Единственная для Демона (СИ) - "Vi Francess". Страница 45

Пусть лучше моё тело сожгут, комментировал голос в голове, нет желания валяться в тесном гробу, постепенно пожираемой червями-падальщиками.

Пришедшие с этими мыслями картинки, вновь вызвали во мне чувство тревоги. Я судорожно замотала головой и, только тогда почувствовала своё тело.

— Ева! — воскликнула Лиза. — Мать твою! Что с тобой сегодня такое?

Я распахнула глаза уже находясь на въезде в ту самую арку. Провал… Неистовый, позорный провал в памяти…

— Я не хочу туда… — нелепо прошептала я.

Резкий тормоз. Меня бросило вперёд, затем также резко назад на спинку сиденья.

— Эй! Ты чего? — раздражительно спросил Игорь.

— Еве плохо! — злобно прикрикнул Макс. — Она не переносит похорон, кладбищ и прочей демагогии… Лиза, я говорил тебе, что не надо…

— Ладно, хорошо! — Лиза выразительно посмотрела на Макса. — Какие предложения?

— Ева, — Макс взглянул через плечо, — ты не хочешь туда?

— Совсем нет…

— Некромант последние мозги твои сожрал? — взорвался Игорь, почти полностью оборачиваясь назад. — Ева, ты больная дура! Нахрена её вообще вытащили из дома? Сидела бы дальше на кладбище своих воспоминаний и ныла бы от неразделённой любви к этому ублюдку!

— Заткнись, идиот! — взревел Макс. — Заткнись, а иначе я выкину тебя из машины и здесь же закопаю!

Парни на передних сиденьях уставились друг на друга, как два разъярённых быка.

— Вы чего? — промолвила Лиза, полностью ошарашенная ситуацией.

— Ева останется тут! — твёрдо высказался Макс. — Не нужно ей туда. Вон там скамеечка, — Макс кивнул в правую сторону, — подождёшь нас?

— Спасибо тебе… — искренне поблагодарив его, я вышла из машины, не слушая испуганных пререканий Лизы, что так нельзя и так далее…

Как только я закрыла пассажирскую дверь Лады Весты, тёмно-синий автомобиль дал по газам. А я отправилась на ту скамью, на которую кивал Максим. Похороны Валеры уже начались, а это значит они немного опоздают. Да и мне было совсем не до этих похорон! Пусть это звучит цинично, но таковы мои чувства. Меня поистине пугали мои странные провалы, обмороки и припадки… Я уселась на скамейку без спинки и мой разум улетучился прочь… вот бывает так, когда ни о чём не думаешь, просто сидишь среди, казалось бы, бесконечных полей, распростертых по обе стороны от асфальтовой пролегающей трассы, разделяющей многие города. Да и не хотелось о чём-то думать… ну может только о нём…

— Мне жаль, что всё так получилось… — не знаю к кому я обращалась, слова вышли сами по себе, как бы от неопределённой, таящейся в моей душе обиды.

— Всё получилось так, как получилось. — ответил мне невозмутимый женский знакомый голос.

Клавдия сидела рядом со мной. Её образ совсем не вписывался в пейзаж сельской местности. На ней было лёгкое воздушное платье. Неизменно кроваво-алого цвета. Ветерок приподнимал полы платья и укладывал обратно на землю. Широкие воздушные рукава удерживали красные шелковые ленты на запястьях. Локоны её волос, цвета чёрного жемчуга, извивались на плечах, спускаясь на бёдра. Но самое неожиданное потрясение было, когда я взглянула на её лицо — на нём совершенно не было косметики. Её девственно чистая кожа и оттенок детской невинности в глаза заворожили меня. Клавдия была прекрасна.

— Мы — это чистое искушение, Ева. — вдруг сказала она. — Рядом с нами люди становятся импульсивны, противоречивы, как перетянутые струны гитары — вот-вот и порвутся. Но только, если мы позволим им. Это очень тонкая грань, а нам приходится играть роль канатоходцев, которые вынуждены держать равновесие над пропастью, чтобы всё не полетело к чертям.

— Я не очень понимаю…

— Это не страшно, — она понимающе кивнула.

— Клавдия, ты ведь знаешь, да? — глазами, наполненными мольбой, я уставилась на Клавдию. — Что-то знаешь?

— Знаю. — задумчиво ответила она.

