Утро под Катовице (СИ) - Ермаков Николай Александрович. Страница 36

Давай двадцать рублей! — я, немного напрягшись, всё же отсчитал ему две десятки, после чего он без стука вошёл в дверь с номером 29 и, пробыв там не более пяти минут, вышел, держа в правой руке тёмно-коричневый портфель, который протянул мне со словами:

Не новый, но за такую цену вполне нормально. Или не надо? — для проформы спросил он, когда я уже взял покупку в руки.

Надо, спасибо! — заверил его я, рассматривая приобретение.

Не новый — это мягко сказано, судя по бросающимся в глаза потертостям, я бы оценил его возраст лет в десять интенсивной эксплуатации, но всё же несмотря на это, он выглядел ещё вполне прилично, поэтому, радуясь удачному решению проблемы, я сложил в портфель бумаги и футляр с бритвой. После чего двинулся вслед за майором, который, поднявшись по лестнице на третий этаж, завел меня в небольшой зал с обтянутыми зелёным бархатом стенами и двумя рядами стульев, напротив которых стоял длинный стол. Здесь уже находились три командира: два лейтенанта внутренних войск НКВД и капитан погранвойск, молча поднявшиеся со своих стульев при нашем появлении. Очевидно, так они отреагировали на майора госбезопасности. Войдя, мы с Соболевым также заняли места в первом ряду, после чего тот вытащил из кармана перочинный нож и ловко проковырял дырочку у меня на гимнастёрке. В течении последующих получаса подошли ещё восемь командиров НКВД в различных званиях и при появлении каждого из них, мне приходилось вставать, как положено по Уставу. Все награждаемые были обмундированы во френчи защитного цвета, синие галифе и сапоги, и лишь я, самый младший по званию, был одет в гимнастёрку и шаровары. Затем появился лейтенант госбезопасности и предложил присутствующим предъявить документы и зарегистрироваться. Соболев, как самый старший по званию из присутствующих, подошёл первым, показал мою служебную книжку, отдал лейтенанту какую-то бумагу, после чего пожал мне руку, сообщил, что на этом его забота обо мне закончена, пожелал мне удачи и удалился.

Ещё через пятнадцать минут в зал вошёл капитан госбезопасности, отдавший приказ:

В одну шеренгу становись! Равняйсь! Смирно!

Когда все построились, в сопровождении незнакомого мне майора вошёл невысокий грузин в форме комиссара госбезопасности первого ранга и пенсне, которого я сразу опознал по ранее виденным мною документальным фильмам. Приняв доклад от построившего нас капитана, он по бумаге стал зачитывать звания, фамилии и лично прикручивать ордена на грудь. Награждение производилось от старшего звания к меньшему, поэтому я получил орден последним. Заученно развернувшись, я гаркнул: «Служу Советскому Союзу!» — и встал в строй. На этом награждение закончилось, Берия ещё раз всех поздравил и удалился. Капитан госбезопасности дал команду:

Вольно! Разойтись! — по этой команде награждённые командиры в порядке старшинства потянулись к выходу, а последним из зала вышел я с орденом на груди и портфелем в руке.

По окончании процедуры награждения оказалось, что уже половина двенадцатого, а желудок лёгким посасыванием намекнул, что пора бы пообедать. Первой мыслью было найти столовую здесь, но, представив себя в окружении дядек со шпалами и звёздами в петлицах, решил, что гораздо спокойнее я поем за пределами этого мрачноватого здания. Далее я спустился на первый этаж, оделся в гардеробе и вышел во двор, после чего, пройдя через КПП, очутился на улице Кирова и двинулся прямо по ней, предположив, что непременно наткнусь на какую-нибудь точку общепита. Логика меня не обманула, и через двадцать минут движения в плотном потоке пешеходов, я заметил обнадеживающую вывеску «Кафе». Зайдя внутрь, я обнаружил, что реальность несколько хуже моих ожиданий — в зале накурено, да ещё и все столы заняты. Однако, оценив обстановку, я пришел к выводу, что здесь не возбраняется садиться за занятый стол, если есть свободные стулья. Поэтому, решив, что в других заведениях может быть нисколько не лучше, я сдал шинель в гардероб и прошел на раздачу, где полная женщина в белом халате, увидев орден, одарила меня радушной улыбкой, всем своим видом показывая желание обслужить меня по первому разряду и вежливо поздоровалась. Взяв суп харчо, бифштекс с картофельным пюре и расплатившись, я направился к заранее присмотренному столу, за которым сидел полный мужчина лет сорока в мешковатом сером костюме. При моём приближении он бросил на меня неприязненный взор, явно намереваясь что-то сказать, но увидев на моей груди награду, принял нейтральный вид и опустил глаза.

