Брошенный (СИ) - Обава Дана. Страница 17

— Ты чего такой не гостеприимный-то? — спрашивает страж. — Соседи твои на шум пожаловались, вот мы и пришли узнать, не случилось ли чего. Все же можно решить, если сохранять спокойствие и идти друг другу на встречу, правда? Есть еще кто-нибудь в апартаментах?

У стража неожиданно добрый гипнотизирующий голос, и те секунды, что Казмер позади меня сохраняет молчание, я тешу себя надеждой, что все можно еще разрулить.

— Хватит мне в уши дерьмо лить, … — Казмер разражается бранью. — У вас пять секунд, чтобы убраться по добру по здорову или, клянусь, живым отсюда уже никто не выйдет!

— Ну, зачем ты так? — разочаровано, но все еще дружелюбно спрашивает страж.

— Пистолет не заряжен, — говорю я. — Он неопасен.

— Чтоб я вас больше не видел! — выкрикивает Казмер. — Так или иначе я от вас избавлюсь!

Мужчина пятится назад в проем, прикрываясь мною, хотя полностью ему за меня не скрыться. Дуло пистолета при этом уже не совсем у моей головы, и я еще наклоняю ее, вынужденно семеня назад, тут-то и раздается этот выстрел.

Выстрел кажется намного громче остальных, практически оглушительным, может, из-за того, что я была почти уверена, что больше выстрелов сегодня не услышу. Казмер увлекает меня на пол, и я снова слышу истерические крики напуганного ребенка.

Стражи двигаются как привидения, легко проскальзывают тенями мимо нас в дверной проем. Один остается рядом, опустившись на корточки.

— Я же сказала, что пистолет не заряжен, — говорю я, выбравшись из-под безвольно лежащей на мне руки Казмера.

— Я не имею права рисковать, — отвечает страж. Все тот же голос, но интонация совсем другая, твердая, даже жесткая.

Из глубины апартаментов слышится шум, но я не успеваю испугаться.

— Я не вооружена, у меня ребенок! — громко и четко выкрикивает Анса.

Возвращаюсь домой, беру с полки учебник по уголовному праву и сажусь с ним на диван. Рассеяно листаю страницы, пытаясь найти в книге, сама не знаю что. Вскоре приходит Редженс и садится рядом со мной. Только теперь замечаю, что из моих глаз катятся слезы — одна из них упала на страницу.

— Он должен был поступить так, — говорит Редженс, которому, конечно же, обо все доложили. Он аккуратно вытаскивает книгу из моих рук.

— Я же сказала ему, что оружие не заряжено, — возражаю я.

— Он не имел права тебе поверить, — Реженс захлопывает книгу и откладывает ее в сторону. — Что ты там делала? — мягко спрашивает он.

Я вытираю слезы.

— Пыталась поучаствовать в благотворительном проекте, — вынуждена солгать я.

Глава 7

Возвращаясь с ненавистных занятий, продлившихся целый изматывающий один час, выбираю подниматься по лестницам, чтобы поменьше видеть людей, и, тем не менее, именно здесь и сталкиваюсь с Лексом, бегущим вниз, перепрыгивая по три-четыре ступеньки зараз. Разогнавшись, он, не в силах сразу остановиться, пролетает мимо.

— Сейчас вернусь! — обещает он снизу, пытаясь затормозить на площадке, но скользит куда-то в сторону и в полушпагате исчезает из виду.

Заинтересовавшись, начинаю спускаться в его направлении и тут слышу откуда-то оттуда яростный рев, переходящий в грязный словесный поток. Похоже, Лекс в кого-то да врезался. Сбежав на уровень, вижу злопыхающего нервного мужчину, вроде бы вполне невредимого и даже стоящего на ногах, однако, матерится он будь здоров.

— Простите, вы тут свое нелегальное холодное оружие выронили, — мой друг как раз подбирает с пола нож внушительных размеров, новенький, блестящий, с костяной ручкой. — Красавец какой! — комментирует он с уважением, аккуратно возвращая вещь владельцу ручкой вперед. — Хранение и ношение такого без чехла потянет на пару дней пыток второй степени, очень круто!

