Узники Кунгельва (СИ) - Ахметшин Дмитрий. Страница 122

— Здесь посторонняя, — чуть слышно сказал он. — Я думал, все уехали.

Она поедала яблоки из корзины, уделяя особое внимание гнилым бокам. Увидев Юру, поднялась, отряхнув колени, и, раздавив ногой огрызок, воззрилась на него, как на большое насекомое, внезапно выползшее из чулана. У девушки была заячья губа, а правая и левая половины лица меняли цвет независимо друг от друга.

— Это Серенькая, — голос Спенси звучал сладко, до приторности. — Она никуда не ходит, вообще не выходит с участка. Она здесь, чтобы приглядывать за нами. За теми моими братьями, кто с головой ушёл в служение и не способен о себе позаботиться в бытовом плане. Когда я устаю, она таскает меня на руках. Такая нежная, разве что не кутает, как ребёночка. Глотка послала нам её, чтобы мы не склеили раньше времени ласты. Она позаботится и о твоей жене.

— Только попробуй к ней прикоснуться… — прошипел Юра, а потом, опомнившись, протянул руки и взял женщину за запястья. Поднял их, словно хотел удостовериться, что у неё есть пульс. — Прошу, не дайте ей зачахнуть. Она очень важна для меня.

— И верно, — пробормотала девушка, разглядывая собственные обутые в сланцы ноги. — И верно… рисо, пшено, всё в ход пойдёт. Ай, будет гулянка, пир, да на весь мир.

— Не бойся, — сказал Спенси и дико, неестественно захохотал. — Она прекрасно знает свои обязанности. Просто дурочка. Видишь ли, глотка не балует детей своих служителей хорошими генами. Пошли. Нам нужно успеть предупредить твоего мальчонку.

4

Когда они вышли на улицу, дождь, словно по мановению волшебной палочки, унялся. Нет, гроза не миновала, и Юру не оставляло ощущение, что они находятся прямо в её эпицентре. Эта странная гроза будто пыталась переварить саму себя, и урчание в собственном желудке распаляло её больше и больше. В вязких, как нагретый пластилин, тучах то и дело возникали завихрения, даже воронки, которые прямо на глазах поглощали друг друга.

Как бы то ни было, погода для прогулок была не самая подходящая. Оглянувшись, он увидел, что в башне темно. Перевёл взгляд вниз и через окно заметил, как Серенькая пробирается по кухне так, как будто боится угодить в капкан. Он не чувствовал к ней той противоестественной смеси влечения и отвращения, которую испытывал к служителям глотки. Обычная несчастная заблудившаяся душа.

— Ушёл прямо под воду, — сказал Юра. — Вон там, с пирса. Обычный человек уже бился бы в конвульсиях. Может, и он утонул? Не меньше десяти минут прошло.

— Не знаю, можем ли мы с полным правом называть себя обычными людьми, — капюшон качнулся, и Юра понял, что Спенси пожал плечами. — Глотка не только забирает. Она выделяет нас среди всех остальных, одаривая способностями, которые можно приравнять к сверхъестественным. Если ты подумал о парне в трениках, парящем над городом что твоя цапля, забудь: способности эти ни в коем разе не перечат законам физики. О чём я говорю? Например, о долгожительстве, связанном с затяжной молодостью, как у Наташи или Рената. Или о способности выбивать посторонних людей из равновесия, вплоть до галлюцинаций. Или о даре убеждения: им, кстати, обладает большая часть населения этого милого коттеджа. В иных случаях, как у Брадобрея, имеет место быть ранняя деменция, совмещённая с замечательными физическими данными и недюжинной силой. Первое ему даже помогает: порой Брадобрей настолько входит в роль, что нам не раз и не два приходилось рассказывать ему, кто он на самом деле такой. Мы не пьём таблеток, не ложимся в клинику, а когда приходит время, просто прекращаем сердцебиение, отправляясь, как веруют многие, прямиком в великую глотку. Только вот что я думаю: на кой мы ей сдались? Она любит пожирнее, а мы… мы как крекер двухгодичной давности.

— Пропади вы все пропадом, вот что думаю я, — сказал Юра, сворачивая с тропы и продираясь сквозь кустарник, с которого облетели почти все листья. — Я всего лишь хочу поставить Алёну на ноги и убраться отсюда подобру-поздорову.

