Дело о ядах (ЛП) - Торли Эдди. Страница 30

Моя мать-служанка никогда не жила в покоях королевы, конечно. Но это не мешало ей мечтать. Ризенда рассказывала, как моя мама торговалась с другими служанками, убирала лишний раз или резала овощи, чтобы приносить завтрак королеве каждое утро и проводить хоть миг в этих покоях, представляя, как было бы, если бы король признал их отношения.

— Ну же, — Мирабель подталкивает меня и направляется к туалетному столику, на котором стоит ящик средних размеров из черного лакированного дерева. Она пытается открыть крышку, но она заперта, поэтому она роется в миниатюрных мисках с пудрой и духами.

— Ключ не здесь. Так и знала, — она бьет кулаком по коробке и смотрит на меня. — Это была пустая трата времени.

— К счастью, заниматься тем, что я не должен делать, — одна из моих специальностей, — я беру у нее коробку, нахожу на туалетном столике шпильку из слоновой кости и вставляю ее в замок. После нескольких поворотов и покачиваний замок щелкает, и я откидываю крышку с торжествующей ухмылкой. Передо мной сияет маленькая книга с потертой красной обложкой. Сдавленное рыдание срывается из губ Мирабель, и она хватает его со скоростью, не уступающей карманникам в Лез Аль. Затем она прижимает книгу к груди и глубоко вдыхает.

Она выглядит такой уязвимой, сжимая книгу так, будто это самое драгоценное сокровище во дворце. Я переминаюсь. Было нечто интимное в том, чтобы видеть, как кто-то так сильно любит что-то — как открывать окно в самую сокровенную часть их души — и это заставляет меня чувствовать себя так неловко, что я выпаливаю что-то раздраженное, чтобы она перестала.

— Ты все еще думаешь, что это было пустой тратой времени?

Она хлопает меня по плечу книгой, засовывает ее в лиф и, наконец, идет к двери.

Горничная выходит из смежного гардероба, когда мы в середине комнаты, и врезается в Мирабель. Кто в свою очередь врезается в меня. Служанка роняет кувшин с водой, который несла с собой, и он разбивается с таким громким треском, что кажется, будто все оконное стекло во дворце разбивается. Людовик и мои сестры, вероятно, слышат это из канализации. Что уже плохо, но тут девушка начинает кричать.

Я бросаюсь вперед, чтобы заткнуть ее, но Мирабель опережает меня. Она берет со столика у кровати графин воды и поворачивается. Кувшин разбивается о голову девушки, и она падает в воду и осколки фарфора, лежит неподвижно, руки и ноги замирают под неудобным углом.

Мы оба ошеломленно смотрим на нее.

Мирабель падает на колени.

— Пожалуйста, не умирай, — бормочет она, поднося ухо к губам девушки. Через несколько мучительных секунд она расслабляется. — Она дышит. Немного белокопытника для раны на голове и…

Мирабель продолжает говорить, но я больше не слушаю. Я проверяю дверь комнаты, затем снова смотрю на потерявшую сознание девушку. Я не хочу показаться бесчувственным, но Ла Вуазен прикажет опустить решетки и перевернуть все уголки дворца, если она найдет тело в своей спальне. И мы не можем вернуться в лабораторию за белокопытником — чем бы он ни был.

Я наклоняюсь, осторожно поднимаю девушку на плечо и выношу ее из комнаты.

— Что ты делаешь? — спрашивает Мирабель.

— Что нужно, — я запихиваю горничную в нишу в коридоре и скрываю ее шторой.

— Мы не можем просто оставить ее.

— Можем и оставим, — я хватаю Мирабель за локоть и тащу ее обратно к лестнице слуг. — Это просто удар по голове. С ней все будет в порядке.

Мирабель сердито смотрит на меня.

— Ну, у нее может быть сильная головная боль в течение нескольких дней, но это ее не убьет. Я же, с другой стороны, буду казнен в тот момент, когда меня обнаружат, и, поскольку ты заставила меня взять на себя обязанность не допустить, чтобы нас поймали, я этим и занимаюсь.

Мирабель снова оглядывается на нишу, но, в конце концов, вздыхает и следует за ней.

— Ты можешь загладить вину за то, что почти убила ее, исцелив кого-то, — говорю я, пока мы спускаемся по лестнице.

Мирабель пинает меня по лодыжке, и я спотыкаюсь и чуть не разбиваю нос о каменные ступени. Пожалуй, я это заслужил.

Мы спешим мимо кухонь, женщина в черном платье с седым пучком замечает нас и настаивает, чтобы мы шли за ней, но я начинаю бежать. Я не хочу попасться сейчас, когда мы так близко к завершению. Мы расталкиваем слуг, входящих во дворец, замедляемся до ходьбы, опускаем головы и идем по людному двору и мимо стражей на входе.

Даже после того, как я сбросил маскировку, и мы растворились в суете оживленных улиц, мы продолжаем идти мимо тележек с овощами и владельцев магазинов, размахивающих багетами, детей, продающих цветы, пока не становится видно старый магазин шляп. Это странно напоминает бег по улице накануне, когда я освободил ее из канализации. Та же напряженная энергия. Та же правильность, танцующая на моей коже, теплее полуденного солнца. Наши ботинки идеально стучат по булыжнику. Воздух между нами кажется наэлектризованным. Я такой хриплый и нервный, будто всю ночь проигрывал в карты.

— Похоже, у нас талант к побегам, — говорю я.

Мирабель слегка улыбается, и ее пальцы касаются передней части платья, где скрыт гримуар ее отца.

— Видимо, да.

13

МИРАБЕЛЬ

Я не могу перестать смотреть на гримуар отца. Не могу перестать водить пальцами по крошащемуся кожаному переплету. Он в моем распоряжении — его мысли, его почерк, сладкий аромат шалфея. Я зарываюсь носом в ломкие страницы и глубоко вздыхаю. Держу книгу. Представляя коварную ухмылку отца. Как бы ему понравилась эта интрига!

«Это моя девочка, которая рискует всем во имя алхимии!».

Я ложусь на груду обрезков в углу магазина и собираюсь уснуть. Мне нужно хорошо отдохнуть и быть готовой приступить к созданию лечебных средств, как только Грис принесет мои припасы.

Но у Йоссе другие планы.

— Я не знаю, как ты можешь спать! — говорит он, расхаживая по магазину с широкими красными глазами и румяными щеками, как ребенок на Первомай. — Так много нужно сделать, так много нужно спланировать.

— Это просто. Закрываешь рот, закрываешь глаза и лежишь неподвижно — хотя я начинаю понимать, что для тебя это может быть непросто…

Он смеется, как будто я шучу.

— Ты всегда такая спокойная и практичная, отравительница?

— Ты всегда такой шумный и пылкий, принц?

Он хмурится и гладит подбородок.