Послушание и наказание (СИ) - Худова Алена "Эра Фогель". Страница 33

Этот же синдром и был причиной почему Гая и не думала кого-то предупреждать о своих перемещениях и, к сожалению, еще и тому, что она взвалила на себя весь груз ее семьи. Она не считала себя полноценным членом семьи для того, чтобы иметь свои слабости и свое мнение в принципе. Она с таким восхищением в глазах говорила о своих таких умницах-разумницах сестрах, выставляя себя на их фоне глупой серой мышкой.

Но Гая не мышка. И никогда ею не стала бы. Гая была именно котенком. Маленьким подзаборным котенком, который не знает, что из него получится совсем скоро. Этаким гадким утенком, который совсем скоро окончательно повзрослеет и превратиться в прекрасного лебедя. Декарт прекрасно видел это, поэтому и захотел взять к себе в дом именно Гаю. Ей нужно было дать лишь немного любви и свободы, чтобы она сделала первый шаг к своей трансформации.

И хоть Декарт хотел поначалу выдрессировать в девушке настоящую кошечку, но сейчас он все больше понимал, что ему нравится именно такой образ Гаи. Она останется котенком навсегда, сколько бы лет ей ни было.

В первые дни Декарт был немного обеспокоен собственными догадками. Все же ему хотелось видеть в Гае чувственность, нежность, игривость, а вместо этого Гая показывала лишь странную преданность. Декарт сразу понял, что с девушкой не нужно вести себя очень строго, но что она вот так по уши влюбиться в него – это стало для него сюрпризом.

Сейчас он даже искал ошибки в собственном поведении, испытывая вину, что настолько привязал девушку к себе. Ему было с ней очень хорошо, но все же теперь он невольно задумывался не разобьет ли он ее доброе сердечко.

Безусловно, ему очень навилась Гая, и он планировал продолжать отношения с ней еще довольно долго. Но что потом? Декарт не планировал связывать себя браком. Хоть ему нравились продолжительные отношения со своими сабочками, но рано или поздно они ему надоедали, и он принимался искать себе нового питомца. Ему просто становилось скучно жить с уже полностью перевоспитанной девушкой. В отношениях к тому времени пропадал этот огонек психологического влияния и доминирования.

Кроме того, каким бы спокойным Декарт не оставался, когда говорил о собственной внешности, но он трезво оценивал все свои изъяны. Люди больше характеризовали его как урода, чем просто человека с необычной внешностью. И дело было не только в глазах. Зачастую люди расценивали такое обилие веснушек на коже как какое-то кожное заболевание типа витилиго или псориаза, а поэтому старались всячески избегать любого телесного контакта с Декартом. Случалось так, что будущие партнеры по бизнесу даже отказывались пожать руку Декарту или просто подписывать документ той же ручкой, что и он.

Декарт ненавидел их за такое грубое невежество и неуважение, поэтому с каждым годом старался все меньше контактировать с людьми. Ни одна из его предыдущих сабочек не влюблялась в него настолько, чтобы не замечать его изъянов. Ни одна, кроме Гаи. И теперь Декарт терялся мыслями как долго это у нее продлится.

Гая не врала. Она действительно считала Декарта симпатичным. Мужчина часто замечал, как девушка подолгу любуется его глазами и телом, как искренне нежится в его объятьях и как злится, когда замечает косые взгляды в сторону Декарта. Она делает это все по-настоящему искренне. И ему это бесконечно нравилось.

Но что делать с этой девочкой дальше?

Предложи он девушке более серьезные отношения, как она на это отреагирует? Ведь влюбленность может пройти, пелена с глаз сойдет, и Гая снова будет видеть Декарта таким, каким его видят все вокруг. К тому же Декарт старше девушки лет на пятнадцать точно. Через двадцать лет Гая будет все еще красивой и интересной женщиной, а каким будет он? Ему будет уже за пятьдесят, и не обременит ли он девушку еще одной ношей моральной ответственности?

Декарту было крайне неприятно это представлять.

В вязкой задумчивости он пообедал со своим трогательным котенком, отвез ее в офис, а затем вернулся к делам со Страмом. Но теперь его мысли уже были о другом.

– О чем задумался? – Страм по-дружески закинул другу руку на плечо.

Все это время Александр был единственным человеком, который принимал Декарта таким, какой он был. Страм всячески пытался расположить друга на откровенность, но этого никогда не происходило. Декарт будто все время боялся подвоха со стороны друга. Но прошло уже шесть лет, а отношение Страма к нему становилось только лучше. Что если и Гая такая же как Александр? Готова быть с ним несмотря на любые условности?

