Рука-хлыст - Каннинг Виктор. Страница 8

— Следующий вопрос, пожалуйста, — сказала она.

— Миссис Вадарчи. Кто она?

— Это связано с моей новой работой. Она из Швейцарии.

Несколько месяцев назад она была проездом в Брайтоне, останавливалась в «Метрополе». Миссис Вадарчи пришла к нам в магазин, чтобы купить кое-какие вещи, но она неважно говорит по-английски. Я заговорила с ней по-немецки и понравилась ей. Она предложила мне работу в качестве секретаря-компаньона, и поэтому я сейчас в Лондоне.

— И она тоже?

— Да, конечно. Она остановилась в отеле «Клэридж».

— "Клэридж"!

— Миссис Вадарчи очень богата. И собирается хорошо мне платить. Но она говорит только по-немецки. А я говорю на французском, шведском и итальянском. — Кэтрин встала и подошла к каминной полке, на которой стояли часы. — Мне пора возвращаться. Я сказала ей, что пошла в кино.

Я помог ей накинуть легкое пальтишко.

— Спущусь вниз вместе с тобой и возьму такси.

В дверях Кэтрин обернулась.

— Поцелуй меня, — попросила она.

Мы поцеловались, и тут же все вылетело у меня из головы.

Потом она осторожно отстранилась от меня и спросила:

— Тебя еще что-то беспокоит? Я уверена, что не эта дурацкая история с Гансом. Он просто сумасшедший. А может, ты ревнив? Ты, наверное, думаешь, что я люблю его? О, Рекс, милый, послушай, что я скажу тебе. Я люблю тебя. Да, я почти уверена в этом. Я завтра позвоню тебе, обязательно.

Улыбаясь, Кэтрин спустилась по лестнице, держа меня за руку, и мы вышли на улицу. Стоял теплый летний вечер, и я прошел с ней до галереи Тейта, а там поймал такси. Она забралась в машину и послала мне воздушный поцелуй. Я назвал водителю отель «Клэридж». Машина тронулась, и Кэтрин, высунув в заднее окошко руку, помахала мне. Кромка реки была оторочена темными резкими тенями — на небе висела яркая луна. Я видел, как по Вухоллу движутся автобусы, напоминающие пришедшие в движение витрины, и мне показалось, будто я слышу голос Кэтрин: «Тебя еще что-то беспокоит?»

Меня действительно кое-что беспокоило. Когда я звонил в «Дочестер» и спрашивал о миссис Вадарчи, мне сказали, что сейчас ее среди постояльцев нет, но она проживала там не так давно, и тогда я позвонил в «Савой», а потом в «Мэйфейр» и в «Клэридж», надеясь, что где-нибудь, да найду ее. Но везде получил ответ, что миссис Вадарчи у них не останавливалась.

Отъехав немного, Кэтрин, возможно, назвала водителю другой адрес.

Я развернулся, чтобы подняться к себе, и в этот момент на тротуар въехал черный автомобиль. Из заднего окошка высунулась рука и поманила меня.

Я забрался в машину.

— Сейчас поздно, — устало улыбнувшись, сказал плащ, — но он хочет поговорить с тобой.

— Я не занимаюсь делами по ночам. Кроме того, я поставил на плитку кастрюлю с молоком, чтобы приготовить себе чашку какао.

— Я послал человека, чтобы он выключил плитку.

— Очень мило. Может, он заодно помоет посуду?

Машина двинулась в направлении Вестминстерского аббатства, а когда мы въехали на мост Ламбет, он сказал:

— У тебя на подбородке губная помада.

Глава 4

У него будет новый хозяин

Однажды я уже был там с Мэнстоном. Они не просят тебя позвонить им в офис. Мне даже кажется, они и сами не уверены в том, что у них вообще где-то есть офис. Это была квартира в Ковент-Градене, и я даже знал его имя, или, по крайней мере, то имя, которое было указано рядом с телефонным номером. Плащ не поднимался вместе со мной. Он остался снаружи, сидел на заднем сиденье машины и позевывал, а меня встретил его слуга. Не знаю его имени, но он был такой же сноб, как и Уилкинс. Он не стал тратить на меня много времени, потому что сразу понял, что я не постоянный сотрудник, как плащ.

