Наследник Седьмой Марки (СИ) - Останин Виталий Сергеевич. Страница 46

Обычно, когда сестра вот так фонтанировала идеями, скача с одной темы на другую, Ян немного, но раздражался. Сегодня же против обыкновения и сам увлекся процессом этого утреннего мозгового штурма.

— И он это понимает, — кивнул он. — Но тоже хочет меня убить. Не знаю почему, но для него это теперь тоже идея фикс. Наверное, понимает, что я его в покое не оставлю.

— Значит, танец со шпагами для него не подойдет.

— Он вообще может не согласиться.

— Ну, это как разыграть! Если тихонько вызов послать — это одно. А если у всех на глазах, да еще и оскорбить при этом…

Брат с сестрой так увлеклись разговором, что не сразу заметили появление в столовой дяди Богдана. Который, мало того что вошел очень тихо, так еще и замер на входе, невесть сколько слушая кровожадные планы детей.

— Если ты хочешь его убить — я против, — его голос заставил Яна с Софией непроизвольно отодвинуться друг от друга, почувствовав себя заговорщиками.

— Дядя Богдан! — сладким голосом начала было девочка. — Ты не так понял…

— Я достаточно слышал, чтобы понять, что вы двое придумываете способы сравнительно законного способа убийства наследника аристократической фамилии, — отрезал Коваль. — Наказать наглеца, особенно после того, как он обошелся мне в кругленькую сумму, очень даже стоит…

Здесь мужчина выразительно посмотрел на Яна, и тот торопливо кивнул. Истинная сущность опекуна была неизвестна его племяннице, и он желал, чтобы так пока и оставалось. Поэтому и намекнул на тот факт, что якобы освободил Яна от внимания Четвертого Отделения с помощью подкупа.

— Но убивать его — еще более накладно, — с ироничной улыбкой продолжил между тем Богдан. — Его семья слишком влиятельна, чтобы нам это сошло с рук.

Это было еще одно послание для Яна: Адам Олелькович из цели охоты Эссена превратился в объект расследования «восьмерки». Двумя днями раньше дядя был совсем не против летального исхода, но теперь, вероятно, что-то изменилось, и он желал донести это до племянника. Юноше опять пришлось кивнуть — не ввязываться же в спор при сестре?

— А нам не пора в Гимнасий? — подскочила тут София, которая, как и все существа женского пола, вне зависимости от возраста и объема жизненного опыта, умела быстро менять тему беседы. Особенно когда та становилась ей неудобна. — Ой, дядя, мы же уже опаздываем! Ян, я быстренько за вещами в свою комнату, жду тебя у выхода.

И ускакала быстрее, чем кто-то из мужчин успел сказать хоть что-то.

Коваль проводил девочку взглядом, ухмыльнулся, огладил вислые усы и повернулся к Яну.

— Он нужен живым. Это приказ, — произнес он, внимательно наблюдая за реакцией племянника.

— Я не работаю на Восьмое отделение, дядя, — внешне равнодушно, но чувствуя, как внутри закипает гнев, ответил юноша.

— С момента, как принял мою помощь, работаешь.

— Знаешь что! Я тебя о ней не просил! И сюда тащить тоже! Это я был тебе нужен, а не ты мне! А теперь, когда я нашел того, кого вы искали, ты начал мне приказывать?

Слова вырвались быстрее, чем Ян успел захлопнуть рот. Ему тут же сделалось стыдно за них, поскольку, при всей их справедливости, к брату матери юноша относился очень даже неплохо. Но отмотать время назад не смог бы и Гроссмейстер, так что молодому барону лишь осталось выпятить нижнюю челюсть и застыть лицом, демонстрируя таким образом несокрушимость его точки зрения.

— Ох, давай только без этого фирменного эссеновского упрямства, Ян! — совершенно не обидевшись, махнул рукой Богдан. — У меня нет сейчас ни времени, ни желания с тобой спорить. И объяснять все нюансы тоже. Просто, поверь мне на слово, что все закрутилось слишком уж круто. Буквально вчера обстоятельства изменились. Поэтому, пожалуйста, СЕГОДНЯ, постарайся не убить Олельковича, хорошо? Он нужен живым — пока. А вечером мы все обсудим и решим, что делать дальше. Ян, ты слышишь меня вообще или намерен и дальше изображать идола с острова Пасхи?

