Непобедимый. Право на семью (СИ) - Тодорова Елена. Страница 25

— Иду, малыш… Сейчас, — тайком утирает слезы.

Я почему-то вспоминаю, как что-то подобное делала моя мать. С трудом сглатываю. И медленно вдыхаю. Но прожаренный воздух все равно продирает внутренности.

И сбивается в увесистую груду, когда Полина снова оказывается рядом. Заплаканная и все еще дрожащая. Пытается забрать сына обратно. Не позволяю. И ей буквально приходится посмотреть мне в лицо.

— Как ты могла? — хриплю, едва встречаемся взглядами. — Мать твою, Полина… Как ты, блядь, могла?

— Не ругайся, — шепчет отрывисто. — Не сейчас… Дай мне Егора. Я отнесу его домой. Скоро мама с папой приедут, останутся с ним. А мы сможем поговорить.

— Никуда ты его не отнесешь, — жестко останавливаю ее я.

— Миша…

— Собери вещи. Вы едете со мной.

Полина бледнеет. А ребенок… Он, должно быть, улавливает в моем голосе злость и начинает плакать.

— Мама, — голосит так громко, что мне приходится позволить его забрать.

— Все хорошо, Егор. Мама здесь. Я здесь, — обнимая, целует его. — Все хорошо.

У меня снова что-то пережимает в груди. Пережимает и закорачивает.

— Миша, — в этот раз выдыхает мое имя так, словно заставив себя. — Пожалуйста, давай сделаем, как я предлагаю. Подумай о сыне. Сейчас ты его пугаешь. И тем самым отталкиваешь.

Стискивая челюсти, молчу. Потому что все, что я могу сказать, озвучивать нельзя. Полина в свою очередь зависает на мне каким-то растерянным взглядом.

Что ее, блядь, так удивляет? То, что я взбешен ситуацией?

— Я поднимусь с вами, — заключаю безапелляционно. — Больше никаких уступок не жди.

— Хорошо, — выговаривает едва слышно.

И, прижимая ребенка, разворачивается в сторону подъезда.

Незамедлительно шагаю следом.

23

Полина

— Здесь мы живем, — говорю я, когда Тихомиров шагает в наш с сыном маленький мир и закрывает за собой дверь.

Высокий и крупный, он сразу большую часть пространства крадет. Хотя по метражу квартира у нас далеко не крошечная.

Встречаемся взглядами, и я снова задыхаюсь. Сердце насмерть в груди разбивается.

Миша такой злой, чужой и незнакомый. Никак не могу скрыть того, что он пугает меня. Дрожу и сына с рук спускать не хочу.

— Мамочка, дай я папе конструктор покажу! — требует Егорка.

И я вижу, как Непобедимый вздрагивает. Ведет его от нового статуса впечатляюще. И от этого мне еще страшнее становится. Когда-то я радовалась любым эмоциям Миши, сейчас же… Лучше бы их не было.

Егор соскакивает на пол и убегает, а я замираю, словно парализованная. Снова и снова ловлю этот пылающий взгляд и отчаянно содрогаюсь. Не знаю, каким богам молиться, чтобы сдержать надвигающуюся бурю.

— А если бы я не приехал? Если бы не увидел тебя? — в голосе та самая скрытая ярость плещется.

— Я собиралась тебе рассказать.

— Когда, блядь?

Вздрагиваю и на мгновение зажмуриваюсь.

Чуда не случается. Я не успокаиваюсь. А Миша, когда я снова смотрю на него, миролюбивее не выглядит. Тихо-миров… Он ведь всегда обладал нечеловеческой выдержкой и равновесием. Таких опасно злить — теперь я знаю.

— Я ведь записала его на твое имя… И показывала фотографии… Говорила, кто ты… Я не собиралась вечно скрывать, клянусь! Мне просто нужно было время.

— Время… Для чего? — спрашивает резко, не давая мне возможности даже дыхание перевести.

— Если бы я сказала, что беременна, ты бы давил на меня и принуждал к браку, — поясняю я и краснею.

Миша прищуривается и выразительно сжимает челюсти.

— Выходит, ты, когда разрывала помолвку и отменяла свадьбу, уже знала, что беременна?

Безопаснее было бы соврать. Но я не могу этого сделать.

— Знала, — роняю виновато и отворачиваюсь.

Боковым зрением замечаю, как Миша шагает ко мне. Вся сжимаюсь и напрягаюсь в ожидании того, что он посмеет ко мне прикоснуться, но и избежать этого не могу.

Благо появляется Егор и буквально перехватывает отца.

— Смотри, папа, самолет!

Слово «самолет» одно из тех, которые сыну совсем плохо даются. Но он держит подаренную и сложенную дедом модель на вытянутых руках, и, думаю, Миша догадывается, о чем речь.

— Молодец, — хрипит Тихомиров после затяжной паузы.