Сатклифф полулежал в своем кресле и курил сигарету, небрежно закутавшись в старый вельветовый халат и поставив ноги на низенькую скамеечку. Сатклифф был маленьким и жирным коротышкой, но стоило поглядеть на его физиономию, как сразу становилось ясно, что он всегда был и будет важной шишкой. По брюкам и белой жилетке было нетрудно догадаться, что он только что вернулся с «приватного» обеда где-нибудь в Уайтхолле, где за портвейном они решали судьбу наций, не тратя на это так уж много времени, чтобы затем можно было быстро перейти к обсуждению шансов Англии в следующей серии испытаний. Но это не значит, что я недооценивал его.

Он приветливо улыбнулся мне и махнул рукой в сторону буфета. Я подошел и налил себе выпивки.

— Сигару?

Я покачал головой и закурил сигарету. У меня было предчувствие, что он молчит «по причине преступных намерений», а значит, должен вскоре расколоться.

Он обратился ко мне уже более холодно:

— Садись и не ерзай, Карвер.

— У меня аллергия на бюрократические проволочки. А где-то здесь точно лежит целый моток.

Он улыбнулся и спросил:

— Твой паспорт еще действителен?

— Он всегда действителен.

— А югославская виза у тебя есть?

— Нет.

— Отправишься за ней завтра. Заплатишь шиллингов пятнадцать. Или, может, семь шиллингов и шесть пенсов.

— Как скажете.

— Скажу. Но это не приказ.

— Когда же будет приказ?

— Никогда. Ты свободный гражданин, занимающийся частным бизнесом. И это свободная страна.

Я взглянул на него через край стакана. Казалось, он говорил совершенно искренне, и я ответил:

— Так вот ради чего была развязана Столетняя война, а также многие другие. Но если бы я потребовал восстановления лицензии, или что там у вас, это вызвало бы определенные затруднения. Полиция взяла себе за привычку нанимать меня, чтобы двадцативосьмимильный лимит превратить в тридцатимильный. Честному человеку тяжело зарабатывать на жизнь. Я могу отказаться от всего этого и найти себе другую работу.

Сатклифф хихикнул:

— Ты должен был последовать совету Мэнстона и начать работать с нами.

— Нет уж, спасибо.

— Но ты не можешь винить нас в том, что мы иногда используем тебя — человека с такими талантами. На этот раз мы увеличим гонорар.

— Я бы предпочел поехать домой.

— Нет, — сказал он, уныло покачав головой, — ты останешься.

Упорствовать не имело смысла. Когда меня привезли сюда впервые, я попытался было спорить, но ничего не вышло. На этот раз я не стал даже пытаться.

— В чем суть дела?

Сатклифф встал и отправился за водой; проходя мимо меня, он взял мой стакан и налил мне виски.

— Ганс Стебелсон и Кэтрин Саксманн. Они нас интересуют.

Вот так история. Я подумал, знает ли он, что меня тоже очень сильно интересует один из перечисленных людей. И решил, что нет.

— И чем я могу быть полезен?

— Ганс Стебелсон собирался дать тебе особое задание. Это доказывает, что у него хорошее чутье. Он не мог бы найти лучшего человека для своего дела.

— Это что, комплимент?

— Нет, я действительно так думаю. Ты умен. В тебе есть жажда наживы.

— А в ком ее нет?

— И ты не можешь устоять при виде красивого лица и вертлявых ягодиц.

— Слава Богу.

— И ты становишься упрямым как осел, когда тебе пытаются противоречить.

— Прекрасная рекомендация. Я отпечатаю ее, а вы подпишете.

Сатклифф водрузил ноги на скамеечку и уставился на одну из модернистских картин, висевших на стене. Не глядя на меня, он произнес:

— Ты примешь его предложение и будешь работать на него с полной отдачей, держа с нами связь и сообщая обо всем.

— Работать на двух хозяев?

— И за два гонорара и возмещение двух статей расходов. Ты сможешь неплохо заработать, если только у тебя, Карвер, не появятся собственные идеи относительно твоего финансового благополучия. Впрочем, хотел бы предупредить тебя, что немало людей переломало себе пальцы, пытаясь запихнуть в свой бумажник слишком много денег.

— И вы ничего не скажете мне об этой загадочной истории? Вы могли бы, по крайней мере, намекнуть, что это в интересах государства, а может быть, всего мира или служб безопасности?