Непобедимый. Право на семью (СИ) - Тодорова Елена. Страница 36

«Любил…»

Это воспоминание я избегаю сильнее всех остальных. Прошло пять дней, а оно до сих пор вызывает внутри меня мощнейший обвал эмоций.

«Убийство» было одноразовой акцией. Тихомиров спустил пар и забыл. Выплеснул за все два года? Следующий приход можно не ждать?

Ну и не надо. Я тоже переживу. Я ведь сильная. Если бы не была, давно бы сломалась. А сейчас… Сейчас не имею морального права.

— Егорчик, доедай, сынок, — подгоняю ласково, загружая попутно посудомоечную машину. — Скоро бабушка Поля приедет. Ты же хочешь провести день с ней?

— Папы нет, — протягивает малыш уныло.

— Ему сегодня надо было уйти раньше.

Конечно же, такое понятие, как «надо», сыну освоить пока трудно.

— Каша невкусная.

— Что ты такое говоришь? Вкусная. Я пробовала.

— Невкусная. У папы вкусная!

«Нельзя обижаться», — едва ли не на лету останавливаю все прочие мысли.

— Точно такая же, — терпеливо замечаю я.

— Нет!

— Ладно, — вздыхаю. — Если невкусно, оставь. Проголодаешься, поешь у бабушки.

Подхватываю одной рукой тарелку, второй Егора из кресла вынимаю. Ставлю на пол, он сразу же убегает мыть руки — вышколил Тихомиров. Еще раз вздыхаю и отправляю кашу в мусорное ведро.

К приходу тети Полины Егор немного отходит. Прежде чем она появляется, нам удается немного поиграть его любимыми самолетами.

— Я тебя люблю, — чувствую необходимость сказать.

Ловлю и прижимаю к груди.

— Я тебя тоже, — бормочет сын.

Оставляет на моей щеке смазанный поцелуй и соскакивает снова на пол.

Мишина мама при виде Егора вся светится. Каждый раз как замечаю это, сердце сжимается. Подхватывая малыша, не перестает улыбаться, но в глазах поблескивают слезы. Счастья. Я надеюсь, что это только оно.

— Ну что, чемпион? Готов к приключениям?

— Да! — выкрикивает Егор.

И они сразу же направляются к двери. Я несу сменные вещи.

— Миша заедет? — уточняет тетя Поля, забирая у меня сумку.

— Да. Говорил, что заберет сам.

— Окей. Только пусть не спешит. У нас много планов.

И снова у меня сжимается сердце.

— Напишу ему о ваших планах, — улыбаюсь я.

— Ну, все тогда… Целуй маму, чемпион, и полетим.

Тянусь и сама целую сына. Машу рукой, когда выходят за дверь и спешу ее захлопнуть, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы.

Впервые остаюсь в квартире Тихомирова одна. Нужно собираться в университет. Этим я и занимаюсь, но как-то лениво. Подвиваю кончики волос, подкрашиваю глаза и прохожусь по губам блеском. Над платьем недолго думаю. Надеваю то, что оказывается ближе. С обувью приходится повозиться, только потому что все, что я ношу, чаще всего не подходит к этому наряду по цвету, а переодеваться не хочу.

— Да к черту… — выдыхаю в конце концов и вытаскиваю не самые удобные нюдовые босоножки.

Иду с ними в прихожую. По пути заглядываю на кухню, чтобы убедиться, что посудомоечная машина включена. И, конечно же, обнаруживаю ее далеко не в режиме работы, а с распахнутой дверцей. Тарелка из-под каши стоит на столешнице и уже подсыхает.

— Боже… — бормочу, завершая работу.

Оглядываюсь и замираю, когда слышу, как в прихожей скрежещет ключ. Сначала удивление не дает пошевелиться, а потом волнение.

Замок не проворачивается… Но дверь открывается. Раздаются шаги. Я неосознанно прижимаю к груди обувь и пячусь.

Бурно вздыхаю, когда в проеме вырастает крупная фигура Тихомирова.

— Почему дверь открыта? — сходу нападает он.

Тон суровый, взгляд жесткий.

— Я закрывала, — оправдываться бессмысленно. Но признать ошибку под таким давлением смелости не хватает. — Не знаю, как получилось…

— Не знаешь, значит? — повторяет мрачнее. Ведет взглядом по мне. Оценивает с головы до ног. Что ему не нравится? Дальше следует осмотр кухни. В районе стола замирает. — Сахар, — цедит, будто уличая в смертельном преступлении.

Я вздрагиваю. Прослеживаю взглядом. И вновь вздрагиваю.

