Высокое Искусство (СИ) - Николаев Игорь Игоревич. Страница 35

— Нет, — сказала та и, сделав еще одну паузу, неожиданно добавила. — Сегодня я в настроении побыть молчаливым наблюдателем.

Голос был негромкий и приятный, можно сказать — поставленный. Как у хорошего актера или дублера. Мягкий, будто заговорил вставший на задние лапы мяур. И в то же время низкий, вполне «взрослый» — ничего от юного девичества. Скорее всего, речь молодой аристократке ставили хорошие риторы. Еще бы понять, какого рожна эта коза снизошла до развернутого ответа какой-то лекарке, что потрошит жмуриков… Не к добру все это.

Лекарка молча кивнула, быстрыми движениями вскрывая еще теплую кожу на груди мужчины.

После плаща отношение Елены к заказчице мероприятия сменилось от заинтересованного (и немного завистливого) до прямой враждебности, которую приходилось скрывать, прикладывая недюжинное усилие. Замечательно крепкую, плотную и легкую ткань, что была лучше шелка, давало только одно создание в мире — Серая Тень, редкая разновидность гигантского паука-охотника с Пустошей. Елена видела такое чудо лишь один раз и то издалека, но слышала про них немало. Тварь была смертельно опасной, но разведение того стоило, окупаясь многократно. А скотство промысла заключалось в том, что лучшую паутину давало чудище, откармливаемое человечиной, в идеале живой. Разумеется, владельцы редких «ферм» с пауками божились, что потчуют жутких питомцев лишь свиньями, однако … Поэтому изящные, но в то же время широкие, сильные плечи девицы красиво облегал труп какого-то бедолаги, в самом прямом смысле. И хорошо если переработанный посмертно. Среди столичного криминала считалось хорошим тоном отдать особо провинившегося «на паутинку» заживо.

Заказчица молча наблюдала, все так же размеренно вращая пальцами левой руки. На бледном лице нельзя было прочитать ни единой мысли, его не искажала даже беглая тень эмоций. Отделяя кожу от ребер, Елена подумала — и как она могла принять эту женщину за Шену?.. Черты лица совершенно иные, более тонкие и выразительные, подобно мраморной маске. Красота скульптурного совершенства. Сходство с камнем усугублялось очень бледными губами, которые как будто покрыты жемчужной помадой. А Шена была живая, настоящая.

Была.

Елена стиснула зубы и продолжила работу, против обыкновения она занялась грудной клеткой вперед живота. Темные глаза аристократки холодно блестели отраженным светом лампы, и было непонятно, куда направлен взгляд. Тюремщик ощутимо и явственно мучился, переминаясь с ноги на ногу. Здесь, на отшибе тюрьмы было тихо, только едва заметно шелестел ветерок из воздуховода, да звенели инструменты. Чуть позже к звону прибавилось мягкое шлепанье, когда лекарка начала раскладывать по тазам части тела.

Как обычно, с грудной клеткой пришлось повозиться. Елена понимала, что тут надо придумать какой-то инструмент, и наверняка он существует, по крайней мере, в ее родной вселенной. Но фантазии не хватало, поэтому приходилось действовать грубо, взламывая грудину широким клинком, похожим на долото и гладиус одновременно.

Интересно, думала медичка. Вот органы в брюшине, причем названия некоторых можно соотнести с чем-то знакомым, а некоторых — нет. Печень, почки, здесь все ясно. А это что, похожее то ли на мешочек, то ли на соленый огурец? Местное название «bataraidh», но что это на самом деле? Селезенка? Желчный пузырь, поджелудочная железа, что-то еще?

Привычный ритм и отработанная последовательность движений успокаивали, Елена просто отключилась от окружающего мира. К счастью высокопрофессиональной работы от нее не требовалось, до научно обоснованной медицины хотя бы Возрождения Ойкумена еще не дошла (хотя по субъективным ощущениям приближалась). От анатома требовалось не делать совсем грубых ошибок и разнимать покойника на части более-менее оперативно.

Пятнадцатый. Это уже пятнадцатый труп, который она разделывает… «Девочка-Леночка», которая даже куриные грудки старалась не резать, потому что фу, липко и противно.

«Черт возьми, год жизни за простые резиновые перчатки!»

