Дело о ядах (ЛП) - Торли Эдди. Страница 18

— Стоило дать тебе умереть, — цедит девушка. Она разворачивается, проходит в другую часть часовни и садится за кафедрой, пропадая из виду.

Дегре озирается. Когда она не выходит, он манит меня к своей скамье, притягивает меня ближе.

— Мы должны убить ее.

— Но она может помочь девочкам.

— Мы не можем вести ее к канализации. Она узнала нас. Потому она исцелила меня, чтобы завоевать наше доверие, чтобы привести Теневое Общество к твоим сестрам и Людовику.

Я закатываю глаза.

— Ты — сын учителя, а я — слуга. Никто нас не узнает.

— Уверен? Лесаж часто был там, чтобы знать всех детей короля. И кто знает, сколько у них шпионов во дворце.

Я пытаюсь подавить страх, но он бурлит, бежит по мне пенными волнами. Я хочу дать себе пощечину за то, что я был таким глупым, за то, что не увидел их заговор раньше. Я всегда делаю неправильный выбор: читаю незаконные брошюры, не могу защитить сестер, подверг опасности тысячи людей сегодня. А теперь это.

— Так что же нам делать? — спрашиваю я.

Дегре приоткрывает рот, но девушка поднимается из-за кафедры, и я отпрыгиваю. Это явно заставляет нас выглядеть более подозрительно. Она хмурится и садится на скамейку в передней части нефа, прижимает колени к груди, беспомощная и дрожащая, как котенок в сточной канаве. Она может выглядеть маленькой и невинной, но Дегре, несомненно, прав. Ей нельзя доверять. Ее семья ответственна за убийство половины знати. В том числе моего отца и королевы.

Но она лучший шанс для моих сестер выжить.

Их единственный шанс.

Дегре бросает на меня взгляд и кивает в сторону своей рапиры. Я совершаю ошибку, когда снова смотрю на девушку — такую мирную, с закрытыми глазами и приоткрытым ртом — и мои мышцы сжимаются.

С раздраженным взглядом Дегре вскакивает на ноги и поднимает свою рапиру с пола.

— Что ты творишь? — спрашиваю я.

— Просто извиняюсь за свое хамское поведение, — он делает вид, что вкладывает рапиру в ножны, затем ковыляет ближе к девушке. Она встает. — Мои искренние извинения, мадемуазель, — с поклоном говорит Дегре. — Спасибо за исцеление, — он протягивает руку, и девушка задумывается, прикусывая губу, а потом осторожно опускает свою маленькую ладонь на его. Дегре целует тыльную сторону ее запястья и в тот же момент ударяет другим кулаком по ее лицу. Сбивает девушку, которая только что спасла его. Она падает, как тряпичная кукла, соскальзывает со скамейки в свои черно-красные юбки.

Я не могу остановить вопль.

Дегре потирает костяшки и мрачно смотрит на меня.

— Что?

Стыд и возмущение горят на моих щеках.

— Ты собираешься убить ее? — спрашиваю я, пытаясь скрыть дрожь в голосе, но не могу.

Дегре подло улыбается, качает головой.

— Еще нет. Ты прав. Мы можем ее использовать… и по-разному.

МИРАБЕЛЬ

«Мерде».

Я извиваюсь в веревках, но узлы крепкие, и чем больше я борюсь, тем мокрее становлюсь. Дрожа и задыхаясь, я поворачиваюсь на бок, чтобы не попасть в ледяные лужи с запахом мочи. Мать была бы потрясена, если бы увидела меня — связанную, как свинью, катающуюся в грязи. Чем дольше я извиваюсь и плачу, тем больше уверена, что она здесь. Смотрит. Я замечаю мельком ее темные глаза в темноте. Я слышу обрывки ее голоса в пронизывающем порыве ветра.

«Это за то, что убежала. И за приготовление запрещенных настоек и исцеление наших врагов».

Возможно, она права. Я спасла мальчику жизнь, защитила его и его друга от магии Лесажа, и так они отплатили мне? Связали меня и оставили гнить в разлагающемся подземелье. Кошмар!

