Принц со шрамом (ЛП) - Макинтайер Эмили. Страница 52

Не все женщины созданы для пышных платьев и причудливых корон, сверкающих на свету.

Некоторые из нас предпочитают анонимность, которая приходит вместе с тенями.

Просунув руки в черный плащ, я накидываю капюшон на голову, захватив пальцами края и потянув, пока он не скрывает мое лицо из виду.

А затем я выхожу за дверь, уже зная, что там не будет нового охранника, чтобы следить за происходящим. Когда Ксандера нет, я — всего лишь запасной вариант.

У меня сжимается живот, когда я направляюсь к ближайшей потайной двери, и мой желудок начинает трепетать, когда за углом раздаются голоса, звучащие так, словно они направляются в том же направлении. Я разворачиваюсь и бегу как можно тише в конец коридора, прячась за дальней стеной, чтобы они меня не увидели.

Шейна. Мое сердце замирает. И Пол.

Я вскидываю брови, и мои внутренности сворачиваются от непонимания, гадая, что они делают вместе и почему скрываются в коридорах поздно ночью.

Когда они открывают потайной ход и входят в туннели замка, мой желудок опускается на пол. Я следую за ними, держась достаточно далеко, чтобы они не заметили моего присутствия. Проходит десять минут, прежде чем они достигают конца туннелей, небольшой каменной лестницы, ведущей к маленькой двери, которая открывается наружу, и они выходят, шепча слова слишком тихо, чтобы я могла их расслышать.

Я снова следую за ними, вступая в прохладу облачной ночи и понимая, что мы находимся посреди леса. И я понятия не имею, куда они собираются идти.

41. Тристан

Это очень интересный поворот событий, когда мой брат слушает мои слова как Евангелие, и еще одно доказательство того, что он действительно сошел с ума.

Если бы я не был так зациклен на воспоминаниях о том, как моя Маленькая Лань обхватывала мой член, возможно, я бы нашел немного юмора в иронии о мальчике, который всю свою жизнь говорил мне, что я не стою грязи на его ботинке, а теперь он спрашивает меня, что ему делать.

Конечно, все это — результат моего тщательного манипулирования его галлюцинациями. Я увидел слабое место и набросился на него. Мятежников много, и их число растет с каждым днем. У меня много фракций, скрытых от посторонних глаз. Мы везде, даже в тех местах, о которых вы и не подозреваете. Но я не идиот, и если есть возможность укрепить наши шансы, я всегда ею воспользуюсь.

Вот почему я вчера вечером легкомысленно предложил, чтобы Тимоти не хоронили должным образом — Эдвард мог бы использовать это, чтобы поколебать мнения о короле. Люди не очень хорошо относятся к тому, что с их собственными людьми не обращаются с уважением.

— Брат, прости, что беспокою тебя, но я не знал, куда еще обратиться, — я качаю головой, вышагивая так, словно эти мысли терзают мой разум.

— Хватит, Тристан. Я занят, — огрызается он, откинувшись в кресле и попыхивая сигарой.

— Речь идет об отце, — шепчу я, оглядывая комнату, как будто кто-то может подслушать.

Это привлекает его внимание, и он садится вперед, его брови поднимаются.

— Он сказал тебе что-то еще? Снова пришел к тебе во сне?

Я колеблюсь несколько долгих мгновений.

— Да. Но… я не знаю.

— Скажи мне, — шипит он.

— В моем сне… король Андалайзии послал войска к нашей южной границе.

Майкл вцепился в корни своих волос.

— Что? Ты думаешь, они хотят развязать войну?

Глубоко вздохнув, я качаю головой.

— Я не знаю, Майкл. Возможно, это ерунда. Блять! — я пинаю деревянную ножку стула. — Мне кажется, что я схожу с ума.

— Нет, — он встает на ноги, обходит стол, пока не оказывается передо мной. Он крепко сжимает мое плечо. — Ты не сошёл с ума. Мы не сумасшедшие.

Я киваю, проводя ладонью по губам.

— Он сказал, когда?

Пожимая плечами, я смотрю на него из-под бровей.

— Я не могу быть уверен.

Майкл жуёт внутреннюю сторону губы.

— Мы не можем рассказать об этом совету, они не поверят.