— Тогда объясни и мне…

— Если бы я тебе сказала, что могу ответить лишь на один вопрос из всех имеющихся, что терзают твою душу, каков бы он был? — её взгляд потяжелел.

— Иштар… — хрипло произнесла я, а сердце моё похоже мгновенно заледенело.

***

По комнате разливались чувственные звуки скрипок, виолончели и других струнных инструментов. Сама по себе музыка была грустна, тяжела. Она будто говорила с тобой: " Давай, приятель, давай… вспомни о бремени всех прошлых тягостных тревог, подумай о предстоящих…". От этой симфонии хочется забиться в угол и впасть в долгую депрессию… но не ему. Внешне расслабленный и умиротворённый мужчина с короткими тёмными волосами, сидел на громадном табурете, оббитым кожей, с высокой спинкой. Веки его были прикрыты, пушистые ресницы слегка подрагивали, словно пытались поймать ритм и такт альтов и контрабасов. Да, с виду он действительно казался переполненным великим спокойствием, но внутри царил настоящий хаос. И дело было совсем не в классической симфонии, нагоняющей на самые неприятные и разрушающие мысли.

Изредка, постукивая указательным пальцем по массивному подлокотнику, он невольно распрямлял плечи, будто боялся, что они затекут. На самом деле, каждый такой раз, он порывался подняться и начать крушить всё на своём пути. Образовавшийся океан раскалённой лавы в его тёмной душе обещал в скором времени выйти за берега. Вот только бы рядом не оказалось её, когда это случится, подумал он, и в этот момент вздрогнул, открывая глаза, в которых казалось расплылся зрачок, подобно желтку, когда его протыкают вилкой. И теперь, могло показаться, что глазницы поглотила кромешная тьма.

Крупная тень отделалась от стены и шагнула вперёд. В комнате не было света за исключением ярко-синих танцующих огней в камине. В чёрном плотном плаще, подбитым кровавым подбоем полов, в капюшоне, спустившемся на глаза, и тень, падающая на лицо, полностью скрывала представшего перед Астаротом мужчину.

— Эту симфонию полюбила сама Смерть, — заговорил тяжёлым загробным голосом мужчина в плаще. — Франклин Рузвельт, Джон Кеннеди, Альберт Эйнштейн, принцесса Диана, — их смерти сопровождались "Адажио для струнного оркестра". Симфония Барбера воспроизводилась даже во времена холодной войны. Подумать только!

— Мне известно об этом, рыцарь. — равномерным баритонным тонном ответил Астарот.

— Господин, — услужливо-почётно начал мужчина в плаще, — начинается…

— Ответь мне, огненный рыцарь, моя вещица может повлиять на её выбор?

— Ни коем образом, господин! — уверенно объявил мужчина. — Это исключено, но позвольте полюбопытствовать, почему вы так переживаете по этому поводу?

— Я не имею права, — начал Астарот более напряжённо, — оказывать на неё хоть малейшее давление… ей придётся выбрать, но без моего влияния.

— Мне кажется, выбор очевиден.

— Вовсе нет! — порывисто отрезал Астарот. — То, что я нахожусь здесь, именно на этой стороне, не достаточно для того, чтобы и она приняла эту сторону.

Иногда, этого более, чем достаточно, подумал мужчина в плаще, и губы его расплылись в хищном оскале, обнажая неестественно белый клык. Затем он снова превратился лишь в тень на бетонной холодной стене.

Глава 4

Моё горе поглотило меня. Я тонула в пучине своих воспоминаний и изводила себя изо дня в день. Пришло время взять себя в руки, перестать жалеть и задаваться исколотым вопросом: почему он оставил меня? Сейчас всё это не имеет значения. Клавдия ясно дала понять, что всё только начинается.

— Обнимешь меня? — Лиза по-детски надула губки и вытянула ко мне руки.

— Иди ко мне, — я крепко обняла подругу, и шепнула ей на ухо: — я буду скучать.

— Да ладно тебе! Я уезжаю на несколько дней, а ты так говоришь, будто меня не будет два года. Ты ведь обещаешь, что с тобой ничего не случится?

— Всё будет в порядке.

Лиза разомкнула объятия и посмотрела в мои глаза.

— Я всё равно буду беспокоиться.

— Как всегда, — иронично вставила я.