Вскрытие затянулось. Обычно зрители уставали раньше и, убедившись, что человек внутри мало чем отличается от свиньи, сворачивали представление. Брюнетка в плаще наблюдала до конца, молча, как живая статуя. Лишь один раз сменила позу, отзеркалив себя же — правая рука на подлокотнике, левая свободна. Ноги она перекрестила — ну прям как Шэрон Стоун, благо тонкие чулки с эффектными сапожками подчеркивали длину. Это было … красиво. Механически перекладывая кишки в таз, петлю за петлей, Елена попробовала бегло оценить, сколько стоит такой прикид и не смогла. Сравнивать оказалось не с чем, такое сукно и качество работы в доступных медичке лавках отсутствовало в принципе.

Ну и ладно. Каждому свое.

Словно почувствовав близящийся финал, вошел, скрипнув дверью, один из охранников, что ждали снаружи. Одет хорошо, вооружен еще лучше, лицо имел относительно приятное, а взгляд — наоборот. Есть люди, которые видом своим походят на властных хищников, а этот казался скорее всеядным грызуном. Елена сразу окрестила его про себя «землероем» и подумала, что вот уж с кем не хотелось бы оставаться наедине. Опытным взглядом она отметила свежие, плохо затертые багровые кляксы на сапогах грызуна.

— Госпожа, — Землерой поднес губы к уху под сверкающей заколкой. — Скоро стемнеет.

Он понизил голос, и склонившаяся над трупом Елена расслышала только что-то про второго гонца, счет поваров и пламенеющие чувства гастальда, жаждущего знакомства. Гастальдами на востоке именовали аристократию уровня граф-герцог, логично было предположить, что девица вращается не ниже. Значит, самое меньшее графиня. А форма звеньев цепи на шее плюс отсутствие подвесок означали, что молодая женщина еще и неофициальная наследница.

Елена вздохнула и подумала, что в очередной раз удачно разминулась с неприятностями. Знак свыше, не иначе, в другой раз надо быстрее крутить головой, смотреть, кого подсовывает судьбинушка и вовремя ломать шапку. Чисто технически девушка уже была горожанкой, поскольку жила, законно снимая жилье, девять месяцев и один день, платила налоги, а главное — принята на государственную службу в лице тюрьмы и получает жалование из казны (без этого время ожидания сразу возросло бы до трех лет). Поэтому обижать ее без веской причины нельзя. А на практике же Елена регулярно вправляла вывихнутые в специальном станке руки тех, за кем стояло чистое право, без поддержки хотя бы ремесленного совета.

— Готовь лошадей, Мурье, негоже обществу ждать. Поварской счет я проверю.

Ответив, брюнетка подарила Елене долгий немигающий взгляд, странно-завораживающий. Не как у рептилии, а скорее чисто кошачий, с характерным охотничьим прищуром. Затем в свою очередь понизила голос и тихо проговорила что-то на ухо грызуну по имени Мурье. Тот кивнул, бросил неприятный, колкий взгляд в сторону Елены и подал хозяйке руку, помогая сойти с каменного постамента.

Когда за гостьей хлопнула старая дверь из скрипучего дуба, ровесника Катаклизма, Елена вздохнула с облегчением, а Гу бросился отливать в один из тазиков с мертвой плотью. Похоже, бедняга сдерживался из последних сил, не решаясь ни покинуть представление, ни опорожниться при высокородной даме. Впрочем, даже с поправкой на жалость, выглядело ссанье в белесые кишки непристойно и гадко, так что Елена порадовалась — не ей это выносить, да и день закончился, наконец. Меж тем Грызун почему-то не спешил вслед за госпожой. Мурье сделал пару шагов к столу, и Елена поняла, наконец, кто перед ней.

Для высокородного господина отсчитывать сколь-нибудь серьезные деньги в уплату за что-либо считалось невместным, это роднило его с негоциантом или, боже упаси, лавочником. Нет, правильным было швырнуть сразу кошелек, демонстрируя широту души и презрение к «железу купцов». Многие так и делали, причем зачастую даже не зная, сколько монет внутри. Более практичные заранее отсчитывали нужные суммы, раскладывали по кошелькам, а кошельки зашивали или опечатывали. Именно такие «банковские упаковки» висели на поясе Грызуна, что выдавало в нем человека доверенного, а в сочетании с оружием — телохранителя или начальника охраны.