— Майкл, ты король. Это абсолютная монархия, а не демократия, — говорю я. — Не позволяй другим принимать решения, как будто в их жилах течет кровь Фааса. Это не так.

Его глаза вспыхивают, грудь вздымается, когда мои слова проникают в его психику.

— Мы пошлем войска к южной границе. Просто для безопасности.

— Брат, я думаю, это правильный выбор.

———

Эдвард смотрит на меня, когда я прислоняюсь к барной стойке таверны, прикуриваю косяк и подношу его к губам, огорченный тем, что не могу почувствовать запах Сары на кончиках пальцев.

Каждая клеточка моего тела жаждет выследить ее и приковать к себе. Это нездорово, эта одержимость, но она все равно здесь, а я никогда не отличался крепким душевным здоровьем.

— Вы кажетесь другим, — говорит Эдвард, потягивая из пинты эль.

— Правда? — ухмыляюсь я. — Наверное, это потому, что мы на пороге всего, чего я когда-либо хотел. Мой брат сошел с ума, Эдвард. Он считает, что я вижу призрак нашего отца, который шепчет мне на ухо предостережения. И уже завтра большая часть королевских войск отправится к южной границе, чтобы защититься от выдуманной угрозы войны.

Ухмылка Эдварда растягивается по его лицу.

— И что в итоге?

Я улыбаюсь.

— В конце концов, я буду носить корону в любом случае. Предпочтительно с совершенно новым советом, не заполненным людьми, которые всю жизнь пренебрегали мной.

— Победа будет за нами, Ваше Высочество. Я чувствую это. Несколько моих людей уже балансируют на грани. Они недовольны тем, как обстоят дела, — он хлопает в ладоши, прежде чем сделать еще один глоток своего напитка. — А парни в подвале, которые пытались убить леди Беатро? Что бы Вы хотели, чтобы я с ними сделал?

Моя кровь закипает, когда я думаю о мятежниках, которые взяли на себя ответственность организовать покушение.

— Держи их под замком. Я планирую отдать их в качестве подарка.

— Кому?

Я улыбаюсь.

— Саре, конечно.

Его глаза загораются осознанием, но прежде чем он успевает сказать что-то еще, дверь в таверну распахивается, и входит Шейна, ее глаза сканируют все вокруг, пока не останавливаются на нас. Улыбка расплывается по ее лицу, когда она видит Эдварда, и он выпрямляется, прислонившись к барной стойке. И затем, как я и просил, Пол Вартег следует за ней, его взгляд расширяется, когда он рассматривает три десятка людей, которые едят и пьют за столами, и его рот открывается, когда он останавливается на железной клетке, построенной в дальнем углу, с бессознательным Ксандером, прикованным к стене и выставленным на обозрение.

Я тушу конец косяка и подхожу к ним, приняв теплую ухмылку на свое лицо.

— Добро пожаловать, Пол, — я кладу руку ему на спину. — Я так рад видеть, что Шейна убедила тебя прийти.

— Это Вы, — шепчет он. — Вы — король мятежников?

Моя ухмылка расширяется.

— Я много кто, но сейчас я просто друг.

Я подталкиваю его вперед, и Шейна отрывается, идет к Эдварду и погружается в его объятия, их губы смыкаются в долгом поцелуе.

— Я признателен, что ты здесь, — говорю я ему. — Хотя бы для того, чтобы увидеть, чего добились месяцы твоей тяжелой работы, обеспечивая еду, которая доставляется сюда, — моя рука машет над столами, указывая на случайные лица. — Если бы не было так поздно, ты бы увидел маленьких детей, которые впервые за несколько дней получают еду. Ты бы увидел матерей, прижимающих младенцев к груди, пока они плачут от облегчения из-за того, что им дали что-то, когда монархия не смогла обеспечить их.

Повернувшись к нему, я впиваюсь в него взглядом.

— Я хочу, чтобы ты знал, как мне невероятно жаль Тимоти.

Его глаза сужаются, плечи напрягаются, когда он встречает мой взгляд.

Об этом не говорят — не вслух, — но я знаю о нем и Тимоти. Об украденных моментах и тайных ночах. О любви, которая закончилась бы гораздо хуже, чем выстрел в грудь, если бы кто-нибудь узнал.