Последний министр (СИ) - Гуров Валерий Александрович. Страница 40

Договорено было встречаться в девять утра в рабочем кабинете Сергея Семёновича. Хабалов сразу заявил, что он человек дюже занятой и про то про все у него в распоряжении не больше пятнадцати минут на разговор. Поэтому, чтобы не терять драгоценное время, Протопопов, тщательно подготовившись к встрече, вышел из здания министерства сильно заранее. Чтобы к девяти часам, а то и раньше уже стоять у кабинета генерал-лейтенанта. Шёл министр с теми мыслями, что по ходу диалога ему необходимо будет выяснить какой позиции придерживается Сергей Семёнович по тем или иным вопросам, и чем они могут быть полезны друг другу, как на короткой, так и на более длительной дистанции. Если, конечно, одного или второго не уберут со своего поста раньше времени. Последние месяцы Государь был скор на расправу и плодил чехарду с перестановками ключевых лиц, что далеко не всегда способствовало делу в благоприятном ключе.

По пути к Хабалову, Александр Дмитриевич успел удостовериться лишний раз, что военные, из тех, кто белобилетники и находится в тылу, представляют из себя крайне печальное, если не удручающее зрелище. Шатаются без дела, группами по двое, по трое, а где и больше. Многие пьяненькие, плюют откровенно на царский запрет, при этом ведут себя развязано и пахабно. К горожанам пристают, задирают прохожих и на конфликты провоцируют. Все деморализованы и ни за что не хотят возвращаться на фронт, откуда итак по счастью унесли ноги. Не все правда целые, но зато живые.

К Протопопову, который на встречу с Хабаловым взял своих охранников, такие горе-вояки не лезли. Боялись, что прилетит в ответ и обходили стороной. А вот позадирать одиночек — это как за здрасьте, и главное никакой чести — цеплялись даже к парам, что по понятию Александра Дмитриевича было неправильно.

Поэтому ничего удивительного, что когда подобный инцидент произошёл на глазах Протопопова, министр не прошёл мимо и вмешался тотчас.

По улице никого не трогая шли старик и его молодая внучка, под ручку. На встречу им вышли трое нагрузившихся водкой белобилетников. Один из них видно из госпиталя недавно — голова перебинтована. Старик с внучкой лет восемнадцати решили от греха подальше перейти на другую сторону дороги, но «солдаты» пошли следом. Тот, что с перебинтованной головой перегородил деду с внучкой дорогу.

— Дед, а дед, ты не против, если я с твоей внучкой поразвлекаюсь? — хихикнул он, смотря смутившейся девчонке на грудь, хорошо так возвышавшуюся двумя аппетитными холмиками под меховой накидкой.

— Пройти дайте, — ответил старик.

Что он ещё мог сказать, когда против него трое, а он один и старый? В том то и дело, что ничего, жить то хотелось. И если бы солдатики его не убили, то покалечили бы уж точно — много ли старику надо, если молодой ударит?

— Дед, а дед, ну ты не жлобь, кто ж тебя с твоей внучкой защищать будет?

Захохотали все трое.

Протопопов понял, что дело пахнет керосином и вмешался, попросив своих телохранителей «обождать в сторонке».

Подошёл сзади к солдатикам и недолго думая врезал наглецу с перебинтованной головой промеж ног.

— У-у-у… — завыл солдатик, заваливаясь.

Остальные двое было встрепенулись, кинулись в драку. Но как то все сразу у них не туда пошло.

Удар.

Второй.

Оба теперь лежали на земле, держась руками за горло, туда пришёлся удар ребром ладони. Протопопов показал, что старик с внучкой могут идти дальше и выслушал в ответ кучу благодарностей и уверений в глубочайшем уважении. Старик уходя сунул Протопопову визитку, заверив, что «милостивый государь может обращаться по все вопросам». Вряд ли старик узнал в милостивом государе министра внутренних дел. Протопопов не глядя спрятал вручённую визитку во внутреннем кармане пиджака. Потом снял ремень и связал всех троих за запястье друг к дружке.

— Паша останься и проследи, позвони Кирпичникову, пусть присылает своих и увозит этих нелюдей, — распорядился Протопопов одному из своих телохранителей.

Инцидент только укрепил министра во мнении, что таких людей не должно быть на улицах Петрограда в предреволюционное время. Понимал ли это Хабалов — это только предстояло выяснить опытным путём.

