Дочь банкира - Карасик Аркадий. Страница 44

Удивительно, но случайное воспоминание о ночах в симочкиной квартире не укололо ни болью, ни ревностью. Неужели он выздоровел? Или начинает выздоравливать? Похоже — начинает. И лекарство — на виду: крикливая, сумасбродная, заботливая телка. Та самая, которая только-что ерзала под банкиром.

Вместе с чувством гадливости Николай ощутил и благодарность, и жалость. Благодарность за то, что Вавочка не побоялась заступиться за него, жалость — из-за нелегкой её судьбы.

— Глупости! — пренебрежительно отмахнулся банкир. — Все зависит от цены. Старая истина. Скажем, купил я контрольный пакет акций алюминиевого завода. На первый взгляд, дорого, баснословно дорого, но в будущем прибыль с лихвой компенсирует первоначальные затраты. Так и с тобой. Хочешь получить наследство — ласкай погорячей, не хочешь — будь холодна, как сегодня.

Условия поставлены, согласия или несогласия не требуется. Ибо отказаться Вавочка не может — обиженный любовник мигом заменит её другой телкой, более покладистой.

Девушка промолчала. А что она могла ответить?

Банкир демонстративно запахнул халат и, постукивая спадающими тапочками, ушел к себе. Вавочка проводила его брезгливым взглядом, вытерла выступившие злые слезы и захлопнула дверь. Послышался звук поворачиваемого в замке ключа.

Родимцев возвратился в свою комнату. Его лихорадило, в горле застрял упругий ком, который мешал дышать…

Остаток ночи Николай проворочался на постели без сна. Взбудораженный мозг рисовал картинки, одна другой мрачней. И — анализировал, сопоставлял, отбрасывал разные варианты поведения.

Виделась Вавочка в больнице, когда она организовывала консилиум у постели матери. А вот — она же сидит верхом на полуголом парне, стиснув его бока пухлыми коленками. И — смеется, смеется. Радостно и задорно. В минуту опасности, не побоялась встать рядом с телохранителем лицом к лицу с вооруженными рокерами…

Но нельзя же так просто забыть и о сценке в ночном коридоре, выбросить её из памяти!

Что же делать?

Родимцев все же распечатал заветную бутылку армянского коньяка. Заранее морщась, выпил полстакана. Сделалось легче, в голове перестали меняться тусклые кадры. Организм, видимо, понял состояние хозяина, не ответил тошнотой.

Прежде всего, не показать богатому рабовладельцу, что его бесправный слуга знает об истинном раскладе взаимоотношений Ольхова и его мнимой дочки. Не дай Бог, заподозрит — расправится и с Родимцевым, и, что намного страшней, с любовницей. Похоже, у засушенного банкира — ни жалости, ни честности. Все это вырезано в тот день, когда он вступил на скользкую тропу банковского бизнеса.

Ну, ладно, актерским мастерством Бог Николая не обделил, положил с избытком. Он выдержит и это испытание — не сломается. А вот что делать потом — сплошная, непроглядная темнота. Сбежать вместе с Вавочкой? Куда, на какие башли? Кто приютит бездомную парочку, где отыскать спонсора, который станет кормить и поить их?

Зарплату телохранители не получают — по словам Рекса, заработанные ими деньги отправляются на банковские счета. Жилье, кормежка, одежда — бесплатные, какого рожна ещё нужно? Поэтому никто из парней не качал права, не требовал выплат.

А Вавочка привыкла к безбедному существованию, когда в дамской сумочке всегда — толстая стопка «зеленых», которые она, не задумываясь разбрасывает налево и направо. Согласится ли ограничивать себя, или, как Симка, потребует за ласки и нежность достойной оплаты?

Выход единственный — не подгонять события, дать им возможность развиваться. Одновременно, искать пути выхода из, прямо скажем, тупиковой обстановки. Авось, появится какой-нибудь периферийный, не московский, фирмач, который возьмет Николая и его спутницу на работу. Кем угодно — телохранителем, продавцом, килером.

Утром, очухавшись от фантастических видений, Родимцев, как всегда, убрал постель и расположился с гантелями и гирей напротив раскрытого окна. Пересилил нежелание накачивать мускулы. Не расквашиваться, держать себя в форме!

Но для упражнений с гирями и гантелями ему чего-то нехватало, какой-то малости.

