Заповедник "Неандерталь". Снабженец (СИ) - Старицкий Дмитрий. Страница 39

Глава 9

Готовый собачий питомник был весьма похож на привычное в ««осевом времени»» собачье заведение - полицейский или хорошей части охраны железной дороги. Иначе и быть не могло – сам же его проектировал по виденным в той жизни образцам. Для каждой собаки был построен отдельный просторный и крытый вольер из сетки-рабицы с деревянным полом и тёплая будка внутри него. В вольерах высокий человек мог стоять в полный рост. Задние стенки вольеров были наружными стенами самого питомника. Сами вольеры на тридцать шесть собак располагались ««покоем»», а посередине оставлен просторный выгул с некоторыми снарядами для дрессировки. Бум, двойная лестница, барьер, дорожка из разновеликих пеньков. Кроме нормальных ворот наружу, была еще между вольерами калитка в сторону будущих конюшен, чтобы при необходимости можно было пройти насквозь все дворы маетка, не выходя за периметр.

Кстати, высокую лестницу, вполне, можно было использовать и как сторожевую вышку. С нее окрестности далеко видно.

Сосипатор многое посчитал баловством, но согласился со мной, что если территория позволяет, то почему бы и нет. Но заявил с некоей задумчивостью.

- Не каждый человек так живёт, как вы тут для псов понастроили. И вольер да ещё будка в нём.

И это любитель собак говорит. Псарь от бога. Наверное, я еще многое в людях не понимаю, хоть и жизнь прожил. Или у них в девятнадцатом веке совсем другие стандарты были.

- Сам же проект утверждал, - удивился я.

- Так-то бумажка, а тут вживую сам видишь, - вздохнул Сосипатор. – Но мне нравится. Надеюсь, и мне тут дом построят не хуже, чем моим собакам.

- Со временем, дорогой Сосипатор, со временем, – обещал я. - Не всё сразу. Слышал, как говорят: Москва не сразу строилась. Пока тут поживешь, - кивнул я на административное здание питомника у ворот. Две бытовки были поставлены в два этажа с наружной лестницей и балконом, с которого весь питомник как на ладони. Под балконом остеклённая веранда. Первый этаж под склад. Второй для жилья – две комнаты распашонкой с печкой в тамбуре. Рядом пристроен навес для собачьей кухни с чугунной печью-плитой и дровяным складом. По-спартански пока.

Построили питомник целиком из вывезенных мною из Москвы девяностых материалов. Даже крыша была из металлочерепицы – ее в отличие от всего остального белорусы собирали. А так питомник сладила Тарабринская артель плотников. И уже перешла на соседний двор ваять из дубового лафета каркас первой конюшни. Пока еще деревянной.

Но пилорама работает, так что стройматериала пока хватает. А стены первой конюшни решили делать засыпными - опилками, пропитанными известью меж двух дощатых стен. Внешняя стена внахлест, внутренняя – в стык. Такую конструкцию уже на собачьем питомнике опробовали. Опилок у нас много пилорама производит. Успевай только солярку завозить. И с известкой проблем нет никаких. Каменщики сами щебень ракушечника на нее жгут.

А под каменную конюшню пока только траншеи под фундамент прокопали. И бутовый камень с каменоломни завезли. Цемент из Америки. Ручную бетономешалку из России девяностых. Где что выгоднее было брать, там и брали.

Между собачьим питомником и деревянной конюшней оставили место для брандмауэра. Противопожарную безопасность никто не отменял. Но его очередь последняя. Если нарубленного камня хватит.

Кони пока - все шестнадцать тяжеловозов, - на вольном выпасе внутри огороженных полей. Свежей травкой заправляются и поля удобряют. Если камни не возят.

А камни возить – целая операция. Далековато расположены каменоломни. За сутки всего одна ходка обозом получается. Туда и обратно. Пока грузят - коням на морду вешают торбу с овсом. У речки обязательная остановка – коней напоить.

Одна телега почти восемь сотен килограмм везёт. А восемь фур – шесть с половиной тонн. Можно и больше грузить, но тогда коням чаще отдых давать надо и на колёса избыточная нагрузка получается – оси-то деревянные. Смазываем местной нефтью, что на поверхность сочится на севере керченского полуострова – не хватало мне еще деготь из других времён таскать. Так что нашли оптимум. И так Шишкин весь извёлся. С одной стороны ему лошадок жалко, с другой – для них же конюшню из этого камня строить.

