приспособленных в качестве отмычек. «Надо будет как-нибудь найти умельца и заказать ему нормальные отмычки», — подумал я и схватился за вилку. На самом деле жрать хотелось так, что, кажется, еще чуть-чуть, и я начал бы грызть свое одеяло. Логично, в общем. В дороге мы с Натахой питались урывками — грызли сухари и вяленое мясо, которые захватила с собой предусмотрительная Натаха.
Если бы я ел этот омлет в другой ситуации, то посчитал бы его пресноватым, но сейчас я проглотил все содержимое подноса за пару минут. Натаха сидела на кровати напротив и чистила дробовик.
— Что у нас еще нового? — спросил я, натягивая халат. — Нам заплатили, кстати?
— Не спрашивала о деньгах, — Натаха пожала плечами. — Гиена и Бюрократ должны приехать сегодня после обеда.
— А обед во сколько? — спросил я.
Как, оказывается, мало надо человеку для счастья! Я до одурения плескался в душе, щедро поливая себя жидким мылом с запахом березовых листьев и каких-то цветочков. Потом мы с Натахой еще раз сходили в столовую, которая оказалась практически пустой, видимо, сотрудники после завтрака разошлись по своим рабочим местам. Мы смогли урвать там десяток пирожков, оставшихся от завтрака и вернулись в комнату. А потом... А потом я снова уснул. По ходу, накопившаяся усталость и дефицит сна победили романтические мысли.
Проснулся я от весьма неприятного звука — рядом с моей кроватью ржал Гиена. Натаха на него грозно шикнула, он икнул и заткнулся, но я уже открыл глаза.
— О, здорово, Боня! — сказал Гиена. Я повернул голову и увидел Бюрократа, сидевшего на соседней кровати рядом с Натахой. — Неплохо вы тут устроились, как я посмотрю!
— Не жалуюсь, ага! — я потянулся и сел. — Как там в Новониколаевске? Облаву на нас еще не устроили?
— Матонин пригнал откуда-то еще Беков, — Гиена помрачнел. — И по всему городу развесил объявки с тобой и Холерой. Типа, кто найдет, тому пятнадцать тысяч соболей за живого. А за Натаху столько же, если мертвая. Рыбацкие тут же взялись строить планы, как заполучить эти деньги. Сам разговор подслушал, чуть не попался.
— А у тебя случайно не возникло мысли меня Матонину сдать? — спросил я.
— Тебе честно, Боня? — Гиена выпрямился и заложил большие пальцы за ремень. — Если бы кто другой награду объявил, я бы крепко задумался. Но Матонин... Ой, что-то я не верю, что этот хорек честно все заплатит. А то получится, что я ему приволоку тебя, упакованного вот в эту простынку и голову Натахи, а потом очнусь, когда мной какой-нибудь медведь на арене закусывает. Нет уж, увольте.
— Я посчитал наши финансы, — подал голос Бюрократ, до этого момента сидевший молча. Билет на цеппелин обойдется нам по четыре с половиной тысячи соболей. На перегоне мамонтов мы с вами заработали двадцать шесть тысяч пятнадцать соболей. Значит на билеты до Томска на всех четверых мы потратим восемнадцать тысяч соболей. Из оставшихся половина полагается Богдану...
— Как билеты по четыре с половиной? — Гиена нахмурился. — Было же всегда по две!
— Это если рейсовый, — сказал Бюрократ. — А рейсовый будет только через две недели. Но Брюквер согласен слетать в Томск, если мы заплатим по четыре с половиной. В любое удобное нам время.
— А почему Боне половина? — спросил Гиена.
— Потому что никто, кроме него, шагоход бы угнать не смог, — ответил Бюрократ.
— Справедливо... — пробормотал Гиена. — И что там полагается на мою долю?
— Нам на троих остается четыре тысячи, — сказал Бюрократ. — Две мне, за успешно проведенные переговоры, и по одной теб и Натахе.
