Узники Кунгельва (СИ) - Ахметшин Дмитрий. Страница 128

Удивительно. Несмотря на то, что они умерли, несмотря на то, что я уже вырос, и никто в целом свете не имеет права мне приказывать, я действительно готов был подчиниться и спуститься (или подняться) к ним… если бы мог.

Кажется, во сне мне пришла в голову мысль, что я уже не мальчик, потому как из груди вырвался вопль:

«А пошла ты! Я не собираюсь стоять кверху ногами, как дурачок. Вы… вы мной помыкаете. Я больше никогда не буду слушаться!»

Их лица одновременно перекосило. Отец размял руки, как бы намереваясь подпрыгнуть и ухватить меня за ногу. На миг я даже испугался. Но потом он расслабил колени, видимо, передумав. Для его массивной туши это было неслабым испытанием, а подвергать своё тело испытаниям отец не привык.

«Ходи осторожнее, выблядок, — сказал он, недобро дёргая кадыком. — Здесь или в собственной комнате, но рано или поздно ты мне попадёшься. Скорее всего, ещё до ужина».

Я нервно расхохотался.

«Да вы же оба уже в могиле! Я давно не проверял — если честно, твою, отец, могилу я видел в жизни дважды, и второй раз — когда тебя, мама, хоронили. Но уверен, что вы всё ещё там».

Мама обиделась. Она отвернула лицо и принялась бесцельно ворочать грязной посудой в мойке. Отец достал откуда-то бутылку пива. Не отрывая от меня глаз, откупорил, облизал горлышко и только потом сказал:

«Мы навечно с тобой, пацан. И я, и мать. Ты будешь помнить нас всегда, и в один прекрасный момент вдруг обнаружить, что стал таким же, как я. Жирным, трухлявым ублюдком. Когда-нибудь… а пока — берегись и почаще оглядывайся. Здесь не так много комнат, чтобы можно было играть в прятки до вечера».

«Сегодня кое-кто без завтрака, — прибавила мать, не глядя на меня. — И, пожалуй, без обеда и ужина тоже».

Я открыл рот, чтобы ответить, и… проснулся.

Долго лежал, изучая бороздки на потолке. Несмотря на по-прежнему горящий в коридоре свет, сумрак подземелий устроился на груди огромной чёрной массой. Я никак не мог разглядеть, что делается в углу возле двери.

Можете посмеяться, но теперь я хожу, беспрестанно оглядываясь. Мне дурно от мысли, что отец, который при своих габаритах умеет передвигаться совершенно бесшумно, может застать меня врасплох. Это какое-то помешательство. Я буквально чувствую его толстые грязные пальцы на своём запястье, а потом, возможно, почувствую и на шее. Он никогда не бросал слов на ветер. Если он обещал дать волю кулакам, то найдёт способ сделать это, перешагнув через грань сна…

Глава 18

Стрекот кузнечика

1

Витя высадил их возле одного из заброшенных домов на окраине рыбацкого поселения, совсем близко к шоссе.

— Будь осторожен! — сказал Юра, наблюдая, как клином расходится из-под носа лодки вода. Спенси уже успел забраться к нему в капюшон и снова превратился в самое незаметное на планете существо.

— Я-то уже почти дома, — сказал мальчик. — А вот вы… берегитесь лесных чудовищ!

Юра пообещал, что будет осторожен. На том они и распрощались. Предстояла почти километровая пешая прогулка в город, и Юра хотел закончить с делами как можно быстрее, чтобы до первых сумерек вернуться к жене. Неподвижная дымка над шоссе напоминала по цвету не то кубик льда, не то брикет сливочного масла. Мужчина постоял на перекрёстке, пропустив грузовик. Если бы машина повернула к городу, можно было бы махнуть водителю и попросится в кабину, но она промчалась мимо, сверкнув хромированными боками. В тентовом прицепе что-то грохотало. С колёс отваливались ошмётки грязи.

Дождевые капли всё ещё падали, но очень редко, словно небо выдохлось и рыдает по обязанности, как профессиональная плакальщица на третьих за день похоронах.