— Я не доставала его сегодня!

— Кто же его тогда достал? — отражает непробиваемым тоном. — В этом доме только ты его ешь.

Сцепляя зубы, раздраженно закатываю глаза. Взбешенно вздыхаю.

Не собираюсь больше с ним разговаривать!

Резко срываясь с места, демонстративно подхватываю чертову сахарницу и, громко хлопая дверцами, возвращаю ее «на место».

Забываю о том, что хотела спросить, почему он так рано вернулся из зала. Мне плевать! Не глядя, пролетаю мимо Тихомирова в коридор. Он зачем-то идет следом.

Бросаю на пол босоножки, но наклониться к ним не успеваю. Миша подхватывает и несет меня в спальню.

— Что ты делаешь? — вырывается у меня после паузы.

Не отвечает. Вижу, как стискивает челюсти. Шумно и горячо выдыхает уже мне в шею. На кровати. Я отталкиваю, он прижимается. Перехватывая мои руки, разводит их в стороны. Притискивая к матрасу, пытается поцеловать. Уворачиваюсь, замирает у щеки. Медленно отстраняется и смотрит. Я невольно отражаю.

Кипим. Вместе.

— Миша… — единственное, что получается прохрипеть, прежде чем он запечатывает мой рот своим.

Едва его язык оказывается внутри меня, едва я ощущаю его вкус, мозг отключается. Прикладываемая сила и неудержимая страсть Тихомирова захватывают мгновенно. Больше не нужно фиксировать мои руки, он это понимает и отпускает, чтобы я обняла. Оглаживаю горячую кожу шеи, на эмоциях щипаю. Когда чувствую, как задирает мое платье, царапаю.

Мы ничего не говорим. Отрываемся только, чтобы освободиться от одежды. Я все снимаю и Миша… В солнечном свете полностью голый предстает. Теку лишь от того, что вижу. Между ног хлюпает, когда перемещаюсь.

Тихомиров меня сразу же дергает и подминает. Прожигая взглядом, впивается губами, а после и зубами в шею. Жадно целует грудь. Я выгибаюсь и громко стону. Потеем еще до того, как он входит в мое тело. Все движения отрывистые, неопределенные — то боремся, то мертвой схваткой сцепляемся. Впитываем липкое тепло вместе с чувственной дрожью друг друга. А когда Миша врывается, синхронно стонем. Его голос перекрывает мой и по громкости, и по силе. Меня сходу трясти начинает. Я уже бессвязно мычу. Раскрывая бедра на максимум, отчаянно принимаю его ритмичные толчки.

Хочется целоваться, но сил не хватает. Только тремся раскрытыми ртами. Через стоны и хрипы прихватываем влажную плоть губами. Остановиться, замереть хоть на секунду ни у Миши, ни у меня не получается. Толкаемся друг другу навстречу, не замечая того, как одуряюще стучат наши сердца, как срывается дыхание, какими натужными становятся стоны. Пока удовольствие не достигает пика. Откидывая голову, мечусь, словно в лихорадке. Хриплю и отрывисто мычу. Трясусь настолько, что Мише меня ловить приходится. Притискивая к матрасу, он с рычащим стоном изливается мне на живот. Не думая, что и зачем делаю, ловлю член. Сжимая, двигаю ладонью. Стоны Непобедимого становятся неистовыми, я от них глохну. И схожу с ума.

Когда пульсация наших тел стихает, еще какое-то время не двигаемся. Не торопимся посмотреть друг другу в глаза. Медленно восстанавливаем дыхание. Практически до минимума спадает пульс. Только тогда замираем. И это является своеобразной командой перед рывком в холодную воду.

Приготовиться? Нет, не успеваю…

Миша поднимается, мои руки соскальзывают. Сталкиваемся взглядами. В груди новый взрыв происходит. На этот раз мучительный, с примесью тоски. Но молчание не прерывается. Ничего не говорим. Собираем вещи и расходимся. Я в ванную сбегаю, а Миша в свою комнату.

Вожусь я долго. Приходится заново приводить себя в порядок. Платье тоже оказывается сильно измятым. В этот раз выбираю топ и короткие брюки. Удивляюсь, заставая Тихомирова в гостиной. Он разговаривает по телефону.

— Нет. Не смогу. Занят буду.

Ненадолго встречаемся взглядами. Я прикладываю все усилия, чтобы не покраснеть. Жаль, оценить свои труды не могу, тело и без того ощущается горячим.

— Подвезу тебя, — прилетает мне в спину уже в прихожей.