Грезящая империя (СИ) - Крупкина Дарья Александровна "Мэй". Страница 37

— Там кто-то был?

— Мы не знаем… рядом сейчас грезящие.

— Значит, оставим им. Сообщи, если что выяснят.

Торопливо поклонившись, слуга тут же убежал, а Берилл устало потер переносицу. Весь этот Ша’харар внушал ему смутное беспокойство. Казалось, будто кто-то следит с полустертых мозаик на стенах, шепчется по углам. Берилл ни на секунду не расслаблялся, хотя ждать опасности было глупо. Живого здесь давно не осталось, а против грёз он ничего не мог. Агат описывал давящую магию перед вратами, здесь же Берилл ощущал, будто на него самого давит Ша’харар постоянным беспокойством.

Куда вообще подевался Агат?

Берилл решил отыскать брата. Неудивительно, если он предпочел улизнуть из поля зрения бдительного Берилла, но тот ничего не мог с собой поделать. Хотя Алмаз никогда не интересовался историей и вряд ли жаждал спускать в потерянный город, именно здесь создавалось впечатление, будто его дух витает рядом.

Возможно, из-за защиты и магии — того, что Берилл никак не мог пощупать, выставить против воинов или сделать хоть что-то.

Он бессилен.

Как и в тот момент, когда Алмаз бился в агонии, а сам Берилл ощущал нарастающую слабость. Лучше бы он тогда отключился. Но он видел и слишком хорошо запомнил это чувство липкого, мерзкого бессилия, когда ты можешь только смотреть, как уходит жизнь из близкого тебе человека.

Рука Каэра живо напомнила Бериллу это ощущение. Где-то внутри притаилось чувство, что он мог бы остановить Каэра, дать грезящим проверить. Он будущий император, его обязанность — видеть вероятности. А он попросту предложил Каэру попробовать.

Хуже всего, когда вперед пошел Агат. В тот момент Берилл не очень понимал, что происходит, но позже, когда проход открылся, и они пошли вниз, он не мог отделаться от призрака Алмаза. А если бы эта магия, наоборот, восстала против крови Агата? И он бы тоже корчился от боли там, на земле… или что похуже.

А он, Берилл, снова ничего не мог сделать.

Больше никогда. Насколько это будет в его силах, больше он никогда не будет обессиленный смотреть. Он не смог помочь одному брату тогда, но точно не допустит, чтобы что-то случилось со вторым.

— Берилл, — Ашнара легонько коснулась его локтя. — Не знаю, о чем ты думаешь, но помни, что твои мысли могут путаться.

Из-за яда, конечно. Который отравлял сны, бился в висках болью. Берилл кивнул и глубоко вздохнул, прикрыв глаза. Он не смог бы избавиться от тревоги, но нет смысла изводить себя или брата. Лучше успокоиться и держать в руках. Стоит проверить Каэра и поинтересоваться, что уже нашли в городе.

— Ваше высочество!

Тот же слуга подбежал к ним с Ашнарой.

— Ваше высочество! Тот коридор, где случился обвал! Там принц Агат с леди Тишлин.

***

Агату приходилось и с лошади падать, и пальцы ломать, и даже бывать раненым в приграничных стычках. Правда, он обходился царапинами, которые в лучшем случае приходилось зашивать — настоящую рану получил только от нанятых каш’шинов на ступеньках храма.

Каждый раз Агат усмехался, что он крепкий. Правда, в полной мере проверить удалось только в подземном коридоре Ша’харара.

Он очнулся от того, что кто-то звал его по имени и хлопал по щекам. Открыв глаза, Агат моргнул пару раз, а потом сощурился. Тишлин успела отыскать факел или умудрилась не выронить его. Огниво у всех без исключения имелось при себе, так что узкий коридор высвечивался трепещущим пламенем.

Тишлин выглядела грязной, с мелкими камушками и пылью, запутавшейся в распущенных волосах. Но ран видно не было, по щекам она хлопала энергично, а на лице застыло беспокойство, а вовсе не выражение боли.

Пока Агат не пришел в себя полностью, его почему-то больше всего поразили именно распущенные волосы. В экспедиции женщины предпочитали собирать их — все, кроме Ашнары, разумеется, которая руководствовалась собственной модой на прически.

— Красиво, — сказал Агат. — Тебе так больше идет.