— Он и правда не вернётся, лосиный пастух? — спросил Юра. Против воли у него вырвалось: — Парнишка-то особенный. Не такой как другие. Было бы жалко… я хотел сказать, мы должны сделать всё, от нас зависящее, чтобы…

— Всех жалко, — отрезал Спенси. Голос его звучал неуютно, будто синтезировался машиной с извращённым чувством прекрасного. — Я не знаю, что будет дальше. Никто ещё не добирался до дна голубого пятна.

— Сколько он сможет обходиться без воздуха?

— Больше среднестатистического человека. Но мы не бессмертны, если ты об этом. Дело в другом.

Он замолчал. Какое-то время Юра ожидал, что Спенси скажет что-то ещё, потом, поняв, что тот не настроен болтать, стал глазеть по сторонам. Строения возникали из ниоткуда и пропадали в никуда; нелепые названия улиц и задёрнутые шторы в окнах первых этажей, за которыми едва заметно мерцали искорки электрического света, вгоняли в тоску. Ничего не изменится здесь и через сотню лет. Вон телефонная будка, из которой в полицию поступил звонок о происходящих в лесу странных событиях, трубка криво лежит на рычаге. Это ведь он её так повестил…

Хорь разозлился на себя. Нашёл время предаваться унынию! Уже скоро, если всё пройдёт гладко, тебя не будет в этом проклятом городе.

— Нужно найти аптеку, потом осмотреть машину, — сказал он в пустоту.

Тепло тела уродца, которое учитель чувствовал шеей, усилилось.

— Есть ещё одно дело, более важное. Я хотел бы попросить тебя об одолжении по… ну, по вполне понятным причинам. Я сам беспомощен, как котёнок. Но это не единственная причина. Мне не хочется афишировать свои дела перед другими служителями. Они всё узнают в своё время. Нельзя допустить, чтобы что-то пошло не так.

— Это поезд, на который ты хочешь совершить налёт?

— Он самый, — голос звучал с мрачным удовлетворением. — Здесь, за углом, есть заправка, заглянем туда на минуточку. Потом мы пойдём к твоей машине. Где она? Возле отеля?

— Оставил её на парковке возле «Лужи». Очень приятное заведение.

— Скверное место.

Конечно, Юра не стал спорить. Запихав руки в карманы, он шагал по тротуару, разноцветная плитка на котором полностью скрылась под слоем жидкой грязи. Никого не было, будто маятник времени качнулся обратно, в раннее утро. На перекрёстках дорога просматривалась во всех направлениях, и каждая улица, казалось, ныряла в зазеркалье, расслаиваясь, как пирог на коржи, на множество реальностей. Мужчина видел стены, которые не соединялись ни во что вразумительное, тоннели, что заводили в тупик, арки и балюстрады, что висели в воздухе или были сложены в стопку, как декорации для фильма на пыльном складе. Из чердачных окон и грязных, зарешёченных окошек подвалов на них смотрели лица несуществующих людей. Иные были нарисованы на пыльном стекле, другие порождены туманом или сумраком. Злобные, как японские маски, страдающие, как маски греческих трагедий.

Они миновали по крайней мере две аптеки, но обе оказались закрыты.

— Сезон дождей здесь не лучшее время для покупок, — заметил Спенси. — Город вымирает. Человек — потрясающе суеверное создание. Он живёт по правилам, львиная часть которых уже не имеет под собой логических обоснований. Достаточно немного пошевелить мозгами, чтобы это понять.

Подумав, он прибавил:

— Хотя, в данном случае проживающие в городе люди всё-таки правы. Под проливным дождём в Кунгельве случаются самые страшные преступления, рождаются заговоры и идеи, эхо которых сильнее всего отдаётся потом во временном континууме.

— Значит, работающую аптеку я не найду, — резюмировал Юра.

Заворачивая за угол, учитель почти подсознательно ожидал, что улица будет запружена народом — и все как по команде повернут головы к нему. Но она оказалась пуста. Вход в магазинчик скобяных изделий, занимавший первый этаж дома через улицу, закрыт решёткой с навесным замком из тех, которые наверняка можно было приобрести в этой лавке.

— Слева, за мусорным баком. Видишь?

Хорь видел заправку, принадлежащую неизвестной ему фирме «Топливо северных путей». Две раскрашенных в красный и белый цвета колонки, за ними — касса и магазинчик, выполненный в стиле шестидесятых годов, с жестяной крышей, с уродливыми водосточными трубами и обклеенными синей плёнкой окнами.