Посылка для генерала - Тамоников Александр. Страница 6

Радиоигра с Абвером, который пытался разбросать свои сети на Северном Кавказе, тянулась полтора года. И сейчас близилась к завершению. Силы Красной армии были нацелены на прорыв Голубого вала и начало освобождения Крыма. Финальной стадией операции был захват резидента Абвера и наиболее значимых фашистских пособников.

Офицеры Смерша прибывали сюда последние два дня. Крепкие, сильные, опытные, они первым делом чистили личное оружие и только потом падали на приготовленные для них солдатские кровати и засыпали мертвым сном. Почти все были подняты по тревоге, многие не спали перед этим сутками. Командование давало им время на отдых и акклиматизацию, потом – распределение по группам, инструктаж и выход в определенную для каждой группы зону.

На капитанов Гробового и Косовича, прибывших из Главного управления контрразведки Смерш, посматривали с уважением и интересом. Многие были с ними знакомы по прошлым делам на разных участках фронта.

Сбор группы майора Игнатьева был назначен через два часа. Угрюмый и недовольный Гробовой молча осматривал и чистил чужой, выданный ему здесь автомат «ППС». Свое табельное оружие он взять из Москвы не успел, чем был крайне недоволен.

Косович, сбросив сапоги, лежал на кровати в трусах и майке, смотрел на друга и напарника и философствовал. Два старших лейтенанта с Белорусского фронта чистили рядом оружие и посмеивались.

– Ты, Федор, не понимаешь главного в жизни! – рассуждал Косович, гоняя во рту спичку из угла в угол. – Ведь что есть личное? Причем это касается и личного оружия тоже! Личное порождает собственнические настроения, жадность, а порой и зависть окружающих. Если у тебя есть личное, обязательно найдется кто-то, кто осудит тебя за то, что это твое личное лучше, чем его собственное личное. И пошло недовольство, пошли вражда и мордобой. А с твоими кулаками, Федя, это уже не просто драка, это уже природный катаклизм и угроза человечеству.

– Федя женщин не бьет, так что выживем, – засмеялся один из оперативников.

– Это да, – тут же согласился Косович. – К женщинам у Федора отношение неоднозначное. Я бы сказал даже, Федор женщин не замечает и где-то внутренне презирает. Не бьет, говорите, а вот вопрос – почему? Что является его внутренним стопором в этом важнейшем философском моменте?

– Балабол, – угрюмо пробасил Гробовой. – И бабник.

– Э-э, с этим заключением я не согласен, – живо возразил Косович. – Бабник – это слишком общее определение. Я бы назвал себя ценителем женской сути в нашем суровом мире. Ведь что есть женское начало и какое оно занимает место?..

– Это ты про медсестру Валечку из госпиталя? – спросил другой оперативник. – Видел, как ты ее глазами поедал и военного инженера локтем отпихивал. Срослось, что ли, у вас? Ты же вроде с утра куда-то бегал? Не к ней, часом?

– Неуместный вопрос, товарищи! Не могу ответить, чтобы не компрометировать даму.

– Ясно, – захохотал оперативник.

Гробовой повернул голову и грозно посмотрел на шутника – тот сразу поперхнулся и снова занялся автоматом. Федор знал, куда бегал его друг и напарник. И что означала фраза, что Косович какого-то военного инженера локтем отпихивал. Этот самый военный инженер, считавший себя несравненным красавцем и непревзойденным любовником, ущипнул медсестру за неприличное место и оскорбил неприличным предложением. Это при всех Косович его локтем оттирал и внимание на себя отвлекал. И видел, как девушка чуть не плачет от стыда и страха. А потом Косович быстро сбегал в расположение инженерной службы, вызвал хама и, прижав его к стене, схватил стальными пальцами за горло, заявив, что прибьет его при первом же удобном случае, если только услышит, что тот домогается Валечки или другой девушки из расположения части. Когда его собеседник возмутился и стал угрожать, Косович просто сунул ему под нос удостоверение офицера Смерша, и тот замолчал, побледнев.

– Группа майора Игнатьева, на выход! – крикнул пробегавший мимо лейтенант с перевязанной рукой.

