Наследие (СИ) - Рави Ивар. Страница 15

Соскочив с лошади, дотронулся до головы парня:

— Встань Ганс, ты — король.

— Император выше короля, — последовал ответ на русском, но Ганс поднялся. Месячное общение с Илсом во время пребывания последнего в Регенсбурге не прошло даром: Ганс бегло говорил с ужасным немецким акцентом.

Спросив его, как будет по-немецки король, поднял его руку и громко прокричал:

— Король Ганс Первый!

— Король Ганс Первый! — хором отозвались воины Дойчей, поднимаясь с колен.

Отрубленная голова их предводителя лежала недалеко, часть всадников мертва, остальные сдались. Не за кого было проливать кровь, и воины Дойчей приняли правильное решение — сохранить свою жизнь для службы новому королю.

— Гуран, скажи нашим людям, чтобы не задирали Дойчей, мы больше не враги. Мне надо поговорить с Гансом, пусть люди будут настороже, но без ссор.

Общались мы в доме коменданта Штатенгартена Штефа, оказавшегося близким родичем Ганса. Уже в сумерках показалась пехота, ведомая Шрамом: теперь соотношение Русов и Дойчей было примерно одинаково. По поводу дружбы между королем Гансом и императором Максом Са в Штатенгартене объявили братание и всеобщую гулянку: горожане извлекли все свои запасы пива, местные женщины удостаивались внимания десятков мужчин, к большому сожалению их мужей и братьев. Но такова жизнь в военное время — когда в город входит армия, многие мужья начинают чесать головы на предмет роста рогов.

Богдан, Гуран и Шрам не выпускали меня из поля зрения — даже красивую девушку, присланную Штефом скрасить мою ночь, предварительно обыскали.

Утром проснулся с головной болью: пиво Дойчей не сильно отличалось по крепости от нашей ячменки. Вчера мы договорились с Гансом о взаимопомощи и обмене знаниями. Проклятые «христоверы», эти религиозные фанатики, затормозили весь прогресс в империи Русов, оставив мой народ в застое. У Дойчей развитие получилось куда лучше: развивались технологии — подзорные трубы, инструменты, орудия труда…

Спросонья не сразу разобрал, что голая девушка под одной шкурой со мной — не Ната. Проснувшаяся красивая и розовощекая девица довольно улыбалась, произнося непонятные мне слова. Подробности ночи с ней полностью вылетели из моей головы.

— Тебе пора идти, — показал на дверь. Вспомнив второе слово по-немецки, добавил: — Шнелле!

Испуганная девица выскочила из-под шкуры, явив на обозрение стройную гибкую фигуру. Нырнула в свое платье, она взялась за ручку двери. Мне стало ее жаль, женщинам в каменном веке редко достается человеческое отношение. Притянув девушку к себе, поцеловал ее и шутливо шлепнул по упругой попе:

— А теперь беги.

— Майн херц! — приложила девушка руку к груди и, кокетливо улыбнувшись, выскользнула наружу.

Богдан, дремавший снаружи комнаты, вскочил при моем появлении:

— Пусть позовут Ганса, нам пора домой.

Выйдя во двор под неусыпным оком двоих Русов, умылся из бадьи: в Штатенгартене вырыто несколько колодцев.

Завтрак с Гансом немного затянулся: мы договорились, что он пришлет сотню воинов в Мехик, а я ему в Регенсбург отправлю порядка двадцати мастеровых, чтобы овладели теми технологиями, с которыми у нас оставались проблемы.

— Макс Са, я твой… — Ганс запнулся, не находя нужного слова.

— Друг, — подсказал парню.

— Друг, — повторил Ганс, затем, просияв, добавил: — твой воин.

— Ганс, этот мир очень большой, нашим народам хватит места на тысячи лет. Мир всегда лучше войны.

Расставались мы тепло: Гансу ещё предстояло вернуться и решить вопрос с врагами в Регенсбурге, а у меня теперь оказались развязаны руки для войны с Никоном и его кодлой. Вместе со мной в Мехик шла сотня Дойчей — Ганс не стал надолго откладывать наш план, решив его реализовать сразу. На мои слова, что воины ему понадобятся, пока не решит вопросы с Регенсбургом, Ганс отмахнулся:

— Надо казнить Лейбница. В городе не больше сотни воинов, справлюсь.

