Дерево дракона - Каннинг Виктор. Страница 12

Сэр Джордж Кейтор, невысокий, коренастый человек лет пятидесяти, имел на редкость некрасивое лицо, напоминавшее добродушного бабуина. В нем не было ничего отталкивающего или пугающего, напротив, оно внушало лишь симпатию, недаром же сэр Джордж так нравился детям. Однако со взрослыми он умел, если надо, держаться подчеркнуто сдержанно и официально и слыл человеком долга, для которого превыше всего была его служба, однако умел, когда позволяло время, и отдохнуть. На собственные средства он соорудил на склонах Крепостного холма поле для игры в гольф, открыл в Порт-Карлосе общественную библиотеку и музей истории естествознания. Джордж Кейтор, по существу, был лыс, если не считать нескольких длинных темных прядей, свисавших с макушки и придававших его внешности довольно забавный вид; во время разговора имел привычку поглаживать себя по голове, словно желая убедиться, что волосы по-прежнему на месте.

— …оппозиция конечно же мутит воду в парламенте. — В какой-то момент до Дафни стал доходить смысл слов отца. — Они хватаются за все, лишь бы навредить правящей партии.

Ясное дело, все желают Кирении добиться самоопределения…

Только это нужно делать согласованно и так, чтобы обеспечить в стране правопорядок и безопасность… Ты слушаешь меня, Дафни?

— Конечно. — Она перевела взгляд со склонов Крепостного холма, где гигантские уродливые пласты застывшей лавы сменялись ровными зелеными квадратами банановых плантаций, на город, а затем на море. Скоро уже, должно быть, прибудет «Данун».

Зычным голосом сэр Джордж продолжал:

— Киренийская народная партия находится вне закона и тем не менее продолжает существовать. А поскольку сторонники Шебира непримиримы и ни за что не пойдут на компромисс, то надежды на скорое решение проблемы практически не остается…

Сэр Джордж вдруг прервал речь и наклонился вперед. По широкому стволу дерева, осторожно подкрадываясь к мотыльку, ползла ящерица. Внезапно молниеносным движением языка она ухватила свою добычу… Сэр Джордж грустно вздохнул.

Очень и очень скоро он выйдет в отставку и тогда-то уж точно сможет посвятить себя любимому естествознанию. Ему всегда хотелось заниматься энтомологией… А эта крохотная бабочка, которую он только что видел, это же желтокрылый мотылек Роусона, обитающий на здешних островах и названный так в честь знаменитого генерала, известного своими победами при Ватерлоо и ставшего некогда первым гражданским губернатором Сан-Бородона! Он вдруг заметил, что задумался и что Дафни даже не обратила внимания на воцарившуюся тишину.

Взгляд ее был устремлен на улочки Порт-Карлоса, на залитую солнцем желтовато-розовую мозаику каменных домиков, и на лице ее читалось полное отсутствие всякого выражения. Отец добродушно улыбнулся. Вот она, его девочка… Опять о чем-то мечтает.

С минуту он наблюдал за нею. У самого-то у него лицо, должно быть, напоминает обезьянье… Не раз губернатор уже слышал об этом и не удивлялся. Помнится, еще в Веллингтоне его окрестили «мартышкой», и старые друзья по Карлтон-клубу до сих пор любовно называют его этим прозвищем…

Зато какая дочка у него родилась! Правда, и жена приложила здесь свою руку. Только ведь и она отродясь не была красавицей и до самой своей смерти (а Дафни тогда исполнилось двенадцать) вместе с ним не переставала удивляться этому дивному белокурому созданию, которое они произвели на свет. И вот какая дочь теперь стала. Сколько ей сейчас? Двадцать семь? Высокая, плечи немного узковаты и чуточку ссутулены вперед. Правда, говорят, это сейчас модно — такие фигуры бывают у манекенщиц… А кожа…, нежная и гладкая как персик. Но самое красивое у нее — это волосы. Мягкие, блестящие и так игриво отливают на солнце. Дафни задумчиво потянулась к пачке сигарет, лежавшей на столе, и сэр Джордж протянул дочери зажигалку.

Она посмотрела на него поверх пламени, они понимающе улыбнулись друг другу, и сэр Джордж нежно проговорил:

— Ты была сейчас где-то очень далеко.