Смех в палатке сразу прекратился. Офицеры стали быстро одеваться. Через три минуты они выбежали наружу и встали в шеренгу из десятка бойцов возле запыленной полуторки. Невысокий майор в очках, с очень невоенной походкой, вышел перед строем:

– Товарищи офицеры, мы выдвигаемся к станице Плешаковской. Машина высаживает нас на опушке с восточной стороны леса и возвращается в расположение. От леса тремя группами мы расходимся по позициям. Задача нашей группы простая, но и самая опасная. Мы с вами будем находиться на пути отхода диверсантов в случае их боестолкновения с нашими боевыми группами. Немцы и их пособники будут отчаянно сопротивляться. Терять им нечего. Наша задача – взять как можно больше пленных. Вопросы?

– Разрешите, – поднял руку высокий офицер на правом фланге. – Старший лейтенант Погорельцев. Места наших «лежек» определены или мы их выбираем сами?

– После высадки я раздам вам карты, мы наметим примерное место засады каждой группы. Еще вопросы?

– У меня вопрос. Капитан Косович. Как мы определим, что перед нами враг, а не наше подразделение и не случайные военнослужащие Красной армии?

– Не знаю, – ответил Игнатьев. – Это не армейская операция, поэтому привлечены только оперативники Смерша. Только ваш опыт и смекалка, только ваша наблюдательность сможет подсказать, кто перед вами. Решать будете на месте в каждом конкретном случае. Еще вопросы?

– Нет вопросов, – ответил Косович. – Понятно – «частое сито»!

Генерал Максимов ехал в штаб 65-й армии, размышляя, что стоит за этим неожиданным вызовом. Корпус только недавно занял позиции на Севском направлении, принял пополнение, материальную часть. То, что назревали серьезные события, Максимов и сам понимал. Видимо, в штабе армии собирают какое-то совещание, чтобы ввести в курс дела высший командный состав, поставить общую задачу военного и политического характера.

Павла Ивановича Батова он знал с октября 1942 года, когда была сформирована армия и Максимов принял под свое командование мехкорпус. Был Сталинград, была операция «Кольцо», когда корпус понес серьезные потери, но выстоял и не пропустил к окруженной гитлеровской группировке танковые армады противника. Потом армию вывели в резерв Ставки Верховного главнокомандования. Передышка была недолгой, в начале февраля армию перегруппировали на Орловское направление в район Ольховатки, Хмелевского, Тифинского и включили в состав Центрального фронта.

Адъютант провел Максимова по коридору к кабинету командующего, а не в зал совещаний командного состава.

«Значит, не совещание, значит, вопрос касается только моего корпуса».

Сняв в приемной шинель, Максимов вошел в кабинет. Там были только двое: сам Батов и новый член Военного совета армии генерал-майор Радецкий, плечистый мужчина с крупной бритой головой.

– Товарищ генерал-лейтенант, генерал-майор Максимов по вашему приказанию прибыл.

– Хорошо, что быстро прибыл, – Батов подошел к гостю и пожал ему руку. – Дело важное и срочное. Впрочем, как всегда. Вы еще не знакомы? Прошу знакомиться: генерал-майор Радецкий, член Военного совета армии.

Поздоровавшись с Радецким, Максимов подошел к столу и сел на предложенный стул. Батов вернулся за свой рабочий стол и сложил на нем сжатые в кулак руки. Шевельнулись желваки на его худощавом лице, обозначились глубокие складки возле рта. Но в глазах командующего, кроме усталости, чувствовалась и огромная энергия. Как это могло сочетаться в одном человеке! Видимо, уставшее тело никак не мешало движению мысли, мозг командующего работал не переставая. Армия и фронт находились в преддверии больших событий. Максимов знал это, чувствовал.

Радецкий сел напротив Максимова и, не скрываясь, разглядывал его с большим интересом.

– Я вызвал вас, Игорь Викентьевич, по очень серьезному вопросу, – начал говорить Батов. – Мы с вами воюем вместе меньше полугода, но я успел оценить ваши способности как командира корпуса. Да и о вашей прежней службе наслышан. Разумеется, прежде чем было подписано ваше назначение в армии, я наводил о вас справки. Вот Николаю Антоновичу только что о вас рассказывал. И мы пришли к единому мнению, что можно вам поручить одно очень важное и опасное дело.