Неполадки в русском доме - Кара-Мурза Сергей Георгиевич. Страница 47

Ближайшие годы покажут, кто был прав в своих ожиданиях — Греф или избиратели. Предстоящий этап «укрепления или исчерпания надежд» совершенно необходим в политическом развитии нашего общества. Последовательная утрата надежд на «бога, царя и героя» — ступени становления гражданского общества, перепрыгивать их нельзя. Либеральной революции февраля 1917 г. не могло бы произойти без того, чтобы свою попытку «заморозить кризис» в полной мере произвел Столыпин, а советская революция не могла бы произойти без того, чтобы народ разобрался в программе кадетов, которые получили власть в феврале.

Сегодня население определенно выразило свою «программу» для В.В.Путина — и будет ожидать столь же определенных знаков, что он ее принял или отверг. Прошлый срок общество отпустило на то, чтобы президент мог утрясти свои отношения с «семьей» и слишком прыткими олигархами. Более того, у нас происходит совершенно незнакомое Западу явление — стихийно президенту навешивают ярлык «левого политика», на который он никогда не претендовал. 28 декабря 2003 г. радио «Эхо Москвы» задало слушателям вопрос: «Как Вам кажется, В.Путин скорее „правый“ или скорее „левый“ политик?» По телефону ответили 3482 человека, из них 20% посчитали В.В.Путина «скорее правым политиком», а 80% — «скорее левым».

Сразу надо сказать, что люди при этом исходят из того понимания «левых и правых» политиков, которое сложилось именно в России. Левый у нас тот, кто в социальном конфликте стоит на стороне угнетенного и эксплуатируемого большинства, а правый — на стороне угнетателей и эксплуататоров. Если совсем примитивно, то левый на стороне бедных, а правый на стороне богатых.

Никаких реальных оснований для того, чтобы назвать В.В.Путина «левым», нет ни в его декларациях, ни в его практической кадровой, экономической и социальной политике, ни в его оценках со стороны его близкого окружения. Четко выразился А.Чубайс: «Реальный внутриполитический курс Путина — правый. А внешнеполитический — так просто слов нет! Мы развернулись за два года на 180 градусов! В НАТО практически вступили. В ВТО в моем понимании вступим не позже чем через полтора года. Американцы — наши военные союзники».

Как же объяснить такие диаметрально противоположные оценки? Ведь с обеих сторон — разумные люди. Налицо явная, хотя на индивидуальном уровне и неосознаваемая попытка населения «повязать» президента предлагаемой снизу ролью. Это — очень трудное для него испытание, но такую ситуацию создала сама власть, постоянно уходя от рассудительного диалога с обществом.

Конечно, в общих интересах было бы устранить расщепление сознания и представить обществу адекватную «карту» политических сил и настроений. Маски и чужая военная форма всегда таят в себе угрозу и опасны для их обладателей. Но не в наших силах отменить маскарад, ибо он — продукт кризиса, а не каприза отдельных личностей. Мы можем, однако, рассуждать о тех угрозах, которые любая власть обязана отвести — независимо от того правый или левый политик стоит в данный момент у руля. Исходя из «презумпции невиновности», что в отношении власти является презумпцией добросовестности, можно, в принципе, обсудить подходы к разрешению всех назревших в обществе противоречий, пройти по всему списку.

При таком подходе можно утверждать, что на ряде направлений предыдущие действия правительства не отвечают принципам ни правой, ни левой политики. Они — продукт утопического мышления. Иногда у нас называют их следствием либеральной доктрины. Это неверно, основоположник этой доктрины Адам Смит отвергал «подлую максиму хозяев», которая гласит: «Все для нас и ничего для других». Во многих отношениях социальная программа Грефа не укладывается в нормы даже того «дикого капитализма», который оправдывали первоначальным накоплением. У наших же «хозяев», получивших капитал готовеньким и на ходу, нет оправданий.

В.В.Путин, одобряя «программу Грефа», исходит из сильного тезиса: «Политика всеобщего государственного патернализма сегодня экономически невозможна и политически нецелесообразна… У нас нет другого выхода, кроме как сокращать избыточные социальные обязательства и строго исполнять те, которые мы сохраним».