— Что?

— Распущенные волосы.

Тишлин нахмурилась. Она помогла Агату усесться, а потом заставила прислониться к стене, следить за светом факела, заглядывая ему в глаза и уточняя, болит ли голова, чувствует ли он что-то странное.

Агат уже достаточно пришел в себя, чтобы от всего отмахнуться:

— Я крепкий. Ты ранена?

— Нет, у меня же орихалковая пластина в одежде. У тебя разве нет? Не похоже, чтобы по тебе хотя бы мелкие камушки не попали.

Агат пощупал лицо, чувствуя порезы, скула ныла, тело тоже болело от синяков. Он вспомнил, как сам зачаровывал орихалковую пластину в Обители грёз перед сбором экспедиции. Они вшивались в одежду всем участникам как раз против подобных обвалов. Если камень размозжит голову, не спасут, но от мелких — вполне.

— У меня нет орихалка, — сказал Агат. — На меня грёзы всегда плохо действовали, но в последнее время совсем бесполезны.

К счастью, помимо синяков и ссадин он и правда не чувствовал каких-то повреждений. Поднялся на ноги, и Тишлин посветила на завал. Выглядел он грозно и плотно, так что с той стороны не раздавалось ни звука.

— Берилл взбесится, — пробормотал Агат.

— Надеюсь, он не решит, что ты помер, и можно нас не искать?

— У грезящих есть орихалковые устройства… в общем, они смогут определить, что мы живы. Но не более того. Берилл знает, что при мне орихалка нет. Они скоро разберут завал.

Агат подумал, что ему стоит уговорить Берилла вернуться в Кахар вместе с ним. Ша’харар плохо на него влиял, он только сильнее беспокоился, а теперь наверняка решит, что они тут ранены и истекают кровью. Он вообще весь город разберет!

— Грезящие смогут избавиться от камней, — сказал Агат. — С чем не справится магия, сделают обычные руки.

— Каэр с ума сойдет от беспокойства.

— Поверь мне, он еще не сходит с ума, — пробормотал Агат.

Он понял, что если так и будет стоять и пялиться на завал, то начнет в красках представлять, как Бериллу сносит крышу. Поэтому он развернулся и посмотрел вглубь темного коридора:

— Раз уж мы здесь, и у нас есть время… давай не будем мучиться, представляя себе наших братьев. Лучше узнаем, что же такого в этом проходе.

Тишлин смотрела на него, явно размышляя. С распущенными волосами, в грязной одежде она казалась на удивление привлекательной и… близкой. Как будто камни смахнули привычные маски.

Наконец, девушка кивнула и первой пошла в коридор, светя факелом. Без былой решительности, куда аккуратнее.

Самый обычный коридор, Агат не ощущал в нем чего-то особенного. Коснулся пальцами тонкого узора, который вился на высоте человеческого роста. Будто кто-то выбил каменную тесьму, которая наверняка многое означала для древних.

Узор из непонятных черточек будто дрогнул под пальцами Агата. Он тут же отдернул руку и не решился на эксперименты. Только не сейчас.

Вместе с Тишлин Агат двинулся дальше, в глубину тьмы.

Коридор шел с пологим уклоном, явно под землю. Агат рассчитывал, что он выведет в очередную комнату, полную книг, но вместо этого проход внезапно оборвался во тьму. Похоже, дальше оказалось какое-то большое помещение, но факел Тишлин не мог его осветить.

Они замерли, и Тишлин неуверенно обернулась на принца:

— Пойдем вдоль стены?

— Нет. Лучше посвети мне. Здесь наверняка должна быть система освещения.

— Возможно. На грёзах.

— Эй, я почти грезящий!

Пока они разговаривали, Тишлин светила факелом на стену рядом со входом, Агат же сам не знал, что искал… пока не наткнулся взглядом не небольшое углубление правильной округлой формы. В стороны от него будто бы уходили тонкие каменные прожилки. У грезящих свет выглядел не совсем таким, но похожим образом. Принцип наверняка один. Оставалось надеяться, что за сотни лет не все чары исчезли.

Агат поднял ладонь к углублению и сосредоточился. Если направить нужные грёзы, то они активируют свет, разнесут его по всей поверхности, с которой связано устройство. В Обители грёз так заставляли слабо светиться сами стены.