Наследие (СИ) - Рави Ивар. Страница 13

— Я Макс Са, мне помогают Высшие Силы, — усмехнулся на растерянный вид сатаниста. — Кстати, куда бы ты пошел, если бы я тебе даровал жизнь?

— В Будилиху, это мой дом, — негромко ответил Гранит, повторно попросив воды.

— Нет у тебя дома. Сгорела твоя Будилиха, женщины достались Сан-Техе, а сам город перешел к изгнанникам, коим я и даровал это гнездо скверны.

— Сгорела… дикие… изгнанники, — растерянно повторил Гранит.

Налив полный кубок ячменки, протянул сатанисту:

— Выпей ячменки, тебе она сейчас нужнее воды, помяни свою Будилиху.

Дрожащей рукой Гранит взял кубок и опрокинул его в рот, уткнувшись в свой окровавленный рукав. Выдохнув, глубоко втянул в себя воздух, растерянно повторяя наименование своего городка.

— Гранит, больше тебя не будут бить — тебя будут кормить и поить. Ты поедешь со мной в Берлин. Если сможешь вымолить прощение у Наты, я отпущу тебя. Хватит крови русского человека. Пойми это Никон, я дал бы ему умереть в своей постели. Но он выбрал войну, будет ему война до последнего «христовера». Что касается тебя, — ты — пешка, ты исполнитель чужой воли, зла я на тебя не держу. Богдан, отведи его в темницу, пусть местный лекарь осмотрит его раны. И пусть сходит кто-нибудь за Илсом, пора отправлять его в путь.

Гранит стоял, уже покачиваясь — крепкая ячменка на голодный желудок быстро дала о себе знать.

— Пошли, — потянул его за рукав Богдан.

В дверном проеме Гранит обернулся:

— Я сказал тебе не всё — после смерти Дитриха против Ганса ополчились многие. Ему пришлось бежать с отрядом верных ему людей, племянники Дитриха осаждают городок в двух днях пути отсюда, где Ганс укрылся со своими людьми.

— Ублюдок, — вскочил я с места, — это же самое важное! Как давно городок осаждают?

— С позавчерашнего утра!

— Богдан, — взревел я, оглядываясь в поисках своей катаны. — Быстро его в темницу, к врачу. Играй общий сбор! Пусть сюда летят Шрам и Гуран!

Прошло не больше часа, когда вся кавалерия Мехика прошла ворота Стены, покидая город. Следом шел отряд арбалетчиков и лучников, оставив в городе всего сорок воинов — спешил на помощь Гансу Мольтке.

Мольтке с тревогой всматривался горящие костры лагеря преследователей. Всё начиналось так хорошо: ему удалось склонить на свою сторону часть воинов, они штурмом взяли королевский дворец. Освобожденные из темницы Гросс, Хельмут и Берт с соблюдением всех необходимых церемоний возвели его на трон. Но недолго удалось Гансу пробыть королем: его предложение установить мирные отношения с Русами встретило яростное сопротивление со стороны Лейбница, занимавшего пост военного министра. Мольтке допустил ошибку, не казнив наглеца, и тому понадобилось всего три недели, чтобы перетянуть на свою сторону большинство Королевского Совета.

На очередном Совете Лейбниц восстал открыто: в зал ворвались воины для убийства нового короля. Только отчаянная смелость и горстка надежных людей из охраны позволили Гансу уйти из дворца живым. Но заговорщики успели склонить на свою сторону большинство воинов — Ганса поддержала только кавалерия. Две сотни отчаянных храбрецов не могут противостоять двум тысячам пеших воинов. Теряя бойцов, Гансу пришлось покинуть город, чтобы спасти свою жизнь и жизни охранников. Их преследовали, как кабана на загонной охоте. Огрызаясь, они наносили колющие удары врагу, но силы были неравны.

И тогда Мольтке принял единственно верное решение — уйти со своими людьми к императору Русов, чтобы с его помощью вернуть свой трон.

Они успели дойти до пограничного Штатенгартена, где Мольтке решил дать воинам отдых. В этом заключалась его вторая ошибка — за ночь преследователи смогли их настигнуть, и теперь попытка покинуть город была обречена на провал. Преследователей возглавлял Михел, двоюродный племянник покойного Дитриха — не отличавшийся умом, но крайне жестокий человек.