— Убраться? — в голосе уродца звучала ирония. — «Просто убраться» вам, мой дорогой друг, никто не даст. Ты слишком глубоко увяз в наших секретах. Ты должен стать одним из нас… или умереть. О, хочешь спросить, что же случится, если ты прыгнешь в свою тачку и со свистом уедешь в закат? Или если купишь два билета на ПАЗик из Медвежьегорска и будешь просто глядеть в окно, лопая орешки?

Голос его упал до полного патетики шёпота.

— У слуг глотки по всему городу глаза и уши. Это тот случай, когда лучше остерегаться даже стен. Тебя остановят, так или иначе. Тебя и твою жену…

— Алёне грозит опасность? — Юра остановился так резко, что проехался по грязи: склон здесь шёл вниз. — Тогда мы должны вернуться!

— Сейчас ей ничего не угрожает. Служители всё ещё уверены, что твои колебания приведут тебя к правильному с их точки зрения выбору… погрязшие во всём этом по самые ноздри, они не понимают, как ты можешь захотеть вернуться к нормальной жизни и просто сбежать. Следовательно, они будут наблюдать… и до тех пор, пока ты не делаешь резких движений, не причинят вреда ни тебе, ни твоей жене.

— Если то, что мы собираемся сделать, не трактуется как резкое движение, то я не знаю, что.

Уродец ткнул Юру пальцем в шейный позвонок.

— О последствиях будешь думать потом. Если ты хочешь спасти этого мальчишку, тогда действуй.

Они, наконец, выбрались на мыс. Юра неверно оценил издалека высоту травы: она доходила до груди. По весне этот мыс оказывается под водой, а между стеблей камыша селятся стайки мальков и ракообразные. Ботинки погружались в почву, как нож в мягкое масло. Трава с тихим, почти человеческим стоном стелилась по обе стороны. Требовалось приложить недюжинные усилия, чтобы освободить хотя бы одну ногу. В пяти метрах впереди, с самой оконечности, подняв тучи брызг, вспорхнула большая неуклюжая птица. Юра думал, что, может, её крик заставит мальчика поднять голову. Но Витя смотрел на воду. Он не потерял интерес к озёрному дну, более того, он, склонившись низко к воде и едва не касаясь её козырьком кепки, во что-то пристально вглядывался. Потом резко выпрямился, словно кто-то огрел его по спине веткой крапивы. Юре показалось, что он слышит, как плещет о борт лодки набегающая волна.

Засмотревшись, мужчина споткнулся и едва не потерял очки. Вновь водрузив их на нос, он увидел на плече Витьки моток верёвки, а в руках — внушительных размеров крюк, напоминающий одновременно багор, якорь и рыболовный крючок на акулу, не меньше.

— Не делай этого! — крикнул Юра. — Витя!

Он боялся, что голос ещё не вернулся, но крик прокатился над водой, вызывая среди лягушек на берегу цепную реакцию. Мальчик поднял голову. Он всё ещё не видел Юру, и тогда учитель крикнул ещё раз, размахивая руками и едва удерживая равновесие на скользком грунте. На этот раз с лодки махнули в ответ, сначала неуверенно, а потом широко и выразительно, не оставляя сомнений — заметил! Узнал!

Вытянув руку, мальчик показал на воду. Потом поднял обе руки вверх, что должно было показать степень его волнения.

— …Нашёл, дядь Юр! — донеслось через расстояние.

— Греби сюда! — крикнул учитель. — Греби, оставь его!

Плети тумана заискивающе касались бортов судёнышка. Мальчишка раздумывал. Потом он аккуратно сложил верёвку и крюк на дно, огляделся, запоминая место, хотя Юра не представлял, как можно было сделать это посреди озера. У рыбаков свои секреты.

Хорь почувствовал, что вновь может дышать, когда услышал, как плеснули вёсла.

— Получилось, — сказал он и, примяв перед собой осоку, чтобы не выпускать из виду Витю, позволил себе опуститься на корточки. Вокруг побегов камыша танцевали мошки. Трава стонала почти человеческим голосом; в этом звуке чудились слова и даже осмысленные фразы.

Спенси вновь заговорил:

— Нашего любителя прогулок по озёрному дну называют лосиным пастухом, потому что даже такие гордые, своенравные животные не могут сопротивляться его гипнотическому взгляду и видениям, которые он насылает. Я сейчас выступлю в роли оракула и скажу: он будет очень недоволен, что ты увёл у него из-под носа лакомый кусочек. Детский страх, чистый и незамутнённый, как родниковая вода, и такой сильный, что его выброс можно сравнить с ударом электрическим током.