Поэтому, разорвав затянувшуюся паузу, Декарт впервые задал Александру личный искренний вопрос.

– А как ты понял, что Луна для тебя та самая – единственная?

Александр искренне удивился, но тут же улыбнулся, прекрасно понимая к чему этот разговор…

Глава 50

– Я рад, что ты это спросил, – Александр повел друга за собой и буквально силой усадил его в кресло. – Ты, главное, успокойся и не напрягайся.

– Просто ответь, – нахмурился Декарт, чувствуя себя неприятно уязвимым. – Или, если это так сложно…

– Ну, завелся, – усмехнулся Страм. – Это не сложно. Я просто хочу, чтобы ты услышал себя, а не меня. А ты так взвинчен, что… неважно.

Страм выдохнул, словно собираясь с мыслями, и ответил.

– Не знаю, как я это почувствовал. Просто понял, что сойду с ума от одной мысли, что к Луне притронется какой-то другой мужчина. Это было настолько невыносимо представить, что я охотнее бы прибил Луну, чем отдал бы ее другому. Вот и все.

Декарт опустил глаза и подумал о своем. Александр действительно обладал каким-то непостижимым чувством такта. И его искренность заставила Декарта успокоиться.

Он тщательно взвесил слова друга и попытался сам представить, что какой-то другой мужчина касается Гаи. И… ничего. Декарт не почувствовал ревность. Напротив, он испытал даже облегчение от того, что Гая полюбит кого-то другого. Выходит, она ему просто нравится, и он не испытывает к ней каких-то особенных чувств?

После такого анализа Декарт испытал опустошающее разочарование.

Ему вдруг стало невыносимо от того, что он обманулся в своих чувствах. Словно какой-то кусок вырвали прямо из его сердца. Тогда что получается? Ему нравится не Гая, а ее преданность и влюбленность в него? Неужели Декарт настолько эгоистичный паразит, чтобы использовать Гаю как средство самолюбования?!

Ему стало противно от самого себя.

– Послушай, – Страм вновь завел разговор. – Но ведь у тебя может быть все по-другому. Если ты не испытываешь ревности к Гае, то это еще не значит, что она не та единственная.

Декарт удивился тому насколько тонко Александр почувствовал его эмоции, хотя внешне он оставался абсолютно холоден.

– Возможно, твой триггер в другом, – продолжал Страм. – И… если уж у нас такой откровенный разговор, то скажу тебе так. За шесть лет ты ни разу не спросил у меня ничего подобного. Если ты задался этим вопросом, значит, сейчас что-то не так. Произошло что-то, чего раньше не происходило.

Декарт молчал.

– Ты хочешь с ней расстаться? – прямо спросил Страм.

– Нет! – слишком быстро и резко ответил Декарт, будто секунда промедления уже запустит процесс расставания.

– Но ты хочешь разобраться в своих чувствах сейчас? – уточнил Александр.

– Да.

– Если ты поймешь, что не испытываешь сильных чувств к Гае, то ты с ней тут же расстанешься? – Александр мягко подбирался через колкую броню Декарта.

– Нет, – с долей поражения ответил Декарт.

Он действительно сейчас этого не хотел.

– Не расстанешься, потому что взял на себя ответственность? – снова спросил он. – Потому что она пропадет без тебя?

– Ну… да, – нехотя согласился Декарт, хотя понимал, что это не совсем то.

– Ну так дай ей побольше денег и расстанься, – предложил Страм. – С деньгами она точно не пропадет.

– Да не хочу я с ней расставаться! – вспыхнул Декарт и ударил ладонью по столу. – Не хочу! Она пропадет без меня, а не без моих денег! Хоть завали ее этим деньгами, она же дуреха наивная! Все на своих сестер спустит! Эта ее чертова собачья преданность! И на меня она смотрит точно так же. Вообще глаза не может отвести, будто я… не знаю… сам царь и бог для нее. Не этого я хотел! Я хотел просто спокойствия, а сейчас думаю все время как не обидеть ее лишний раз, как не сделать больно. Думаю постоянно: поела ли она, не свалилась в очередной раз откуда-нибудь, не сбила ли ее к чертям машина. Ни о чем не могу думать только о том все ли с ней в порядке прямо сейчас! Я превращаюсь в какого-то… какого-то…