Узники Кунгельва (СИ) - Ахметшин Дмитрий. Страница 51

Рита не могла выдавить из себя и слова. Нижняя губа её треснула от какого-то внутреннего напряжения, кровь редкими каплями падала на платье и моментально впитывалась, оставляя на крупных белых горошинах бурые пятна.

— Что конкретно вы видели? — спросил у неё мистер Бабочка.

— Как она выбежала, а потом он… — слабым голосом сказала женщина. — Я видела его сзади, его спина мне всё загородила. А затем она вскрикнула и кубарем полетела по лестнице вниз.

— То есть вы не видели, как он толкнул её?

Женщина молчала. Её щуплые ноги в сандалиях нервно наступали друг на друга, словно хотели таким образом вознести хозяйку к потолку, вернуть ей роль обвиняющей гарпии, что парит над головами, намечая себе жертву. Но это было уже невозможно.

Полиция приехала тихо, без сирен и мигалок. С ними явился доктор, пожилой господин в длинном чёрном плаще. Они с Петром Петровичем обменялись рукопожатиями (доктору хватило одного взгляда, чтобы понять, что можно уже никуда не спешить), после чего он, поставив у ног старомодный кожаный саквояж, приступил к осмотру.

— Она умерла мгновенно, — сообщил он через несколько минут.

Двое полицейских, ждущих на лестнице несколькими ступенями ниже, поднялись наверх. У обоих седые волосы, усталые лица. Глядя на них, Юрий подумал, что тому, что помоложе, наверное, не меньше пятидесяти. У старшего на залысинах проступают синие вены. Форма заправлена кое-как, галстуки топорщатся, словно сломанные в битвах мечи.

— Гражданин, — сказал полицейский с залысинами, обращаясь к Славе. Он говорил тихим, извиняющимся голосом. — Вам придётся ответить на несколько вопросов. Пройдёмте туда, где потише.

Только теперь Слава, кажется, в полной мере начал осознавать, что произошло. Детектив и метрдотель по указанию доктора подняли Марину и унесли в их со Славой двадцать первый номер, где, несмотря на холодную погоду, нараспашку было открыто окно, а на столе стояло несколько бутылок пива. Руки её безвольно болтались, длинные пальцы задевали одежду тех, кто столпился в коридоре, и любопытные с тихими вскриками отшатывались. Слава протянул к ней в руки, отдёрнул, снова протянул, как моряк, который слишком поздно пришёл к пирсу и вместо корабля застал только дымок на горизонте. А Юра вдруг ощутил, что Пашки, мальчика, потерявшего родителей, уже нет среди живых.

Блог на livejournal.com. 25 апреля, 18:48. Без названия.

…Просыпаюсь и хватаю ртом воздух. Кажется, я остался только один живой на всём белом свете. При ходьбе придерживаюсь за стены. Из-под крана течёт мёртвая вода, в вентиляцию кричи — не докричишься, а стены холодные, будто не лето, и даже не зима, а бесконечное космическое пространство.

Отогреваюсь чаем, но и чай не бесконечен.

Почти перестал есть. Всё, что мне надо — три ложки варёной картошки в день, да полстакана воды. Проходя мимо зеркала, кошусь в него, как больная лошадь на фермера, который, возможно, уже договорился с мясником о поставке третьесортного мяса на колбасу. Пушинки и хлопья пыли неподвижно висят в воздухе… или это просто пятна на роговице глаза?

По пути к компьютеру я обратил внимание, какой захламленной выглядит моя квартира. На полу пятна от пролитых жидкостей, у стула подломлены ножки, вещи разбросаны по округе, будто много лет назад их безуспешно пытались собрать в кучу, чтобы унести с собой, а потом просто бросили и в панике покинули помещение.

Сегодня что-то тревожно. Бездумно дёргаю за ручки дверей и окон. Может, я уже успел состариться в своём уединённом жилище среди чужих вещей? Может, я сижу в кресле-каталке где-нибудь в доме престарелых под присмотром молоденькой девчонки, которая проходит стажировку, пускаю слюни и брожу по дому внутри своей головы? Если так, то поскорее бы я умер.

Хорошо бы всё это действительно было галлюцинациями. Стук клавиш успокаивает. Не знаю о чём писать, и пишу об этом с детской прямотой. Прямо сейчас я пялюсь в монитор, смотрю на моргающий курсор. За окном закат, голова ватная. За горизонт заходит не солнце, а мой разум — мой покой.

Шатаюсь кругами, бормоча бессвязные слова, ломаю мебель. Любой предмет можно разобрать на составляющие. Сложное легко разбивается на простое. Мне нравится сидеть и рассматривать эти части, будь то кусок дерева или скол стекла, думать о том, что всё это принадлежало когда-то живой природе.

Хочу, чтобы меня стёрли, как Чипсу и полдюжины моих горшков с цветами…

4

В полном молчании все спустились вниз, в фойе. Пётр Петрович принёс из кафе полный кофейник, разбудил мальчишку-сменщика, который таращился на всех, ничего не понимая и открывая рот, как лягушонок. Появились чашки, в них забурлил тёмный траурный напиток. Рядом стояло молоко и сахар, но к ним никто не притронулся. Наверху остались только врач, который, видимо, выписывал заключение о смерти, полицейские со Славой, да Рита, что убежала к себе в номер. Юра думал, что мистер Бабочка тоже останется, чтобы поделиться своими наблюдениями со стражами закона, но тот был здесь. Подойдя к Юре и Алёне, он сказал:

— Я склонен полагать, что парнишка этого не делал. Она действительно споткнулась на лестнице.

— Я тоже, — сказала Алёна, с не вполне ясным осуждением взглянув на Юру. — Слава оставил о себе вчера хорошее впечатление.

Мистер Бабочка покачал головой.

— Знали бы вы, сколько убийц и садистов в повседневном общении производят впечатление нормальных, душевных людей. У вас не будет сигаретки? Страшно хочется курить.

— Муж мои растоптал, — сказала Алёна. Юрий по глазам видел, что она не нуждалась во мнении мистера Бабочки. Вчера за поздним их ужином она нашла в грудной клетке Славы окошко и заглянула прямо ему сердце. Он действительно до смерти любил эту женщину.

Мистер Бабочка взглянул на учителя так, будто подозревал в причастности к преступлению века. Потом наморщив лоб, сказал:

— Я помню вас. Вы поделились со мной мелочью позавчера. Это было приятно. Я купил на неё дивный бутерброд на углу.

— Рад услужить, — сказал Юра, но мистер Бабочка уже шёл по направлению к выходу, спрашивая у всех подряд курево и, кажется, деньги. По его спине, упакованной в полосатый пиджак, как в старый деревянный шкаф, скользили тени.

Алёна с ногами забралась на диван. Не оставляло чувство, будто это она каким-то своим необдуманным действием, своей дерзостью пустила всё под откос.

— Они не посмеют его обвинить, — наконец сказала девушка. — Эта Рита ни черта не видела.

— Надеюсь, что так.

— Я знаю, ты на меня сердишься. Но ты тоже не сахар, если хочешь знать моё мнение.

Юрий заглянул в себя и обнаружил, что злость на жену спряталась в одном из дальних уголков выдвижного ящика шкафа, где он хранил вещи отложенные на потом — иногда навечно.

— Оставим, — сказал он. — Я рад, что с тобой ничего не случилось. Зачем тебе эта птица?

— Ты не догадываешься чьё это животное?

Конечно, он догадывался. Многое в последнее время казалось Юре граничащим с чем-то невероятным. В привычную жизнь, которая вот уже тридцать лет доказывает свою верность традициям, вторгается с неба гигантская рука и расставляет картонных человечков — героев прочитанных тобой романов. И в следующий миг с ужасом наблюдаешь, как они начинают шевелиться.

Алёна отставила пустую кружку и потёрла переносицу.

— Если мы едем домой сегодня, мне нужно собраться.

Слишком много неизвестных. Слишком много всего происходит — прямо сейчас и прямо здесь. Такого не бывает в реальной жизни. Юрий предчувствовал свою неспособность очистить голову, вдавить педаль в пол, дабы вернуться к жизни школьного учителя, к походам по барам и сложным отношениям, напоминающим игру в шахматы во время землетрясения. Что он сможет рассказать об этой поездке своим подопечным? Как сумеет оправдать её перед самим собой?

— Не сегодня, — сказал он. — Быть может, завтра.

Подошла Александра. Она была вне себя от злости — щёки полыхали, а мышцы горла без конца делали глотательные движения.