Заповедник "Неандерталь". Снабженец (СИ) - Старицкий Дмитрий. Страница 6

К концу недели закончились захваченные с собой таблетки от диабета. Он у меня второго типа, так что нет у меня инсулиновой зависимости. Диабетон. Метформин. И всё. Но каждый день.

Пожаловался Тарабрину.

- Плюнь, - утешил он меня. - Скоро само пройдет.

- Надо анализы сдать, - упорствовал я, не веря ему окончательно на слово.

- Ну, пошли. – Согласился он со мной. – Переодевайся во всё своё. И машину свою раскочегаривай. Кстати, тебе её давно пора поменять на что-нибудь поновей да попроходимей.

- Тут две проблемы, – выдал я, направляясь вслед за Тарабриным в дом. – Первая - где взять деньги. Вторая в том, что в моё время автомобили перестали делать инженеры, а всем рулят маркетологи. Так что новые машины недолговечны и хуже моей старушки.

- Деньги не проблема, - сказал проводник уверенно. – А вторую задачу надо просто обмозговать. Но тебе понадобится реальный ««проходимец»» с хорошей грузоподъемностью, желательно не привлекающий к себе особого внимания.

Вернуться в своё время мне удалось самому. Тарабрин просто рядом сидел и не вмешивался в мои действия. Но, чую, контролировал и был готов вмешаться в любой момент.

Я прекрасно визуально помнил солидное бетонное сооружение – остановку автобуса с укрытием от непогоды у села ««Мокрое»» недалеко от того места, где бросал я свою машину, уходя собирать грибы. Эта остановка и послужила мне маяком.

Создал я этот чертов ««мыльный пузырь»» и влетел в него, чуть не вмазавшись со всей дури в столб с новым указателем ограничения скорости. Еле отвернул вовремя.

- Что так сильно тапком давишь? – спросил с укоризной Тарабрин.

В этот раз Иван Степанович ничем не отличался от слегка консервативного жителя двадцать первого века. В джинсах, кроссовках и рыжей короткой кожаной куртке на белую хлопковую водолазку. В кармане куртки у него неожиданно для меня оказался белорусский паспорт на имя Тарабрина Ивана Степановича, с его фоткой и гродненской пропиской. Что мне и было с гордостью продемонстрировано в самом начале нашего путешествия для моего успокоения.

- Сам же предупреждал, что ««окно»» может порезать, если тормозить на переходе, - огрызнулся я.

- Ох, учить тебя ещё и учить, - посетовал мой спутник. – В свободное плавание ты пока не готов, как я вижу. Не чуешь ты пока ««окна»» шкурой.

Слава богу, в это время шоссе пустое – автобус тут ходит всего два раза в сутки туда и обратно, а местные жители не настолько богаты, чтобы бензин жечь в личном транспорте без крайней нужды.

Далее было привычно, и через три часа парковал я машину у своего дома в Сивцевом Вражике.

- Хорошо живёшь, - констатировал Тарабрин, останавливаясь у дверей подъезда моей кирпичной башни.

- Грех жаловаться, - ответил я с усмешкой.

Получил я эту элитную ««двушку»» в ««цековском»» доме семидесятых годов постройки, когда работал в «Правде» на излёте СССР, при Горбачёве. После второго развода оказался я в коммуналке, правда, в ««сталинке»» на Ленинском проспекте. Потому и перешел из ежемесячного журнала ««Работница»» в ежедневную газету ««Правда»» только под гарантию обеспечения меня отдельным жильём. Хотя были в то время куда более заманчивые предложения. В ту ошалелую эпоху ««гласности»» и свободы брехливости при несменяемости главных редакторов, сразу стали в цене люди, умеющие складно и доходчиво писать про экономику. Кооперативные деньги предлагались в десять раз большие. Но квартира всё перевесила. И деньги, и возможность стать в одночасье знаменитым.

Не обманули меня в ЦК. Дали квартиру почти сразу - из спецлимита номенклатурного. Впрочем, спецкор ««Правды»» уже сам считался номенклатурой ЦК КПСС. Правда, ещё без первой – продуктовой – ««кремлёвки»», но уже со второй – лечебной.

Прикрепили меня к особой поликлинике при ЦКБ. Той, что не для народа, а для людей. Не сказать, что там лечили лучше, чем в районной, что для народа. ««Полы паркетные, врачи анкетные»». Разве что лекарства имелись дефицитные и отпускали их бесплатно в местном аптечном киоске, куда народ не пускали.

