Почувствуй (СИ) - Севимли Алейна. Страница 68

— Мне было девять лет, в округе тогда не было девочек моего возраста, только мальчики, и те не спешили брать меня в свои игры. Единственным приятелем тогда был Анри, его бабушка иногда приводила его с собой, когда приходила на осмотры, но мы никогда не ладили, он с детства былзанудой. Никогда не хотел играть со мной, заходил в библиотеку отца, листал книги на иностранных языках, и делал вид, что разбирается. Особенно он любил делать вид, что не разговаривает на турецком языке, а только на французском. Стоило мне предложить что-нибудь, так он начинал картавить и произносить неведомые мне слова, тогда мне казалось, он просто выдумывал их. Мне не хотелось дружить с ним, но родители заставляли, говоря, что мальчику одиноко, и мне надо составлять ему компанию.

— Почему так было? — Решилась я задать вопрос, все же, о друге Биркана я почти ничего не знала.

— Его дедушка и бабушка всегда жили в городе, у них большая двухэтажная квартира, набитая антиквариатом и умными книгами, такими знаешь, все одинакового цвета, от корешка к корешку, расположенным в правильном порядке. Иногда на осмотр мы приезжали к ним домой, и я оставалась с Анри, пока мама пила чай с госпожой Дюзийде, но у него почти не было игрушек, и комната у него как в музее. Там ваза шестнадцатого века, поэтому лучше не бегать, там портьеры, сшитые из китайского шелка, ранее украшавшие спальню кого-то там, поэтому за ними нельзя прятаться, и всё подобного рода. Они всегда жили далеко, поэтому он не водился с местными мальчишками, а Дюзийде не решалась приводить такого ребенка в чужие дома, мало кто относился к подобному хорошо. Моя мама и тетя выросли на руках Дюзийде, учились вместе с её сыном, а тетя даже была влюблена в господина Чавуша, поэтому они всегда радушно принимали их семье, даже такого ребенка, как Анри.

— Что значит такого ребенка? — Не поняла я, чувствуя, что-то странное, внутри меня будто что-то дрожало, сердце колотилось, будто произошло что-то плохое. Мне стало жарко, хотя солнце скрылось за тучами, и поднялся ветер, я сняла с себя кофту, оставаясь в бирюзовой майке на бретелях, взятую из дома.

— Он родился не в браке, господин Чавуш так и не признал его. Мать Анри довольно известная балерина в Париже, беременность сделала трещину на её карьере, а материнство эту трещину увеличило. Года через три она связалась с господином Алькасом и госпожой Дюзийде, те впервые услышали о внуке, но приняли его. С тех пор ни мать, ни отец Анри, так и не общаются с ним. Господин Чавуш обиделся на родителей, что те взяли к себе ребенка, и очень редко связывается с ними, полностью игнорируя вопросы о сыне. Кадер, я собиралась рассказать о Биркане, а не об Анри. Так что слушай.

Слушать — это для меня сложно. С каждой минутой, мне всё хуже слышались слова, а их смысл почти не доходил до меня, приходилось задумываться, чтобы хоть немного вникнуть, помимо этого, отвлекала ещё тошнота. Так как на своем опыте я не знала, что такое опьянение, мне показалось, что это оно, поэтому не придала значения странным изменениям.