Это еще он обиженку на меня держит, что заставил я с ходу его лошадок щебень возить на дорогу – воронки от пней засыпать.

Вывез поваров-детдомовцев в ««Неандерталь»». Не без косяков. Несмотря на то, что всё было чётко оговорено с ребятами ««на берегу»» - оплата, условия работы и быта, пять лет на месте без отпуска, глухомань, полное отсутствие цивилизации и привычных для современной молодежи развлечений, невеста нашего хлебопёка, когда поняла, где оказалась, устроила нам многочасовую истерику. Не сразу, а как увидела в моем домике леопардовые шкуры и узнала, что это обитатели соседнего леса. Пришлось доставать заначку простейшего народного антидепрессанта.

Но, как бы то, ни было - хлебопечка работает, народ кормит свежим хлебом. Почти по царской армейской норме – фунт в день. Правда фунта не получается, так как форма хлебная рассчитана на буханку в 700 грамм. Но полбуханки свежего хлеба в день каждый в пайку получает.

Этой паре мы еще взрослую бабу дали в помощь – закваску готовить, а то молодёжь даже не знала, как обходиться без магазинных дрожжей. А местные бабы в этом доки.

Второй повар, тот, что на полевую кухню нанялся, только и сказал, когда узнал где он.

- Прикольно. А мамонты тут есть?

Когда узнал, что нет тут мамонтов, кисло выматерился.

- Ну, так не интересно. А с бабами тут как?

- Каком кверху, - ответил ему Жмуров. – За руку взял – женись.

Да и мало у нас пока женского персонала. Жена Вани Шишкина. Жена да дочь ветеринара. Моя жена, жена да дочери Сосипатора, которые еще не приехали. Еще пара тёток в возрасте. Остальные мужики тут командированные, без семей. Сказали: семьи привезут, когда будет куда – как построятся. А пока в двух больших палатках армейских монастырём живут.

На пилораме Ян Колбас с помощниками из бывших лесорубов работают ударно. Штабель бревен потихоньку тает, штабеля досок потихоньку растут. Сушатся.

Колбас нет-нет, да и напомнит мне про свою деревеньку.

- Всё помню, - отвечаю ему. – Соль. Сосипатор. Потом и моё обещание тебе исполним. Не опоздаем. Мне пока из архива еще документы не принесли. Да и на место надо съездить, своим глазом посмотреть, что там, да как в 21 веке. Мало нас с эсесовцами впрямую махаться.

Архивариусов в Москве и Минске я деньгами зарядил на поиск событий в 1943 году в деревне Лапинцы Воложинского района Минской области. По возможности с полным списком жителей этой белорусской вески. Но, как это обычно и бывает, архивные крысы торопиться не любят. Как их не стимулируй. У них и своя плановая работа есть, за которую начальство спрашивает.

Пока удалось узнать только приблизительную дату события – вторая половина июля 1943 года. Списка жителей не обнаружено. Известно только то, что все они были ««заживо сожжены вместе с постройками»» в ходе карательной операции ««Герман»», в которой принимал участие украинский полицейский батальон под руководством зондеркоманды СС.

Ужаснее было другое. Архивная справка гласила, что в Белоруссии во время Великой Отечественной войны немцами и их украинскими и прибалтийскими приспешниками было уничтожено 628 сел и деревень вместе со всеми жителями, включая немощных стариков, инвалидов, и матерей с грудными детьми. Мне жизни не хватит их всех спасти, даже долгой жизни проводника. Но хоть одну веску мы спасём. Я обещал Яну.

Юшко делает полную профилактику ««шкоде»» - той скоро в поход.

Я настроился на рейд в революционную Гатчину, и уже прикидывал в фотошопе прикольные мандаты для группы захвата собак, но прибывший Тарабрин сказал, что монстра с прицепом пойдет с нами в дореволюционный Омск - за сельхозтехникой на конной тяге. Так что экипировка, соответствующая времени экспедиции.