Ах, вот оно что — пустует кресло, в котором обычно располагается зрительница! Неужели Вавочка так и не появится?

Не появилась.

Пришлось сделать гимнастику в сокращенном варианте. Так же поспешно парень принял контрастный душ, докрасна растер тело жестким полотенцем. Ну, ладно, телка на смотрины не пришла, но, вдруг, пригласит вместе позавтракать?

Когда скрипнула дверь, сердце замерло, потом забилось в ускоренном темпе. Все же, решилась!

Но это была не Вавочка. Порог перешагнул Бобик. Хмурый, похожий на священника, отпевающего ещё одного покойника. Набалдашник носа потемнел и набряк, глаза опущены.

— Хозяин требует, — замогильным тоном сообщил он. — Срочно.

Родимцев не изобразил ни радость, ни тревожные опасения. Просто поднялся с дивана, натянул джинсы, брезгливо обошел урода. Тот последовал за ним. Будто тюремный вертухай за зеком.

В коридоре расхаживает охранник. Странно, ночью его нет, днем, когда особняк находится в полной безопасности, бдит. Похоже, охрана снимается на период пребывания хозяина у любовницы, она же — его приемная дочь. Чтобы присутствие даже за дверю посторонних не портило аппетит сопостельников.

Николай осторожно два раза постучал в филенку двери. Бобик отодвинулся и прижался плечом к стене. На подобии собачонки, свернувшейся у порога хозяина. Только и нехватает настороженных ушей, но их заменяет выглядывающая из-под распахнувшейся легкой курткой — наплечная кобура.

Как обычно, Ольхов медленно и важно расхаживает по кабинету. От окна к двери, от стеллажей, забитых книгами — к двум кожанным креслам, оберегающих покой треугольного столика на гнутых ножках. Увидев телохранителя «дочери», банкир остановился, изобразил на лице нечто вроде приветливой гримасы. Для Родимцева — оскал тигра, заметившего жирную добычу.

— Присаживайся, Шавка. Извини за ранний вызов, но такая уж судьба у деловых людей — не спать, — манерно развел он руками. — Бизнес требует полной отдачи. Особенно, в нашей несчастной стране…

Николай сел не на предупредительно выдвинутый в центр комнаты стул — дерзко утонул в кожаном кресле. Дескать, не собираюсь подставляться и унижаться, готов для деловой равноправной беседы. Даже скрестил руки на груди и закинул ногу на ногу.

Ольхов поморщился, но от замечаний воздержался. Минут десять распространялся по поводу разнесчастной своей судьбы, когда — ни отдыха, ни личной жизни. Можно подумать, что это не он ночью балдел в комнатах купленной любовницы.

В самый разгар монолога банкир вдруг резко остановился напротив телохранителя.

— Дочка рассказала мне о происшествии на берегу речки. Ты в очередной раз показал себя настоящим мужчиной и опытным бойцом. Благодарю.

Откуда только люди находят такое количество бессмысленных слов? Выбрасывают из себя, будто мусор на свалку! И все же приходится изображать послушное внимание, иногда кивать, соглашаясь с дурацкими замечаниями и фальшивыми благодарностями.

Вот и сейчас, Николай картинно по гусарски наклонил голову. Дескать, всегда готов к подвигу во имя преданности замечательному хозяину. Заодно спрятал насмешливую, злую улыбку. Говори, говори, трепач, сквозь подоплеку твоих высказываний просвечивается совсем иное. Подозрение, склеенное со злостью. На примитивную приманку меня не поймать.

— Признаюсь, твое назначение телохранителем дочери — ещё одно испытание. На верность. Конечно, я рисковал, доверяя козлу капусту, Тем более, такую красивую и сооблазнительную. Ты выдержал и эту проверку, как две предыдущих: в тире и в спортзале.

Пронизывающий взгляд вонзился в лицо слушателя. Выдержал ли, не дрогнут ли у парня веки, не опустит ли он виноватые глаза? У Николая зачесалась щека, потом — грудь. С трудом удержал руку, так и тянувшуюся к этим местам.

Очередная угодливая улыбка показала: похвала соответственно принята и оценена. Родимцев упорно молчал, реагируя на сладкие речи банкира подхалимистыми гримасами или движениями головой. В основном — кивками.