Первый день прошел без штурма — Ганс со сторожевой башни наблюдал, как напротив двух городских ворот воины Михела устанавливали непроходимые преграды из срубленных деревьев. К концу первого дня в город пришли парламентеры, предлагая сдаться. Всем, кроме Ганса, гарантировалась жизнь с обязательным служением на северных заставах.

Все сто двадцать всадников Мольтке отвергли предложение о сдаче в плен. Первая атака на город последовала сразу после ухода парламентёров. Стены Штатенгартена — всего около трех метров в высоту, но на ней были частые башенки, позволявшие стрелять во врага. Атаку отбили без труда, несмотря на превосходящие силы противника. На следующее утро Ганс с башни видел Руса — того самого, что всё время был гостем Дитриха. Пользуясь тем, что осаждающие заняты крепостью, Рус с лошадью исчез в кустах. Обратно он не явился, а последовавшая вскоре атака заслонила мысли о странном поведении Руса.

И вторую атаку им удалось отбить, правда, десять воинов Мольтке были убиты. Михел понес куда большие потери, но в его распоряжении находились почти семь сотен пехотинцев. У Ганса оставались его кавалеристы и гарнизон Штатенгартена, присягнувший ему на верность и являвшийся частью его наследного лянда. Из захваченных пленных, что успели вскарабкаться на стену, Ганс узнал, что Михел послал отряд в Регенсбург за небольшими пушками. Понимая, что с прибытием пушек его положение станет безнадежным, они предприняли ночную вылазку, успев истребить один отряд у южных ворот. Но баррикады, воздвигнутые из срубленных деревьев, не дали им прорваться на открытую местность. И Ганс вынужденно отступил обратно в город.

Миновал третий день осады.

Занималось утро четвертого дня — по расчетам Ганса, уже завтра могут прибыть пушки. Самое позднее — пушки появятся у стен Штатенгартена послезавтра. С началом обстрела стены и ворота не выдержат, а хлынувшая в пролом орда пеших воинов Михела задавит их своим количеством. Его мысли вернулись к Лейбницу — как не усмотрел вызова своей власти в словах строптивого министра?.. Обезглавь он его тогда, не пришлось бы спасаться бегством, теряя верных воинов.

— Ганс, тебе надо отдохнуть.

Штеф, комендант Штатенгартена, приходился ему двоюродным братом по материнской линии. Под его началом — десять кавалеристов и тридцать лучников, часть которых уже полегла в неровной схватке.

— Штеф, мне нужен человек, знающий язык Русов, — вместо ответа обратился к нему Ганс.

— У нас таких нет, может, среди дикарей, что торговали с Русами, найдется. Но до них день пути на запад; после той бойни они ушли с юга на запад.

— Пошли к ним воина ночью, если к нам не придет помощь с того городка Русов, мы все здесь умрем, — мрачно констатировал Ганс.

— Ганс, а ты уверен, что Русы придут? Им это зачем, ведь мы враги.

— Придут, если дикарь назовет мое имя императору. Я чувствую, что он в том городе за крепкой стеной, я словно слышу его.

— Я пошлю человека ночью, но ты должен отдохнуть. Сам слышал, что сказали пленные — Михел не будет больше атаковать, пока не прибудут пушки.

День прошел спокойно, изредка лучники с обеих сторон вступали в бесполезную перестрелку, пока Штеф не запретил тратить стрелы. Последняя надежда на помощь извне пропала, когда утром Штеф и Ганс увидели насаженной на кол голову воина, посланного к дикарям. А ближе к обеду с северо-западной стороны равнины показался небольшой отряд всадников Михела, возвращающийся с пушками.

— Вот теперь — всё… — констатировал Ганс, наблюдая, как неприятель устанавливает пушки напротив стен городка.

— Тогда умрем, как подобает воинам, — улыбнулся Штеф, — предупрежу наших воинов, что сегодня — славный день для смерти.

Племянник покойного Дитриха не стал ждать нового дня, чтобы начать обстрел. Спустя всего час после прибытия четыре небольшие пушки открыли огонь по стене города с западной стороны. Понадобилось около двадцати выстрелов, чтобы часть укрепления обвалилась: успех воины Михела встретили громкими криками.

— Приготовиться к атаке! — отдал приказ Ганс, покидая башню и спускаясь во двор. — Мы дорого продадим свои жизни.