Непобедимый. Право на семью (СИ) - Тодорова Елена. Страница 13

— Запах, зрительный контакт, непосредственная близость — все это работает, — просто перечисляет, не сбиваясь со своего обычного темпа, вызывая в моем теле характерный и весьма выразительный трепет. — То, как ты выглядишь, — ведет взглядом по моим плечам и груди. Задерживается в районе декольте на подернутой мурашками коже. — Твои реакции. Свидетельства о твоем желании вызывают у меня ответные реакции.

— А если бы… Если бы я была холодной? Не откликалась, не задыхалась, не дрожала, не смотрела, не говорила глупости… — шепчу срывающимся низким голосом. — Ты бы хотел меня?

Тихомиров прищуривается. Медленно тянет воздух — не слышу, но вижу, как напряженно трепещут ноздри его носа.

— Трудно сказать. Скорее всего, нет.

— Хорошо… — киваю я. — А как… Как тогда я должна хотеть тебя, если ты только в двух местах живой? — говорю, что думаю, как и договаривались.

И Непобедимый вдруг мрачнеет. Вся его расслабленность, к чертям, рассеивается. Выглядит так, будто на ринг взошел.

— А ты, принцесса, провокатор.

Голос совсем другим становится. Вроде такой же тихий и размеренный… И вместе с тем гуще, опаснее и ярче.

— До сердца не так-то просто добираться, — с возвратившейся уверенностью защищаю свои позиции. — Прикажешь каждый раз лезть тебе в штаны?

Миша на вопрос не отвечает. Намеренно его игнорирует. Сжимая мой затылок, смотрит еще насыщеннее. Опаляет и подавляет. Так, словно готов всыпать мне по первое число. Только вот это как раз не пугает. Я боюсь холода, а огня — нет. В моей груди вспыхивает пожар предвкушения.

Тихомиров так крепко затискивает меня руками, что в какой-то момент кажется, попросту переломит. Но он лишь прижимает к себе и поднимается. В два шага пересекая гостиную, вдруг опрокидывает меня спиной на обеденный стол. Гладкая поверхность против моей пылающей кожи ощущается ледяной. Пробирает ознобом, а внутри новые искры на этом контрасте высекает.

— Миша-Миша… — то ли зову, то ли уже в бессвязном бреду нахожусь.

— Что, Полина-Полина?

Он как будто забавляется, хоть и не улыбается. А я больше ничего сказать не могу, потому как в очередной раз задыхаюсь, когда Тихомиров прижимается ко мне бедрами. Ноги и половина моей задницы, его же предусмотрительностью, находятся в воздухе. Поэтому попадает Мишин пах, как раз туда, куда, судя по всем его лекциям, стремится пенис. Меня шарахает током. Дергаюсь инстинктивно и порываюсь подняться, но Тихомиров блокирует. Наклоняясь, практически ложится сверху. Придавливает торсом и замирает у моего лица. Изучает внимательно и неторопливо.

Я часто моргаю и резче дышу, чтобы давать своим эмоциям хоть какой-то выход. И едва мне кажется, что справляюсь, Миша прижимается лицом к моей шее. Сцепляя зубы, терплю, когда губами касается. Но когда он, сгребая ладонями мою грудь, принимается с поражающей дикостью засасывать кожу, дергаюсь и громко стону.

— Миша-Миша…

Поднимая голову, топит в своей темноте. А потом… Успеваю вдохнуть, нервно пройтись по губам языком, прежде чем он впивается в них своим ртом. Я больше не теряюсь. С готовностью принимаю. Целую в ответ. Но я никак не могу совладать со своими чувствами. Меня снова захлестывает. Кажется, что не на твердой поверхности лежу, а проваливаюсь в какое-то густое и вязкое варево. Горячо. Терпко. Сладко.

Сердце чертит сумасшедшую кардиограмму. Взлетают пики в невиданные дали. Чтобы пару секунд спустя резко рухнуть вниз и снова стремительно умчаться ввысь.

— Тебе нравится меня целовать? Это тебя тоже возбуждает? — тараторю я между поцелуями. — Ты хочешь… Хочешь со мной слиться?

— Полина, — вроде и не выдает каких-то особых интонаций, а будто обрубает.

— Что? Ответь мне… — только шумно вздыхаю, когда стягивает мою сорочку вниз и полностью оголяет грудь. — Я тебя спрашиваю… Миша-Миша…

— Лежи тихо, Полина-Полина.