Давно нет уже ни СССР, ни ЦК КПСС, ни главной газеты страны под названием ««Правда»», а вот аптечный киоск для ««слуг народа»» сохранился, но меня самого уже туда не пускают… А квартира осталась. Так что я, по большому счёту, совсем не прогадал.

- Грех жаловаться, - ответил я проводнику и открыл дверь в парадное своим ключом. - Прошу.

От пива Тарабрин отказался. Заявил с некоторым пафосом знатока:

- За пивом надо ездить в австрийскую Прагу, где с удовольствием берут николаевские деньги. Кстати о деньгах… вот.

Он выложил на стол из своей сумки большой и пухлый простой почтовый конверт среднего размера.

Деньги?

Деньги – это серьёзно.

Не видел я за свою жизнь филантропов, когда дело касается денег. Судя по толщине конверта – приличных денег.

Только спросил, кивнув на конверт:

- Тебя из-за них повесили?

- И из-за них тоже, - спокойно ответил Тарабрин, словно речь шла об обыденном деле. – Решил я тут у вас черной икрой торгануть. Оптом. В бочонках. Якобы белорусской. Она тут у вас дорого стоит, а у нас свободно в речке плавает. Кто же мог даже предположить, что не только государство свой интерес блюдёт и с браконьерами якобы борется, но и среди бандитов икра - расстрельный бизнес. Своих-то сопровождающих я успел в ««окно»» выпихнуть, хотя товар частично пришлось бросить. А вот сам замешкался. ««Окно»» пришлось срочно схлопывать. Вот меня мазурики и повязали. Требовали обеспечить им дорогу в те места, где я икру брал. Я отказался. Зачем моим людям такое счастье? Вот и распяли они меня на древе в наказание, как было сказано.

- Та-а-а-ак… почесал я в затылке. – Даги или азеры?

- Да кто их, чернявых, разберет. Для меня они все на одно лицо – чурки нерусские.

Помолчали.

Брать эти деньги с непонятными для себя обязательствами я не собирался. Тем более - оставлять на них свои отпечатки пальцев.

- Чай будешь? – спросил я гостя.

Надо же как-то обдумать ситуацию. Во что я тут вляпался? А приготовление чая - чем не законная пауза?

- Буду, - ответил гость. – Только не в пакетиках.

Памятуя о щедром приеме Тарабриным меня в его поместье, решил и самому не скаредничать. Заварил настоящий китайский у-лонг молочный из бутика ««Чай, кофе и другие колониальные товары»», что недалеко от меня торгует в Камергерском переулке. Дорогущая травка… я сам её не каждый день пью.

Маленькие пиалушки на стол я выставил фарфоровые, только современной китайской фабрикации. Но тоже красивые. Если специально не приглядываться, то на вид никак не хуже тарабринского антикварного сервиза.

- Извини. Но к чаю дома ничего нет, - предупредил я гостя и моментом оправдался. – Неделю дома не был, да и гостей не ждал, - развел я руками.

Тарабрин отпил глоток, оценил, и кивнул с довольной миной. Чай ему понравился.

- Что ж, Митрий, не поинтересуешься, что в конверте, - продолжал интриговать меня гость.

Честно ответил.

- Не хочу свои пальчики оставлять на них, пока не въеду в ситуацию. Что тебе от меня нужно? Зачем пытаешься меня купить?

- Это не покупка. Это благодарность моя за спасение. Хотя жизнь деньгами, тем более такими мелкими, не оценивается, - серьезно ответил Тарабрин. – Но тебе и машину нужно менять. И, по большому счету, место жительства.

- Что так, - удивился я.

Меня моя квартира вполне устраивала.

- Тут ты как на юру, - ответил гость и снова занялся чаем. – А наше дело не любит посторонних глаз. Тем более не забудь, что будешь на вид молодеть, что не может не вызвать интереса соседей. Хорошо бы только соседей.

И сам развернул конверт, приговаривая:

- Я же говорил тебе, Митрий, что деньги не проблема.

На стол выпала банковская упаковка пятитысячных рублёвых купюр. Вслед за ней шлепнули две ««котлеты»» евро. По двести и пятьсот номиналом.