— Пошел нах, — резко обрывает свои излияния пострадавший, запихивает нож под куртку и, придерживая его рукой, быстро-быстро сваливает, нервно косясь по сторонам.

— Пугливый какой, — удивляется Лекс. — А я тебя, кстати, искал. Так случилось, что у нас занятия по механике закончились раньше, поскольку наш препод решил продемонстрировать нам реальное производство вдрызг нетрезвым и прояснил важность техники безопасности на собственном примере. Теперь количество костей в его теле немногим больше, чем предусмотрено стандартной комплектацией, а мы свободны до конца дня. По счастливому совпадению мастер Енека все еще в отгуле, возможно, тоже где-нибудь меняет одну большую кость на две маленькие.

— То есть мы можем снова пойти в его бумажках копаться? — “радуюсь” я.

— Если ты не против, — с пониманием виновато улыбается друг.

— Я с утра об этом мечтала, — улыбаюсь в ответ и даже почти искренне. От воспоминаний о часе, проведенным с однокурсниками, сразу тошнит и хочется забиться в норку, где тихо, спокойно и нет раздражающих факторов вроде криков, летающих бутылок или плевков из самодельных рогаток.

С Редженсом я уже провела предварительный разбор завалов, рассортировав бумажки по коробкам, руководствуясь предположением, что в конкретный промежуток времени Енека пользовался конкретными писчими принадлежностями, то есть что записи, сделанные, к примеру, зеленой гелевой ручкой, относятся к одному периоду. Также я учитывала, на чем именно они были сделаны: на частях одной и той же картонки из-под пирожков, листочках, выдранных из одного и того же журнала, стикеров одного цвета и т. д. Пыталась также использовать степень выцветания чернил, всевозможные пятна, коробление бумаги. В итоге у меня получилось множество коробок, которые сейчас мы с Лексом сносим в приемную, где много свободного пространства на полу. Лекс наладил работу светильников, так что теперь здесь достаточно светло и удобно. Редженс же скинул мне на почту списки звонков и письменных заявок на ремонт, в которых есть только номера устройств, с которых они были получены, и даты получения. Таким образом, мне остается всего лишь каким-нибудь образом согласовать записи с этими списками, найти те, что относятся к периодам, в которые исчезли подмастерья, и чудом по признакам, не знаю пока еще каким, понять из этих записей, по каким адресам подмастерья посылались Енекой в одиночку. Хотя вот на одном из листочков написано “захвати кр. ящик”, а на другом “тетка кусается”. Видимо, эти инструкции как раз для подмастерий. Но даты получения заявки, как я понимаю, вовсе не обязательно соответствуют датам визита мастера на соответствующий адрес, к тому же таких визитов могло быть несколько, что несколько затрудняет дело. Короче, мне с этим разбираться и разбираться. Лекс, отчетливо скрипя зубами, даже пытается помочь, надолго зависнув над первой же записью, которую никак не может прочитать, так что я ему говорю:

— Если твоя голова взорвется, это безобразие превратится совсем уж в неудобоваримое месиво. Лучшее, что ты можешь сделать, не связываться с этим! Но, мне наверняка придется консультироваться с тобой по поводу технических вопросов или логики твоего мастера, так что далеко не уходи.

Лекс собирается что-то ответить, но вместо этого наклоняется в сторону, чтобы лучше видеть вход в приемную. Не успеваю удивиться, как мимо нас быстрым шагом от входа к лестнице проходит женщина в свободном брючном костюме. Длинный хвост из завитых крупными кольцами медных волос мотается в такт походке. Она уже цокает каблуками по ступеням лестницы, когда вскочивший с пола Лекс окликает ее.

— О! — женщина разворачивается, только сейчас обнаружив наше присутствие, и приникает к перилам лестницы, положив на них ладонь с длинными заостренными накладными ногтями. — Должно быть, один из вас — новый подмастерье? — говорит она низким чувственным голосом. Ее лицо сильно накрашено в сочные тона красного, что только подчеркивает тяжелые черты лица. Я все еще сижу на полу, среди кучи коробок, но и отсюда чувствую сильный цветочный аромат, вошедший вместе с ней.

— Да, я, — отвечает Лекс, встав рядом с лестницей, под местом, где остановилась женщина.