То ли кричу, то ли стону, потому что Тихомиров неожиданно проходится языком по моему соску. Я же будто таю. Растекаюсь. Мелко-мелко дрожу и горю. Готовлюсь умереть… Ну, как минимум лишиться сознания. Но Миша вдруг так же резко останавливается. Пока я пытаюсь отдышаться и хоть что-то понять, спокойно поправляет мою одежду. Однако взглядом не только сорочку, все слои кожи срывает.

Как ему удается держать это пламя внутри?

И снова, не давая никаких пояснений, целует. Делает это с аппетитом, но при этом все равно, будто по какому-то плану. Методично, достаточно осторожно, технически выверенно. Ничего более себе не позволяет. Догадываюсь, что там у него какие-то пункты, которые он открывает строго по плану.

«Стонов и вздохов ты от меня не услышишь…»

Собравшись с силами, отталкиваю его.

— Перестань… Я больше не хочу… — сбивчиво, но уверенно выдыхаю я.

Наконец, Тихомиров смотрит на меня. Не то чтобы растерянно… Но явно что-то не понимает и пытается разгадать.

Окончательно расстроившись, толкаю его в грудь и резко сажусь. Опуская взгляд, возвращаю на плечи тонкие бретельки комбинации.

— И вообще больше не целуй меня. Никогда! — требую сгоряча. — Я… Я не хочу… Так не хочу.

— Чего же ты хочешь, принцесса Аравина? — тон такой, будто не верит ни одну моему слову.

Боже, конечно же, не верит.

— Я тебе уже говорила.

— Повтори.

Злость придает смелости.

— Чтобы ты меня любил! А не просто… все это и дети…

Миша долго смотрит. Изучает мое лицо, словно примеряя задачу по силе.

— Если это случится, я обязательно тебя уведомлю.

Как всегда, рассудительный и прямолинейный. А меня от этой честности сначала на куски рвет, а потом захлестывает отчаянием.

— И на том спасибо, о, благороднейший Михаил, черт возьми, «Непобедимый» Тихомиров! Если у меня случится… — на эмоциях срываюсь. — Я тебе тоже обязательно пришлю уведомление!

Миша пронизывает меня каким-то новым взглядом. Я слишком расшатана, чтобы анализировать.

Реагирую больше на сухой тон:

— В этом необходимости нет. Я знаю.

Сама удивляюсь, как мне после такого удается внешне сохранить достоинство. Сжимая зубы, задираю подбородок и просто покидаю гостиную.

13

Непобедимый

После поездки даю Полине сутки, чтобы успокоиться. А по истечении этого срока приезжаю без предупреждения к ней домой. Впрочем, сама принцесса выходить отказывается. Стася Романовна крайне смущается, передавая слова дочери:

— Сказала, не договаривались.

Что еще за ребячество?

Сохраняя неподвижность, с некоторым удивлением отмечаю, как за грудиной, по независимым от меня причинам, происходят какие-то разящие колебания. Стискивая руки в кулаки, встаю с дивана.

— Позвольте подняться к ней в спальню.

Глаза Стаси Романовны слегка расширяются, однако она быстро справляется с изумлением.

— Конечно, — кивает. Бросает быстрый взгляд в сторону входной двери и добавляет: — Думаю, можешь подняться.

— Спасибо, — бросаю уже на ходу.

Поднимаясь по лестнице, ощущаю, как сердце на ровном месте ускоряется и принимается с шумом гонять по венам кровь. Шагаю медленно, несколько раз произвожу умышленную регулировку дыхания.

Полный контроль. Порядок.

Однако едва я намереваюсь постучать, относительную тишину дома взрывает резкий раскат музыки. Дробной нестройной линией из спальни принцессы летят барабанные удары, а после затяжной волной тянутся высокие гитарные риффы. И у меня ни с того ни с сего вновь взлетает пульс. Кровь тяжелым приливом ударяет в голову.

В стуке смысла нет. Резко дергаю дверь на себя и вхожу в спальню. Естественно, в какофонии безумных ритмов музыки Полина даже этого не улавливает. Лежа поперек кровати, шагает по воздуху задранными к потолку ногами. Глаза закрыты, не замечает, когда подхожу. Я же неосознанно застываю. Веду взглядом от свисающих с постели волос до лица. Стопорюсь, когда в груди резко жарко становится. Экстренно перестраиваюсь. Планомерно вдыхаю. Грудную клетку натягивает так, что в какой-то момент кажется — треснет.