Этот тезис вне дилеммы правый-левый, он просто неадекватен реальности. Социальные обязательства, которые до сих пор несло государство, не были избыточными, они были в высшей мере недостаточными. Население держится на пределе возможностей, отступая шаг за шагом к «цивилизации трущоб», к архаическим укладам хозяйства и быта. С другой стороны, государственный патернализм всегда экономически возможен — он определяется не величиной казны, а критериями, из которых исходит власть.

Вот, В.В.Путину по телефону задали вопрос о росте цен на хлеб, и он отвечает: «Цены [на зерно] выросли. Они выросли на мировых рынках. И, разумеется, предприниматели, работающие в области сельского хозяйства, стараются извлечь максимальную прибыль». Под «предпринимателями» понимаются торговцы, а не крестьяне.

Это суждение — не правое и не либеральное. И правые, и либералы Запада были научены тысячами хлебных бунтов, вызванных ростом цен на хлеб из-за экспортных спекуляций зерном. Такими бунтами начиналась и Французская революция. Поэтому уже два века экспорт зерна нигде не «разумеется» как свободное предприятие, следующее принципу максимальной прибыли, — он находится под строгим контролем государства.

Это частность, но дело в том, что такими частностями насыщены и заявления, и дела власти. Приведут ли выборы к изменению этих установок, мы узнаем очень скоро.

Февраль 2004г.

Входим в зону ускорения

Выборная кампания — это как медицинское обследование общества и государства, выявляет нарушения и патологии жизненно важных систем. Не всех, но многих — зрения и слуха, нервной системы и психики, пищеварения и опорно-двигательного аппарата.

Выборы в Госдуму 2003 г. показали, что болезнь нашего общества и, конкретнее, нашей культуры перешла в открытую форму. Истощение, деградация и омертвление тканей происходят в неожиданно быстром темпе, и прогноз становится не просто неопределенным, но и неблагоприятным. Я не говорю здесь о результатах выборов, политической конфигурации новой Госдумы и перспектив власти справиться с кризисом при такой политической конфигурации. Это особая тема, а здесь — именно о том, как отразилось культурное состояние общества в выборной кампании.

Симптомы болезни проявились давно и накапливались постепенно. Уже «шестидесятники» начали отход от важнейших устоев русской культуры и норм Просвещения, а затем и совершили радикальный разрыв с этими устоями и нормами. Совершенно неважно, что видимым объектом их «грызущей критики» нам представлялись идеалы и нормы советского строя. Эти идеалы и нормы были лишь исторически данной ипостасью культурного ядра российской цивилизации периода Нового времени, периода вынужденно ускоренной модернизации.

В момент культурного стресса и мировоззренческой ломки, вызванной чрезвычайно быстрой урбанизацией, элитарная интеллигенция, тяготившаяся советским строем, обратилась к новому городскому «среднему классу» и к послевоенной молодежи с разрушительной программой. Разрушительность ее была в том, что в качестве политического оружия были использованы соблазн и растление — идеологи взывали к антигуманному началу в человеке, к инстинкту хищника.

Именно тогда на интеллигентских кухнях стала вызревать та скрытая до поры до времени русофобия, которая в середине 80-х годов стала зрелой официальной концепцией — Россия как «тысячелетняя раба», русские как народ-люмпен, народ-иждевенец и т.д. Тогда в мышление элиты вошли представления самого махрового социал-дарвинизма, с делением людей на «сильных» и «слабых», с прославлением безработицы и конкуренции, с утверждением права только «сильных» на собственность.

Именно тогда началась интенсивная поэтизация и легитимация уголовного мировоззрения. Использовав как таран Высоцкого, эта программа завершилась почти полным захватом эстрады уголовной лирикой и введением уголовной лексики и логики в язык «политического класса». Соответственно языку эволюционировала и практика господствующего меньшинства — ведь образ мысли и образ действий связаны неразрывно. Общественная жизнь пропиталась коррупцией и преступностью, их мертвенное сияние почти ощутимо исходит из облика нынешних «хозяев жизни».