Люди государевы - Брычков Павел Алексеевич. Страница 101

Старец Ануфрий достал из-за деисуса на тябле сверток бумаги, сунул его под мышку и, дразнясь, протянул:

— Вот они, письма! Не вашим скудным умишком их толковать! И диакон Федор, и вы все против Аввакума, тля. И не тебе, Сергиюшко, с его словами спорить. А коли Священного Писания не ведаешь, ступай к матери Голодухе, она тя наставит!..

Сергий задохнулся от подобной наглости. Отец Никодим, вскочив, закричал:

— Отец Сергий, хошь и недавно у нас, а зело многие книги и Писание Священное знает! Слушай! Покажи, где в Священном Писании за Аввакумово учение писано!

— Показывай! Или отложи письма, нето отлучим! — закричали враз отцы. — Исторгни из себя ересь!

— Не правильно веруешь! О Святой Троице три царя небесные и сына Божия воплотившегося кроме существа!

— Мятежник ты и смутитель веры христианской!

Но упрямый старец не сдавался, спорил до хрипоты. Помогал ему в споре ученик его, старец Паисий, и старец Арсений.

Старец Паисий вскакивал и визгливо кричал:

— Я за три равные существа умру! Огнем из души не выжечь!

Подскочив к нему, отец Сергий яростно закричал:

— Безумный калугер! Вязовой дубинкой те бока-то обмять, так ты скажешь истинную веру, трисущную или единосущную! А то бредишь че хошь!

— В моей келье грозиться! — брызгая слюной, бешено заорал старец Ануфрий. — Подите все вон!

Отцы, ругаясь и размахивая руками, вышли во двор. Неожиданно из-за амбара вышли человек десять, вооруженных ружьями, луками и рогатинами. Это были бортники и скитники старца Ануфрия.

— Держи их, лови! — закричал Ануфрий с крыльца.

Раздался выстрел, отцы бросились к лесу. Ануфрий, хохоча, кричал: — Стреляй, стреляй! Уйдут!

Старец Никодим упал, споткнувшись, чем вызвал приступ смеха у Ануфрия.

Только отец Сергий не бежал. Поначалу, как все, заторопился, но, видя насмешку, остановился и закричал Ануфрию:

— Еретик, арианин! Отлучим от церкви!

— Вяжите его! — крикнул старец Ануфрий бортникам. — Поглядим, крепка ли в нем вера истинная!..

Два дюжих бортника ловко заломили отцу Сергию руки за спину и подвели к старцу Ануфрию.

— Ну, как, у-чи-итель, верны ли Аввакумовы письма?

— Трисущная аввакумова троица — ариева ересь есть, — твердо ответил отец Сергий.

— Э-э-эх, — презрительно протянул старец Ануфрий, — поглядим, как ты под батогами запоешь… Вздернуть его под стреху!

Бортники связали отцу Сергию руки над головой, подвели к крыльцу, накинули петлю на кисти рук, и перекинув через конец верхнего бревна сруба, подняли на пол-аршина от земли. Подошел старец Ануфрий, ткнул в живот посохом.

— Повиси, можа, поумнеешь, а мы покуда отдохнем…

Старец Ануфрий и отец Паисий ушли в келью. Вокруг на глазах стемнело. В келье слышался смех. Кто-то выплеснул на отца Сергия лохань помоев. Одежда отяжелела, и веревка еще сильнее впилась в кисти рук.

Прояснилось, и над высокими елями зажглись звезды. Руки давно онемели. Одежда, схваченная морозцем, задубела.

Вышли из дома Ануфрий с Паисием, прикрывавшим ладонью язычок свечи. Ануфрий, подойдя, спросил:

— Поприбавилось ли ума? Верны ли письма страдальца?

— Сие ересь… В Священном Писании не писано о трисущной троице…

— А ты зри прилежней — и углядишь! Прислонись к нашему согласию, нужды знать не будешь… Деньги у меня есть, — ласково заговорил старец Ануфрий.

— Купить меня хочешь, собака! — прохрипел отец Сергий и плюнул в его сторону. — Тебе ли, слепому, истину узреть! Хоть режь меня, падла, а быть тебе от церкви отлученным!..

Лицо Ануфрия передернуло, он зло пробормотал отцу Паисию:

— Поучи, Паисий, его батогами, яко он тебя собирался…

Ануфрий вернулся в дом. Паисий ударил несильно палкой Сергия по спине, с хрустом брызнули ледяные чешуйки, одна попала в бороду Паисию. Он брезгливо вытряхнул ее, постоял в нерешительности, оглянулся на дверь дома и спросил:

— Пошто ты, отец, искушаешь о письмах Аввакумовых и страдание за них емлешь? Ужель в них такая ересь, что терпеть неможно?