— Слышу, — без особого желания отозвался юноша. — Постараться не убить культиста сегодня. Поговорим вечером.

И стремительно вышел из столовой. Внешне он по-прежнему сохранял спокойствие, да и внутри «пожар страстей», как сказал бы виршеплет, не «пылал». Однако Ян был сильно раздражен тем, что родич влез в его дела. Понимая при этом, что «дела» эти уже совсем не эссеновские, а значит, Коваль даже имел на вмешательство некоторое право. Но все равно злился.

Как все-таки просто было в Марке. Всего два варианта: Охота на землях людей и Охота за Пеленой. У каждой была своя специфика, но в одном они сходились — найти убить адскую тварь до того, как она убьет тебя или ни в чем не повинных людей.

Тут же вся охота состояла из, как выразился дядька, нюансов. То фигура, видите ли, слишком значимая, то обстоятельства изменились, то еще что-то, о чем нельзя сказать прямо сейчас, а нужно ждать до вечера. Тварь ходит по улицам, среди людей — а всем плевать! У всех свои интересы, но какой в них смысл будет, когда выкормыш Геенны начнет рвать людей на куски?

«Если им так нужен этот культист, пусть бы и арестовывали его! — думал он, шагая к коляске у подъезда. — Я тут при чем? А то вчера они не понимали, что вообще происходит, а сегодня уже командуют, будто я у них на жаловании!»

София затеяла было в коляске прерванный разговор, но Ян поднял руку отцовским жестом и сказал:

— Не сейчас, София. Сегодня будем наблюдать, но не действовать. И говорить об этом сегодня больше не будем.

Другая девочка ее возраста обиделась бы или возмутилась. Но София принадлежала к роду охотников на демонов. Она знал, когда можно спорить, а когда делать этого не стоит. А после того, как погиб отец, Ян стал для нее главой рода, который и определял правила Охоты.

— Хорошо, — просто сказала он.

Когда коляска остановилась рядом с корпусом второго потока, София неожиданно чмокнула брата в щеку — чего обычно не делала, — одновременно прошептав ему на ухо:

— Только попробуй без меня что-то сделать! Прибью во сне!

И упорхнула на занятия, расточая по пути улыбки однокурсникам.

День для Яна тянулся невыносимо долго. Он почти не слышал того, что говорили лекторы на занятиях. После них, уже занимаясь с Никитой, невпопад отвечал на его вопросы. Мозг был занят решением дилеммы: принять решение Коваля или действовать по собственному разумению.

На каждой перемене он искал глазами Адама Олельковича, хотя третьекурснику вроде нечего было делать рядом с аудиториями первогодок. Был холоден со всеми. Довольно резко отказался от прогулки, которую предложила Лиза Казанцева. К завершению занятий он вымотал себя настолько, что даже рыкнул на Потоцкую, которая отчего-то решила, что Эссен теперь ее личный и постоянный источник новостей.

— Хам! — вынесла вердикт сплетница, гордо задрала острый носик и удалилась, сопровождаемая неизменной свитой из двух дуэний и двух рыцарей.

Только в конце учебного дня, направляясь к корпусам, где училась сестра, обнаружил, что успокоился. Нет, решения никакого он не принял, но понял вдруг, что от одного дня ничего не изменится. А раз так — смысл волноваться? Охотник должен быть холоден и собран, иначе зверь получит преимущество.

Ян шел к корпусам второго потока напрямик, уже успев выработать маршрут. Пролегал тот мимо тренировочных стадионов и особой популярностью у студиозусов не пользовался. Зачем топать по узкой тропинке через рощицы, отделяющие один стадион от другого, если можно спокойно прогуляться по вполне широким и куда более удобным для ходьбы аллеям?

Юноше же было здесь комфортно. Мало людей — мало шума. Он так и не сумел привыкнуть к тому, что рядом почти всегда кто-то есть. В Марке можно было несколько дней провести, встречая по человеку в день, здесь же постоянно кто-то дышал в ухо.

Приняв решение послушать дядю, Ян даже расслабиться сумел. Выйдя из одной рощицы и шагая к другой, он краем глаза наблюдал, как на ставшем видимом стадионе занимаются отработкой конструктов ученики вторых и третьих курсов. Стоило, однако, заметить среди них Олельковича, как душевный покой словно шквальным ветром сдуло. А тут еще и княжич будто почувствовал брошенный на него взгляд, обернулся и заметил Яна.