— Прости, папа.

— Не нужно извиняться. Это действительно скучно, то, о чем я говорил. Ни одной женщине не интересны подобные вещи.

Скажу только, что мы должны радоваться, что Хадид Шебир и Моци пойманы. А жена у него англичанка, знаешь?

Дафни состроила гримаску. Откровенно говоря, ей не было никакого дела до этих людей, которых везли сюда.

— Ей понравится на Море, — сказала она, чтобы что-нибудь ответить отцу, и, немного помолчав, спросила:

— А этот майор Ричмонд… Что он собой представляет?

— Не знаю. Я был знаком с его отцом, Билли Ричмондом.

Мы вместе служили в Сэндхерсте. Храбрый малый! В сорок лет сломал позвоночник. Это добило его окончательно…, я имею в виду службу, конечно. А умер он несколько лет назад.

Сэр Джордж достал из кармана письмо, прокашлялся, словно в знак того, что собирается сменить тему, и протянул письмо Дафни:

— Вот, пришло вместе с почтой. Очень конфиденциально… только между нами. Ты же знаешь, как я прислушиваюсь к тебе, когда нужно составить о ком-нибудь определенное мнение. Прочти и скажи, что ты думаешь о Грейсоне.

Дафни надела солнцезащитные очки, взяла письмо и принялась внимательно читать. Оно было от старинного друга ее отца, крупного химического промышленника и политика, занимавшего ответственный пост в партии консерваторов. Он просил сэра Джорджа подробно написать ему о Грейсоне.

Молодой человек был замечен в высоких кругах, где по достоинству оценили его здоровое честолюбие и дипломатические манеры. Такая кандидатура со временем могла бы получить поддержку подавляющего числа избирателей. А его нынешняя бедность не имела значения: в случае прихода в большую политику не составит труда подыскать ему что-нибудь в области химической промышленности. Всегда нужно смотреть в будущее и помогать молодежи, подающей надежды… Так думала и сама Дафни.

Она вернула письмо отцу и некоторое время молчала. Ей нравился Грейсон, и она догадывалась, что и он к ней не равнодушен. Временами она ловила на себе его взгляд, но молодой человек всегда держался безукоризненно, был неизменно вежлив и обходителен и не позволял себе ничего лишнего.

Дафни понимала, что это из-за отца. Она вдруг поймала себя на одной весьма крамольной мысли — а ведь Грейсон, пожалуй, мог бы отважиться завести любовную интрижку с замужней дочерью сэра Джорджа…

— Ну, что скажешь? — спросил отец.

— Ты же знаешь, что я могу сказать, — ответила она. — Я согласна с твоим мнением. Могу дать ему десять очков из десяти.

Правда, есть одна вещь… — поправилась она, — есть у него некоторая склонность к антуражу, некой пышности.

— Что да, то да! Но, уверен, со временем это пройдет. Например, правильно выбранная жена… Ведь он поднялся из ниоткуда и у него нет за плечами ничего. А такие люди нуждаются в хорошей жене больше, нежели в деньгах.

— Дафни промолчала. Перед глазами у нее всплыло миловидное, продолговатое лицо с округлым, твердым подбородком, и в мозгу промелькнула холодная мысль. Сейчас она смотрела на Грейсона с более реалистичных позиций, нежели раньше. А мысль, внезапно осенившая ее, была проста до невозможности: она-то сама как раз и является той женщиной, которая ему нужна. Оба они одинаково честолюбивы, только у нее, в отличие от него, кое-что имеется за плечами. Она могла бы способствовать его взлету: провести туда, куда когда-то мечтала провести Тедди.

Инстинктивно она почувствовала, что могла бы изложить все это Грейсону, изложить спокойно и хладнокровно, как деловое предложение, и тот смог бы по достоинству оценить его, не будучи ни потрясен, ни обижен. Она поняла, что могла бы сделать это, только вот…, сначала нужно кое-что уладить. Тедди всегда недооценивал ее, нередко его приводили в смущение проявления страстной натуры женщины… Но в конце концов, они мужчина и женщина и могут найти выход из сложившегося положения. Определенно, с этим пора кончать…

Улыбаясь, она встала, потянулась и наклонилась, чтобы поцеловать отца:

— Надеюсь, ты не скажешь Грейсону об этом письме?