Вижу, как ему сложно дается каждое слово, все эти незначительные моменты, и сама дрожать начинаю. Обижаться на злость не получается. В полной мере осознаю — мир Непобедимого тоже сейчас разрушен.

Он наклоняется и поднимает Егора на руки, а я отворачиваюсь. Сердце непрерывно болит, а когда смотрю на них вместе, и вовсе кровоточить начинает.

— Проходи в гостиную. Я пока сделаю кофе.

Сбежав в кухню, всеми силами пытаюсь успеть за это время отвлечься и успокоиться. Но вместо этого прислушиваюсь к происходящему в комнате. Все, что говорит сын, четко улавливаю, а вот от Тихомирова ни одной фразы не распознаю. Слишком тихо он говорит.

— Мама показывала… Да… Знаю… Егор Тихомиров… — понимаю, что все это ответы на какие-то вопросы, и отчего-то еще сильнее нервничать начинаю. — Да, вдвоем… Я и мама… Здесь…

Напряженно сглатываю и иду к раковине только для того, чтобы сунуть под холодную воду дрожащие руки. Не спасает это. По телу горячие волны расходятся. Очень душно мне становится. И сердце в груди снова выделывает безумные пируэты.

— …ты — чемпион, — говорит Егор, когда я вхожу с подносом в гостиную. — Мы с мамой смотрим, как ты дерешься… И дедушка… Тоже смотрит…

Миша поднимает взгляд, и остаток пути мне приходится преодолеть под прицелом слишком настойчивого внимания. Улыбаюсь, а в груди жар вспыхивает. Стягивает горло. Перекрывает дыхание.

Наклоняясь над столиком, прикладываю титанические усилия, чтобы не опрокинуть на Тихомирова кипяток. И едва справляюсь с этим непосильным заданием, дверь открывается, и в квартиру входят папа с мамой.

Эпическая встреча.

Не знаю, как я не лишаюсь чувств. Наверное, боюсь, что кому-то из близких быстрее «скорая» понадобится.

— Здравствуй, Миша, — отмирает первым папа.

— Здравствуй, — вторит мама.

Тихомиров встает с дивана. Но руку, как раньше, папе не подает.

— Добрый день.

После сухого обмена приветствиями вчетвером приходим в оцепенение. Только Егорка, соскакивая с дивана, бежит к папе. Тот, конечно же, улыбается и сходу подхватывает его на руки.

— Деда, папа приехал, — сообщает радостно, указывая на Мишу.

Тот сглатывает и, словно получив удар в грудь, едва-едва заметно смещается. Стискивая челюсти, напряженно замирает.

— Вижу, — отзывается папа. — Давай, чемпион, пойдем, в комнате поиграем. Пусть мама с папой поговорят, — сразу же к двери направляется. — Стась, бросай свою клубнику, и тоже пойдем.

Мама опускает корзину прямо на пол, прижимает ладонь к груди и спешно покидает гостиную.

Миша опускается обратно на диван, а я, старательно избегая его взгляда, сажусь в кресло. Была бы возможность, нашла бы место еще дальше.

— Рассказывай все по порядку, — требует Тихомиров приглушенно.

— Я уже и так почти все тебе рассказала…

— Не все, Полина.

— Миша… — хочу возразить.

Но он достаточно резко меня перебивает:

— Пока я, блядь, пытаюсь привыкнуть к тому, что у меня есть сын, у тебя есть шанс все объяснить. Завтра этой возможности может и не быть.

Я шумно вдыхаю и намеренно торможу себя. Прикусываю язык, чтобы не выпалить какую-то колкость. Понимаю ведь, что злить его сейчас не стоит. И так… Нужно установить нормальные здоровые отношения. Нам ведь еще как минимум семнадцать лет сталкиваться придется.

— Я все объяснила еще два года назад, Миш. И сегодня добавила: боялась давления с твоей стороны. Хотела сказать сразу после родов, но… Было сложно, Миш, понимаешь? Я откладывала. И потом, с каждым днем эта информация становилась тяжелее и опаснее. Сейчас я даже рада, что все открылось. Правда! Наконец, я могу вздохнуть с облегчением и не мучиться чувством вины. Твои права я ограничивать никогда не собиралась. Ты можешь видеться с Егором так часто, как только сам пожелаешь. Думаю, он быстро на контакт пойдет. Знает ведь тебя. Я старалась, чтобы он… — моя трескотня обрывается. Казалось бы, что такого? Но ощущается так, словно к самой тяжелой части подхожу. — Я старалась, чтобы он тебя полюбил, — взгляд Тихомирова выдержать не могу. Опускаю и принимаюсь суматошно водить им по остывающему кофе — от одной чашки к другой. — Много рассказывала о тебе, правда. Показывала каждый день фотографии и видеозаписи. Он… — снова прерываюсь. Нервно сглатываю. — Егор ждал, когда ты приедешь.