Здравствуйте! Надеюсь, не помешаю! — проявив, таким образом, необходимый минимум вежливости, я поставил свои тарелки на стол и приступил к трапезе. Качество блюд полность соответствовало первому впечатлению от кафе — съедобно, но, по возможности, такой местной пищи лучше избегать.

Управившись с обедом, я покинул данное гостеприимное заведение и пошел по улице дальше, раздумывая о том, как бы добраться до Курского вокзала и отдавая честь встречным командирам. На ближайшем перекрестке я увидел постового в звании сержанта и спросил дорогу, после чего сел на трамвай и за полчаса добрался до нужного места.

Далее, отстояв очередь в вокзальную кассу, я приобрёл билет в купейный вагон на вечерний поезд, после чего купил газет и, устроившись на скамье в зале ожидания, погрузился в изучение. Мне ведь необходимо было не только прочитать, но и проникнуться тем образом мысли, который пытались навязать советскому обществу журналисты советских газет. Поэтому идеологические статьи я перечитывал по несколько раз, запоминая ключевые фразы. Однако всему есть предел, и через три часа голова у меня реально заболела голова от зубодробительных пропагандистских конструкций. Не зря оппонент от этого прячется, я бы на его месте тоже забурился бы куда подальше. «Каждый день, каждый час мы чувствуем отеческую заботу нашей партии и правительства и нашего вождя товарища Сталина о всех кто честно выполняет долг советского гражданина». Придётся тщательно тренироваться, чтобы не заржать, когда на каком-нибудь торжественном собрании ляпнут такое. Хотя, надо признать, что часть статей была написана вполне вменяемо и относилась к обсуждению практических и производственных вопросов. Поняв, что эта «правда» в голову больше не лезет, я перекусил в вокзальном буфете и немного прогулялся по улице, а вскоре подошло и время отъезда.

Поезд, на который у меня был билет, имел очень удобное расписание: отправляясь около десяти вечера, он прибывал в Горький к семи утра. Собственно именно поэтому я и купил на него билет.

Прекрасно выспавшись под стук колес, утром двадцать третьего октября я попрощался с соседями по купе — семейной парой лет тридцати, любезно поделившейся со мной информацией об общественном транспорте города — и, выйдя из вагона, отправился в направлении трамвайной остановки, чтобы добраться до Автотранспортного техникума. До нужного мне учебного заведения я добрался аккурат к восьми часам утра — началу учебного дня. Спросив у юной студентки, как найти кабинет директора, я поднялся на второй этаж и вошёл в приемную. Здесь за печатной машинкой сидела симпатичная молодая женщина, которая увидев входящего в дверь красноармейца на пяток секунд подзависла, но быстро перезапустилась и задала вполне логичный вопрос:

Вы к кому?

К директору.

Он сейчас очень занят. А по какому вопросу?

По поводу поступления.

Она состроила круглые глаза, посмотрев на меня как идиота и, стараясь говорить корректно, сообщила:

Прием в техникум производится летом. А сейчас октябрь кончается, приходите в следующем году.

Услышав вполне ожидаемый ответ, я поставил свой потёртый портфель на стол перед дамой, покопался в нем и выложил ходатайство, подписанное заместителем начальника ГУГБ НКВД. Дамочка молниеносно пробежала глазами текст, мигом посерьезнела, произнесла:

Я сейчас! — и скрылась за дубовой дверью директорского кабинета.

Через пять минут она показалась из двери и позвала меня. Войдя, я увидел за столом, заваленном бумагами сорокалетнего мужчину в сером костюме, который с нескрываемым удивлением вчитывался в ходатайство. Далее, оторвавшись от документа, он некоторое время внимательно рассматривал меня, а потом указал на стул: