Сто страшных историй - Олди Генри Лайон. Страница 11
Ждать Мэмору в его доме? Вернуться в управу?
Хороший дознаватель всегда найдет, чем заняться на пользу делу. Раз уж я здесь…
– Где похоронили мать Мэмору?
Дождевая вода с навеса стекала Асами на лоб. Одна капля попала женщине в глаз. Асами моргнула, отползла назад, Она хотела пригласить меня зайти в дом, под крышу, но не осмелилась. Ничего, зонт меня вполне устраивал. Широно встал в углу двора и по своему обыкновению замер. Я его уже различал без помех; наверное, привыкаю.
– На кладбище, господин.
– Понятно, что не в реке. На каком? Где?
– На Санъюри. Тут недалеко.
Почему кладбищам дают поэтические названия? Журавлиный Клин, к примеру. Или Санъюри – Три Лилии. Надо будет у настоятеля Иссэна спросить.
– Недалеко? Это хорошо. Покажешь мне ее могилу.
Она затряслась, как в приступе лихорадки:
– Господин, я…
– Тебе нужно присмотреть за коптильней?
– Да, господин! Простите, господин!
Оказывается, гнева мужа – или свекрови в его теле – она все-таки боится больше, чем меня. Недоглядит за тофу – гнев не заставит себя ждать.
– Это надолго?
– Нет, господин! Тофу почти готов.
– Я подожду. Ты помнишь, где похоронили Котонэ? Сможешь найти ее могилу?
– Да, господин!
И решилась с самоубийственной отвагой:
– Может быть, вам лучше подождать в доме? Я быстро!
В дом я входить не стал. Поднялся на веранду, сложил зонт. Асами заглянула под крышку, уверилась, что тофу прокоптился в меру – и принялась выкладывать плотные благоухающие брикеты цвета старого меда на широкую доску. Насколько я знаю, после копчения тофу требуется остыть. Если кладбище и правда рядом – успеем обернуться туда-обратно. А там, глядишь, и Мэмору объявится.
Краем глаза я уловил движение рядом. Маленький Арэта тоже перебрался на веранду – и устроился рядом со мной, деловито сжимая в одном кулачке огрызок лепешки, а в другом – давешнюю куклу.
Вот, кстати, и проверим.
– Ты дашь мне свою куклу, Арэта?
– Берите!
Мальчик с готовностью протянул мне деревяшку, завернутую в грубую ткань. На миг я растерялся: не ожидал, что он так легко отдаст свое сокровище. При ближайшем рассмотрении это оказался кусок древесного корня, лишь отдаленно напоминающий человечка. Там, где у куклы предполагалась голова, были неумело выковыряны три углубления: глаза и рот. Небось, сам Арэта и потрудился. Правый глаз получился больше левого. Во рту застряла сухая хлебная крошка.
Из одежды на куле была ветхая тряпочка.
Я покосился на мальчишку. Нет, он не следил за мной с нетерпением. Не ждал, приплясывая, когда же ему вернут вожделенную куклу. Каори вела себя иначе: «Вы принесли мою куклу?!»
И еще:
«Носилась с ней, под одежду прятала. Не тронь, не попроси – сразу в рев.»
– Ты сам ее сделал?
– Ага!
– Отлично получилось. Ты не против, если я заберу твою куклу? Я хочу показать ее одному мудрому человеку. Он такими вещами очень интересуется. Я потом верну, не сомневайся!
– Да берите насовсем! – беззаботно махнул рукой Арэта, явно кому-то подражая. – Она все равно не ест. Я себе другую бабушку сделаю. Лучше!
– Спасибо. А тебе разве не жалко?
– Жалко, – Арэта насупился, потер кулачком замурзанную щеку. – Бабушку жалко. Холодная, не ест…
– Бабушку – это понятно. А куклу?
– Чего ее жалеть? Я таких сколько угодно наделаю! Берите.
Неловко вышло. Надо бы подарить что-нибудь мальчику в ответ, жаль, ничего подходящего с собой нет. Я-то думал, он в куклу обеими руками вцепится, а он: «Берите насовсем…»
Уже понимая, что в деревяшке нет ничего особенного, что вся связь с делом о кукле-талисмане пошла прахом, я бережно спрятал куклу в рукав кимоно. Показывать ее святому Иссэну, как я поначалу собирался, не было никакого смысла. Но не менять же на ходу собственное решение? Вернуть подарок мальчику? Это было бы оскорбительно для него и унизительно для меня.
– …Господин! Я закончила. Идемте, я вас отведу.
И сыну:
– Сиди дома, Арэта, со двора никуда не выходи. Понял меня?
– Да, мама.
В углу двора ожил Широно, заставив Асами охнуть от неожиданности.
3
Не по закону!
Когда мы подошли к кладбищу, с лилиями стало все ясно.
Три Лилии? Тридцать три, триста тридцать три… В весеннюю слякотную теплынь на кладбище выпал снег. Белый траурный цвет был здесь более чем уместен. Мне казалось, что для лилий еще рановато, но тут они цвели вовсю. Густой сладковатый аромат с прячущимися в нем бальзамическими нотками мешался с запахами дождя и сырой земли. Эта смесь ударяла в голову не хуже крепкого саке.
Меня даже повело в сторону, к краю дорожки, и я с трудом выровнял шаг.
Дождь шелестел по моему зонту, шляпам Широно и Асами, листьям и цветам. В каждом случае шелест был разный, его оттенки складывались в мелодию покоя и умиротворения. Удивительное дело, но здесь, в обители скорби, уныние, нависшее над Акаямой, без боя уступало место иному настроению. Во владениях смерти – свои правила, отличные от правил мира живых.
Сейчас я был даже рад этому.
Раскрывшиеся венчики линий с желтоватыми сердцевинами, покрытые слезинками дождя, походили на высыпавших на сушу бледных морских звезд. Некстати вспомнилась хиганбана, чей запах вел жертв в сети мстительного духа, а в итоге к гибели. Хиганбана ведь тоже лилия, только паучья. Кладбищенский цветок. Но нет, багровых цветов с длинными «ресницами», зловещих и прекрасных, нигде видно не было.
Я тихо порадовался еще раз.
– Пришли, господин. Вот ее могила.
От входа мы успели отойти всего ничего – и сотни шагов не наберется. Сбрызнутые небесной влагой белые погребальные покровы остались позади, воздух почти очистился от тяжелого аромата. Обычная мокрая земля, сочная зелень травы.
Надгробия.
Здесь хоронили людей скромного достатка. Никакой роскоши, каменных оград, величественных надгробий. Плиты, невысокие столбики из камня или дерева с вырезанными на них отрывками из молитв и святых сутр. Таблички с посмертными именами. Кое-где – старые кладбищенские фонари. Из-под покрывавшего их мха проглядывал серый выщербленный камень.
Могила Котонэ выглядела свежей, что и неудивительно: всего месяц прошел. Холмик, плита. Столбик мне по колено. А что еще я ожидал увидеть?
Почему мне кажется, что чего-то не хватает?
– Когда она утонула?
Я в упор посмотрел на Асами. Женщина мгновенно потупилась. Хорошо хоть, на колени не упала.
– Месяц назад, – произнесла Асами едва слышно.
Слова горшечника подтверждались.
– Ее похоронили как положено?
– Да, господин.
– Священник? Молитвы? Похоронный обряд?
– Да, господин. Священник прочел молитвы, провел обряд. Мой муж плакал.
Я снова уставился на могилу – будто надеялся, что из-под земли прозвучит ответ: чего именно здесь не хватает? Духи способны говорить с живыми (способны, я знаю!), но тут нет никого, кто мог бы мне ответить. Под холмиком покоится безмолвный и бездушный прах, а дух Котонэ пребывает в теле ее сына.
Я огляделся по сторонам. Приметил в отдалении за деревьями небольшой храм, какие есть почти при каждом кладбище. Разглядел загнутые коньки крыши цвета мокрой глины, ступени, ведущие ко входу. Со стороны храма, пробиваясь сквозь ровный гул дождя, долетало журчание ручья.
Ну, храм, ну ручей. Чем мне это поможет?
Я в третий раз глянул на могилу. Постоял, пытаясь поймать за хвост ускользающую мысль. Не поймал.
– Я увидел все, что хотел. Возвращаемся.
Вертлявая мысль, едва я перестал ее ловить, сама явилась ко мне, когда мы вернулись к воротам кладбища.
Табличка с посмертным именем. Таблички на могиле не было. Точно, не было. Почему? Спросить у Асами? Без толку. Она не знает ответа, а если и знает, не скажет.
– Мерзавец! Голову мне морочить вздумал?!