В моей пехоте было несколько человек из числа пленных Дойчей, которым я дал свободу и выбор. Они стали главными переводчиками между Дойчами и Русами, но слово «хорошо», произносимое Дойчами как «карашо», усвоила уже вся сотня воинов Ганса, идущих с нами. Поручив Шраму приглядывать за новыми воинами, чтобы их не обижали, перевел всадников на рысь, чтобы быстрее прибыть в Мехик.

Обратный путь немного затянулся: спешить было некуда, да и растянулись мы на большое расстояние. Дважды встретились небольшие группы дикарей, исчезнувшие в густом подлеске при виде войска.

"Надо будет установить регулярное сообщение по маршруту Берлин-Мехик-Штатенгартен-Регенсбург", — крутилась в голове назойливая мысль. На первое время это может быть небольшие форпосты, по типу как я сделал в свое время между Макселем и Портбоу. За прошедшие полтора века форпосты превратились в крупные поселения, насчитывающие до сотни дворов. А со временем, может, получится овладеть технологией пара — тогда пароход и паровоз станут явью. «Губу закатай, — мерзко хихикнул внутренний голос, — паровоз и пароход он хочет сделать из говна и палок; ага, дендрофекальным способом».

— А вот и сделаю, — вслух возразил негоднику, приведя в замешательство Богдана.

— Что сделаешь, Макс Са?

— Это я не тебе; так, мысли вслух.

Не знаю, понял меня Богдан или нет, но держаться стал ближе, видимо решив, что я перегрелся после бурной ночи с местной красавицей.

После возвращения в Мехик решил отправить часть опытных воинов вместе с воинами Ганса в Берлин. Для защиты Мехика отныне достаточен небольшой гарнизон — угроза с севера прекратила свое существование. К моему удивлению, Гуран изъявил желание вернуться в Берлин. Разгадку подсказал Шрам — женщина Гурана решила вернуться к мужу, от которого уходила ради ветреного мальчишки. В общей сложности в Мехике оставался гарнизон из тридцати лучников, десяти арбалетчиков и четырех пушкарей. Подумав, решил оставить и десяток всадников для разведки. Вся остальная масса воинов, общим числом достигавшая почти пяти сотен, отправилась в Берлин под моим руководством.

С учетом воинов в самом Берлине моя армия достигла численности в тысячу человек. Не до конца ясной оставалась судьба Сан-Техе и Пансы. Ещё пару раз пробовал с ним связаться, но парень не отвечал. Но я интуитивно чувствовал, что Панса жив — мои ментальные посылы принимались живым существом, а не отражались от холодного трупа.

В Берлине нас встречали триумфально: посланные вперед гонцы сообщили о мирном договоре с новым королем Дойчей. У меня не было иллюзий насчет вечной дружбы и миролюбия между Русами и Дойчами. Даже братские народы зачастую развязывают кровопролитные войны, что уж говорить о непримиримых в моем старом мире врагах. Просто оставалось надеяться, что в ближайшие десятилетия удастся избежать войн, а со временем и надобность в них отпадет.

— Макс Са, — Терс, соскочив с лошади, бросился ко мне, — сам Главный Дух-Бог Тебе помогает. Теперь нам ничто не мешает разбить проклятых сатанистов и вернуть Максель.

— Не мешает, Терс, и мы их разобьем. Мне нужно несколько дней для анализа ситуации, потом и начнем. Поручи Васту, чтобы присмотрел за воинами короля Ганса, они тоже будут участвовать в бою, надо обучить их нашим командам. А потом, — я сделал паузу, — начнем войну за мое наследие.

«Война за наследие», — словосочетание мне понравилось, оно отлично отражало суть происходящего. Я прибыл в этот мир растерянным, молодым и неопытным. Встретил Нел и ее братьев, совершил плавание на плоту, пока не основал Плаж. Потом Судьба дала мне неоценимых помощников — Тиландера и Лайтфута. Мы строили, учились воевать, научились бороздить моря, основали несколько крупных поселений. Я создал с помощью друзей целую империю, пусть и маленькую.

Мой сын Миха умер, умерла его мать Нел, не пережив смерти своего первенца. Мне ничего не известно о своих дочерях-близняшках. Остальные мои друзья и дети пропали, отправившись на мои поиски. По крайней мере именно так это значилось в рукописи Зика. Максель остался под управлением взбалмошной и стервозной Сед. А потом, за время моего отсутствия, всё пошло прахом: прогресс застопорился, власть в Макселе прибрали «христоверы». Всё, что есть сегодня в цивилизованном мире этого периода, — так или иначе моя заслуга, а значит, мое наследие. А за наследие надо бороться, его нельзя дарить никому, кроме своих потомков.