Через пятнадцать минут Александр Дмитриевич уже стоял в кабинете начальника Петроградского ВО.

Хабалов выглядел точно таким, каким Александр Дмитриевич привык видеть его на фотографиях тех лет. Потешные очёчки в тонкой оправе с круглыми толстыми стёклами. Волосы тщательно уложены. Ну и усы — они заслуживали отдельного внимания, выделялись. Усы у Хабалова были длинные, лихо накрученные и безусловно они придавали образу генерал-лейтенанта колорит, а заодно выдавали в нем совсем недавнего атамана казачьих войск на Урале.

Выглядел Сергей Семёнович измотанным и усталым человеком, несмотря на столь раннее время. Вроде и военная осанка на месте, и сам держится как подобает высокой должности, а лицо осунувшееся, уставшее и какое-то безразличное к происходящему. И дело было не в том, что генералу не удалось хорошенечко отоспаться прошлой ночью или что-то его, к примеру, беспокоило из текущих задач. Нет, скорее проблема лежала в плоскости общей усталости от жизни. Сергею Семеновичу было под шестьдесят, своё он отслужил и отвоевался за длительную карьеру военного. Достаточно сказать, что Хабалов был участником ещё Русско-турецкой войны 1877–1878 годов, закончившейся на минуточку без малого сорок лет назад! И с тех пор Сергея Семёновича помотало знатно.

Воякой Хабалов был опытным, но скорее кадровым, не боевым — из последних 18 лет, он 16 лет преподавал в военных училищах. А с началом войны был назначен военным губернатором Уральской области и наказным атаманом… Видя его уставшее лицо, Протопопов отчётливо понимал, что Хабалову бы на пенсию уйти, но как-то неудобно ему отказать Государю. Вот и мучается, служит.

Связано ли это с общим настроем генерала-лейтенанта или Хабалов имел к Протопопову личную неприязнь, но настроен он был прескверно и холодно. Он сразу дал понять, что к общению не расположен и совершенно не видит в нем очевидного смысла. Возможно сказывался тот факт, что Протопопова Сергей Семёнович недолюбливал из-за курса, проводимого прежним министром… или может из-за курса нынешнего министра, все же?

Хабалов уставился на Протопопова сквозь линзы своих очков, щурясь и прокаркал по офицерски, поставленным голосом.

— А, это вы, Александр Дмитриевич, ну здравствуйте. Я признаться о вас уже забыл и не вспоминал, вы уж простите.

— Главное, что я о вас помню, Сергей Семёнович, — улыбнулся Протопопов, присаживаясь на стул. — Как поживаете, а то выглядите неважнецки.

Хабалов выпучил глаза удивлённо, зачем-то начал какие-то свои бумаги на столе перекладывать, не понимая толком, как реагировать. Наконец, собрался и выдал целую тираду.

— Послушайте, Александр Дмитриевич, я смотрю у вас в вашем министерстве заняться нечем. Вы бы только остальных под свою гребёнку не равняли. Я кажется говорил вам, что у меня нет времени и что принимаю только по срочным вопросам, безотлагательным? Говорил. Так вы меня, конечно извините, но какого черта вы мое время разбазариваете на пустой трёп?

— Пустой значит? — уточнил Протопопов.

— Не пустой разве? Разговаривать нам право не о чем, а все, что вам следует знать и все, что касается вашего ведомства, касаемо военного округа, находится в полном распоряжении небезызвестного вам господина Балка. Вот и ступайте туда, запросы делайте, все там…

Хабалов не договорил. Потому как перед ним на стол легла одна любопытная бумага, которую Протопопов достал из внутреннего кармана своего пиджака. Подвинул бумагу по столешнице ближе к генералу.

— Ознакомьтесь, Сергей Семёнович.

— Это что за номера?

— Повестка, которую согласно ст. 377 УУС я вам вручаю. Распишитесь.

Хабалов начал читать вслух текст повестки и все больше хмуриться.

— Хабалов Сергей Семёнович, требуемый к следствию по главе 4, статье 108, пункт 6 «Шпионство», 13 января 1917 года в 16.00 обязан явится по адресу Набережная реки Фонтанки, до 57, для дачи разъяснений. — глаза генерала на лоб вылезли. — Чего?!