— Помогите! Пожалуйста! — кричу я сквозь кляп. Приглушенные крики отражаются от тесных стен, становясь все тише и тише, пока полностью не угасают. Никто не приходит, а часы идут. Темнота настолько густая, что я не могу разглядеть собственные ноги, не говоря уже о выходе, и я не могу определить, как долго я была здесь в ловушке. На закате этот неблагодарный негодяй ударил меня кулаком по лицу. После того, как я его исцелила.

Я должна был позволить ему погибнуть на мосту Нёф. И его другу.

Вина лентой обвивает мои ребра. Так сделала бы мама. Но мы должны защищать людей и заботиться о них. Мы должны быть лучше Людовика XIV. И я пообещала себе, что испытаю противоядие, если Лесаж высвободит свою магию. Что он и сделал. И это сработало!

Я хихикаю, мое дыхание вырывается облаком над моим лицом. Прилив гордости, такой же теплый и сладкий, как чай с лимонной вербеной, который пил отец, наполняет мое тело, частично борясь с холодом. Это единственная искра света, надежды в этой мрачной ситуации — в этой сырой, мокрой пещере или темнице, или где бы они ни держали меня.

Я стараюсь держаться за эту грандиозную победу, но с каждым часом земля становится холоднее, а кожа влажнее. Лужи просачиваются сквозь тонкий шелк моего платья, и я промерзаю до костей. Мужчины сняли с меня плащ, и это жалкое платье не защищает. Каменный пол врезается мне в бедра и плечи, и вскоре меня охватывает дрожь. Мои зубы стучат, голова кружится, а мысли путаются. Я замерзну до смерти до того, как мама найдет меня? Я хочу, чтобы она меня нашла?

Слеза катится по моей щеке и падает с подбородка. И еще одна. Они текут все быстрее, пока тяжелые рыдания не сотрясают меня. Я говорю себе, что так будет только на мгновение. Затем я соберусь и разработаю план. Но волны страха и сожаления продолжают бить меня так быстро, что я едва могу отдышаться между ними.

Я плачу по Грису, которого я оставила в хаосе процессии, где его могли затоптать копытами лошадей.

Я плачу по невинным людям, попавшим под перекрестный огонь молнии Лесажа или его тварей.

И я плачу по себе, потому что я дура, обманутая слишком много раз.

Такое ощущение, что пролежала здесь несколько дней, а то и месяцев, когда что-то далеко шуршит в темноте. Я поднимаю голову и прислушиваюсь. Медленно, как жуткая, бессвязная мелодия, звуки превращаются в шаги и голоса. Стучат и спорят. Приближаются.

Мои похитители вернулись, чтобы убить меня. Или мучать меня.

Я борюсь со своими путами с новой решимостью, извиваясь, напрягаясь и вытягиваясь. Но ничего не изменилось за часы или дни с тех пор, как они оставили меня. Веревки впиваются в мои запястья и лодыжки до крови. Мои плечи воют от боли — согнуты под неуклюжими углами, как у раненой птицы. Плача от боли, я прижимаюсь к капающей стене и молюсь об избавлении, хотя мои мольбы наверняка напрасны. Я сомневаюсь, что Бог благосклонно относится к убийце короля.

Вспышка света пронзает тьму. Он такой яркий на фоне удушающего мрака, что опаляет мои зрачки. Я вскрикиваю и закрываю глаза, но отпечаток света продолжает плясать за моими веками. Шаги шлепают по лужам грязи, и голоса постепенно становятся различимыми.

— Прошел всего день. Не нужно ее пока что кормить, — сетует кто-то.

— Нужно, — отвечает другой голос. Я его узнаю. Постепенно мальчики с моста появляются из тени, пригибаясь на входе в длинный коридор с низким потолком. Единственный факел, который они несут между собой, подсвечивает их лица снизу, заставляя их выглядеть дьявольски и угрожающе. Мое сердце бьется так безумно, что пульсирует в горле. Я упираюсь пятками в пол и забиваюсь глубже в угол.