— Мне было одиноко, пока не приехал Биркан, тогда мальчишки не приняли его, для них он был чужаком, поэтому мы и дружили. Придумывали всякие приключения, воровали абрикосы у соседей, играли, постепенно нас приняли в компанию. Благодаря Биркану приняли и Анри, они как раз познакомились у нас дома и сразу подружились. Я ревновала его тогда. Он так заботился обо мне, не давал в обиду, выслушивал, заботился, как старший брат, наверное, он так относился к этому, но я уже тогда влюбилась. В то время Биркан был моим единственным близким человеком, у мамы уже начались проблемы с отцом, он полностью ушел в свой бизнес, она бесилась, ревновала, срывала злость на мне. Через несколько лет отец изменил ей, и всё перевернулось с ног на голову, стало ещё хуже, но и тогда Биркан поддержал меня. Он приезжал почти каждое лето, с каждым годом всё сложнее было ждать его целый год. Они с отцом жили в Анкаре, он не приезжал на выходные или на праздники, и мне оставалось только ждать, копить истории, чтобы потом выговориться, и его выслушать. Потом, его дедушка купил этот дом, я переживала, теперь мы не сможем перелезать ночью через забор, чтобы смотреть на звезды или просто наслаждаться ночным воздухом. Но я надеялась, что Биркан, как и я, будет жить в старом доме, мои родители долго не понимали, почему летом я переезжаю в старый особняк. Но Биркан оставался в новом доме, расстояние между нами увеличилось, я боялась провести с ним меньше времени, ведь мне всегда не хватало его. А потом умер его отец, он окончательно переехал сюда, и я этому радовалась, хотя ему сложно было пережить это. В тот год я призналась ему в любви, он был опустошен своими потерями, особенно не обрадовался, только обнял меня и ничего не сказал в ответ. После этого начались наши отношения, лучшее время в моей жизни. Особенно хорошим был второй год, когда он престал горевать по отцу, тогда мы просто любили друг друга, наслаждались каждой минутой, проведенной вместе. Потом всё это стало надоедать, я не разлюбила его, нет, просто мне захотелось чувствовать эту жизнь. Веселиться, гулять, выпивать, танцевать, Биркан не поддерживал моего стремления, ходил со мной в клубы очень редко, в основном общаясь со своими друзьями, а не со мной. Постепенно мы отдалялись друг от друга, мне стало интереснее в клубах, чем смотреть с ним на звезды. Мы расстались, я не переживала, ведь знала, это не навсегда, мы созданы друг для друга, позже воссоединимся. Три года после расставания — самые быстрые года в моей жизни, я почти ничего не помню из этого времени, у меня были другие парни, у него были другие девушки, но всё это длилось не долго, я даже не ревновала. Иногда мы виделись, общались, он остался главным человеком в моей жизни. Пытался вытащить из всего этого, проводил беседы, но я не слушала, я сама прекрасно разбиралась во всем, из-за моих дел мы отдалились, стали просто бывшими, будто нас не объединяли долгие годы дружбы, моей любви. Я все равно знала, он будет моим. Потом мне стало хуже, намного хуже, я совершала ужасные ошибки, и мне понадобился Биркан, мне нужна была его поддержка, нужен был он. Я медленно подступала к нему, и у меня даже получалось, он приходил на встречи, мне становилось легко от одного его вида, но тут появилась ты, Кадер. И испортила всё это. Он отстранился, сказал ужасные слова, перестал видеться со мной, а мне стало это необходимо, я начала ревновать. А всё из-за тебя. Ты всё испортила.

Йетер взглянула на меня, она улыбалась, с такой болью и ненавистью, что мне стало жутко, хотя голова кружилась, всё перед глазами расплывалось, а её смех слышался сквозь эхо.

— Ты что-то сделала? — Начала догадываться я, но мысль не задержалась у меня в голове, и страх не кольнул меня, я просто перестала что-то чувствовать, кроме слабости.

— Сделала. Верну Биркана. Как и тогда, он погорюет, но примет меня, на волне боли вновь сойдется со мной, найдет утешение, а я больше не совершу таких ошибок.

Язык онемел, будто прилип, я открывала рот, но не могла ничего сказать, послышалось сдавленное, короткое мычание, я откинулась на спинку лавки, потеряв опору, глаза закрывались. А я даже не тревожилась, мне было наплевать, я чувствовала, как из меня уходит жизнь, но безвольно смотрела на свою убийцу.

— Всё так удачно сложилось, судьба захотела твоей смерти. Я думала, выпьем у меня в машине, я сброшу тебя в обрыв, и никто там не найдет твое тело. Отсюда я тебя не понесу. Сделаем вид, что ты сама этого захотела.

Она отобрала мой телефон, вернее просто взяла, потому что я едва смогла поднять руку, когда она вытащила телефон из кармана кофты, лежащей в сантиметре от меня. Написала смс и отправила его Биркану.

«Прости, я больше не могу всё это терпеть, я понимаю, я обязана тебе всем, благодаря тебе я продолжаю существовать, но я не в силах терпеть это. Мне надоело зависеть от тебя, а я сама ничего не представляю собой, и не буду представлять, Йетер права, я только порчу твою жизнь. А свою жизнь уже давно испортила, так как мне нечего сейчас терять, я просто завершу всё это, прими мой выбор», — гласил текст сообщения.