— Как-то это... — Гиена поскреб в затылке.
— Я не согласен, — сказал я и встал. — Ну, то есть, ты рассуждаешь верно, Бюрократ, насчет незаменимости и всего такого прочего. Но Гиена тоже был незаменим. Он лучше всех знает город, Епифан, обеспечивший нас едой, крышей над головой и транспортом — его друг. Гранаты, опять же... В общем, давайте поступим так. Купим билеты до Томска, а потом каждый возьмет себе по тысяче. А остальное мы придержим как общий фонд. Патроны к дробовикам купить, например. Или еще что-нибудь. Кстати, я же правильно понимаю, что в Томск мы собираемся все вчетвером? Может кто-то хочет остаться?
Я посмотрел на Натаху. Та кивнула, без всяких сомнений. На Бюрократа. Только сейчас обратил внимание, что он обзавелся новыми очками и поменял костюм с клетчатого на темно-серый. Тоже коротковатый в штанинах и рукавах. Тот кивнул, хотя и с чуть меньшим энтузиазмом. На Гиену. Он думал дольше всех. Шевелил бровями, по лбу бродили морщины, как будто мозговые извилины пытались пробраться наружу. Наконец он тоже кивнул.
— Я думал остаться, — сказал он. — Все-таки всю жизнь тут прожил. Друзья-приятели... Но как-то все одно к одному сложилось. Из семьи только Аркаша остался, которого я если встречу, то наверняка придушу ненароком. Епифана убили... Матонин... Сука... Боня, поклянись, что когда тебе в Томске магию вправят на место, ты этого хорька испепелишь на месте, а пепел над помойкой развеешь?
— Даю слово, — руки сами собой сжались в кулаки. Ах, как бы мне хотелось еще тогда наступить на его одетое в яркий шелк тело трехпалой лапой шагохода! Я уже несколько раз прокручивал в голове возможные сценарии убийства Безумного Юрия, но все они получались самоубийственными и непредсказуемыми.
— Тогда я тоже в Томск, — Гиена хлопнул меня по плечу. — Хрен его знает, что я там буду делать, конечно. Но как-нибудь не пропаду.
— Софья Исааковна сказала, что когда мы будем готовы, транспорт до второй Базарной площади Новониколаевска они нам предоставят. Им зачем-то самим надо в город, так что подбросят попуткой. Кроме того, она любезно предложила оставить у них на хранение. Пообещала, что их техники позаботятся о техническом обслуживании и правильной консервации. Брюквер сказал, что готов взлетать, когда нам заблагорассудится, как только мы заплатим.
— Какая странная фамилия, — сказал я.
— Брюквер-то? — переспросил Гиена. — Да это прозвище! Он немец, фамилия у него какая-то сложная. А лицо похоже на червивую брюкву. Так значит мы можем прямо сейчас ехать?
— Ну... — я хлопнул себя по коленям, прикрытым синим рабочим халатом. Посмотрел на Натаху, одетую в такую же униформу. — Как только нам вернут одежду.
— Могу за ней сходить, — сказала Натаха и встала.
Но идти никуда не пришлось, прачка явилась сама и принесла ворох наших вещей, только теперь они были сухие, чистые и даже заштопанные. Я натянул на себя пахнущее березой и луговыми цветами белье, рассовал по карманам мелочи и подумал, что неплохо бы перед дорогой пообедать...
На крытом кузове грузовика были выведены большие буквы «Б» и «В», и значок из пересекающихся трех кружков. Очень похожий на знак «биологическая опасность». Водитель, невысокий мужичок с шапкой кучеряшек и пышными усами, обратил внимание, что я разглядываю грузовик.
— Не переживай, парень, наш грузовик никто не решиться обыскивать или грабить, — сказал он и громко расхохотался. — Репутация, знаете ли! Даже самому дремучему ватажнику не хочется сдохнуть под чахлым кустом от фонтанирующего поноса.