— Потому искушаю, что Господь повелел: искушайте писание и апостолом изреченное, — морщась от боли, проговорил Сергий, — и Златоуст глаголет: вся искушайте и ложно, и истинно…

— Верно ли, что Аввакумовы письма против Священного Писания неистинны, откуль сие видно?

— Аввакум пишет, сидят три царя небесные, святой же Иоанн Дамаскин глаголет: сын единородный из отца родившийся неразлучно и нерастоянно и в нем пребывал присно…

— Как велик страдалец не узрел сей истины… Чую, правда твоя… Есть ли еще какие хулы на церковь в тех письмах? Ануфрий честь не давал, говорил, так веровать надо…

— Там же книги святых отцов похулил… Книгу великого святителя Григория Амиритского да преподобного Иосифа Волоколамского чудот

ворца испоганенными называет, плевать в них велит и в огонь кидать…

— Свят, свят, свят! — перекрестился Паисий. — Прости мя, Господи, грешного! И ты, отец, прости. В ложном забвении пребывал от скудоумия своего… Отсекаюсь ныне от Ануфрия навеки, с тобой уйду к миру истинному и вере православной…

И они ушли в Ларионовский починок, где шел собор. Старец Ануфрий, убоясь отлучения, от писем отрекся и подписал мировой свиток. Но недолго царил мир и согласие в Керженских лесах. В 1718 году пришел сюда поручик Юрий Ржевский для переписи в двойной подушный оклад. Тесноты и гонения нашли на скитников, и ушел отец Сергий в Сибирь.

Из полузабытья его вывел шорох над головой: по стволу вниз мордкой сбегала белка, заметив человека, перелетела на соседнее дерево. Судя по солнцу, прошло уже часа три, и старец слегка заволновался: пора бы парню уже вернуться. Отец Сергий хотел было пойти в город один, но решил еще подождать. Степка вернулся, когда солнце уже зависло над лесом, готовое закатиться. В руках он держал узел. С горестным видом сел молча рядом с отцом Сергием и потер красные зареванные глаза.

— Пошто долго? — спросил отец Сергий.

Степка не ответил, отвернулся и зарыдал.

— Ты чей-то? Стряслось чего?

— Ма… маманя померла, — всхлипывая, выдохнул Степка. Отец Сергий положил на голову ему ладонь и, перекрестившись, сказал:

— Упокой, Господи, душу рабы твоея Матрены Семеновой дочери… Не слезись, парень, не реви, матушка твоя, чай, уж в царствии небесном, понеже душа ее безгрешной на земле пребывала… Не слезись, сказывай, что в городе… Успокоившись, Степка сказал:

— К Ивану Гаврилычу сам ходил?

— Нет, Федьку нашел… Он и рассказал, как отпорное письмо коменданту подавали. — К себе домой заходил?

— Не заходил… Токмо к мамане на могилу… — потупился Степка, и плечи его затряслись.

— Буде, парень, буде… Сходи домой, а после, к ночи, приходи к Шевелясову, дай знать, пойдешь со мной обратно аль нет.

Тихий голос старца Сергия был слышен всем собравшимся в доме Ивана Шевелясова. Потрескивала лампада перед Спасом, горел в камельке светец…

— Бог сотворил человека по образу и подобию своему и самовластно повелел ему быть. Удивления достойна такая от бога дарованная нам честь, человеку быть уподоблену ангелам! Но зрите, правоверные, как мы от завистца и губителя своего дьявола древлего, нашего супостата от оного божественного дара отрезаемы и свободной жизни лишаемы. Супостат сей антихрист есть. О пришествии его в 7230 году в книге Кирилловой писано. Прокляну всякого, кто к присяге пойдет! К причастию и исповеди не допущу! Ибо сказано в книгах правильных, что восхитит антихрист безымянный власть в мире и несть спасения душам христианским. Мы уж и ныне страдания от предтечи его приемлем, гонимы из дома в дом, из места в место, из града в град! Слова и звания нашего языка и платья переменили. Страдальцам за веру старую ведено ходить в платье со стоячим красным козырем, яко кочету безмысленному! За Камнем брады обрили всем и к нам в Сибирь добираются, обесчестит мужей лютый царь-дьявол. Везде в беды погружаемый, на правежах стонет люд христианский от великих и несносных податей! Гладом христиан бедных поморили, святые церкви опустошили. Лучше в огне горети, чем под антихристом быти!