Долгая ночь (СИ) - Тихая Юля. Страница 70

— Насколько я понимаю, — журчащим голосом сказала Силини-Ёми, — это считается невозможным. Разве не так?

— Не совсем, — пугающе улыбнулась сова. — Это не совсем корректная формулировка. Это не столько невозможно, сколько несовместимо с жизнью. Здесь есть определённая разница…

Они все посмотрели на меня, с каким-то нездоровым препарирующим интересом, и я пробормотала смущённо:

— Я жива.

— Но проблемы с оборотом, разумеется, есть.

— Совсем небольшие, — торопливо сказала я.

А сама постаралась задвинуть в сторону навязчивое воспоминание: заснеженная поляна, разорванные трупы птиц и Трис, швыряющая в меня трусы.

— Да-да. Чувствуешь себя прекрасно.

— Нормально, — с небольшим сомнением сказала я. — Иногда от артефакта бывает неприятно, но по большей части…

— Вероятно, вы привыкли к нему, Кесса, — ласково сказала Силини-Ёми.

— Совершенно потрясающе, — недовольно бормотал мастер Ламба, раскатывая по столу чертёж, — удивительный прецедент! Не думал, что когда-то… на моём веку… с нарушением Гиньяри…

— Так почему она всё-таки не умерла? — прогудел квадратный.

И посмотрел на меня так, словно хотел бы немедленно это исправить.

— Разберёмся, — всё тем же раздражённым тоном сказала Ламба. — Если рассматривать этот процесс как нарушенный обмен, тогда, конечно… совершенно чудесно! И пугающе противоестественно. Что-то такое могло бы быть в доохотных экспериментах, если получить допуск…

Меня замутило.

— Мастер Ламба, — мягко позвала Силини-Ёми, — я так понимаю, всё прояснилось, и завтра вы сможете подробно объяснить произошедшее Советнице?

— Да-да, — рассеянно сказал тот.

— В таком случае предлагаю всем остальным заканчивать на сегодня. Мастер Неве, ваша помощь была неоценима.

Сова гулко расхихикалась в свой чай. Брас торопливо попрощался, и Силини-Ёми, шепнув что-то Ламбе, ушла тоже. Я и сама заторопилась, — смотреть на гневно-воодушевлённого мастера было почему-то неприятно, — но в дверях сова неожиданно цепко схватила меня за локоть.

— Я бы рекомендовала тебе это снять, — хрипло сказала она, подцепив длинным кривым ногтём цепочку моего артефакта. — Он душит тебя.

— Спасибо, — вежливо сказала я, — но нет.

Она клацнула ногтём по стеклянному шарику с ртутью:

— Как знаешь.

И пожала плечами.

lxii

Несколько дней ничего не происходило.

Что именно разнюхал мастер Ламба, я не знаю: эта встреча была исключительно высокоуровневой. С самого утра в резиденции появились странные люди, просматривающие коридоры во все стороны, а затем в ворота заехали подряд две длинные чёрные машины с непрозрачными стёклами.

Сами машины мы видели с балкона, и Арден даже предлагал кинуть в них снежком («это наверное даже не будет считаться попыткой покушения!»). Шутка была несмешная, тем более что вокруг машин развернули звенящие от напряжения охранные чары; через их марево я даже не смогла разглядеть, кто именно приехал, — но легко было догадаться, что это кто-то из волков.

Потом они уехали, и резиденция как-то расслабилась, ожила. В столовой шутили, травили неправдоподобные байки о «вооот такой пушке», которую обещают поставить к весне, болтали о киновечере и о крысиных деньгах.

Монета, которую достали из отрубленной головы козы, пользовалась теперь в резиденции нездоровой популярностью. Матильда выставила её в холле на всеобщее обозрение, — в резиденции не бывало лиц без достаточного допуска, а каждое новое доказательство интриг Крысиного Короля встречалось ею с энтузиазмом и нуждалось в популяризации и доведении до хоть сколько-нибудь широкой общественности, — и, за неимением более интересных экспонатов, монету и правда разглядывали.

Видела я те «крысиные деньги». Деньги как деньги, обыкновенные, просто сторона монеты, где вычеканен Большой Волк — стёсана до гладкого металла.

— Может, он никакой и не хвост, — с сомнением сказала я тогда Ардену.

Но тот только пожал плечами: у Матильды, мол, нюх на такие вещи.

Летлима окончательно отстранила Ардена от дела и запретила ребятам из следственной делиться хоть чем-нибудь, — даже Будрас, с которым они вместе учились и неоднократно нарушали друг ради друга устав, виновато развёл руками. Арден страшно взбесился и даже ходил ругаться, шипя возмущением; вернулся смурной и недовольный, и потом долго сидел на ковре, неразборчиво ругаясь, пока я заплетала ему полдюжины кривых кос по девичьей моде Подножья.

— Мне давно уже не пять лет, — обиженно бурчал он.

— Наверное, она желает тебе добра, — с сомнением сказала я, пытаясь создать у него на голове хоть какое-то подобие симметрии.

— Не буду же я вечно прятаться за её юбкой!..

— Ты не прячешься, это просто…

Но, по правде, я его понимала. Служба Волчьей Советницы не столько «забрала дело», как изначально заявила Летлима, сколько навязала Сыску своё всестороннее сотрудничество и повсеместный надзор. Если бы Арден был простым стажёром Сыска, он бы бегал сейчас по Огицу в мыле, вынюхивая и раскапывая, или стоял в наблюдении, — нудятина, но хоть какое-то занятие. Но Летлима включила его в списки для работы на территории резиденции под надуманным предлогом, а потом из этой работы исключила, мотивировав «соображениями безопасности».

— А что говорит мастер Дюме?

Арден недовольно встряхнул головой:

— Что она перебесится. И когда это произойдёт, нужно будет обсуждать с ней вопросы границ и моей работы.

— И произойдёт это когда?..

— Да хрен её знает!

На второй день после беседы со Ставой Летлима даже нашла время для совместного ужина, — правда, до неприличия позднего. Она была рассеянна, но довольно мила, несколько раз назвала меня «очаровательной девочкой» и никак не прокомментировала мой категорический отказ работать на Матильду. Мы обсудили с ней погоду, традиции фестиваля Долгой Ночи в разных регионах родных сердцу Клановых земель и слухи об истончании северного месторождения чароита.

Арден в разговоре не участвовал: сидел букой и ковырял вилкой в салате.

— Всё-таки очень интересно, как мастер Ламба описал механизм действия артефакта, — сказала я, когда Летлима скрестила приборы на тарелке. Никакой прислуги, кроме бытовых служб, в резиденции не было, и никто не мог бы сменить для неё блюда; это была, видимо, просто въевшаяся привычка.

— Полагаю, ближе к весне в «Артефакторике сегодня» выйдет аккуратная статья о не-гиньярьевских дугах. Конечно, после качественного рецензирования.

Видимо, это нужно было понимать, как «после вычёркивания всего, что мы сочтём нужным засекретить», или даже «после вычёркивания всего осмысленного». Меня тоже заставили подписать некоторое количество бумаг.

— Но я хотела бы уже сейчас…

— Насколько мне известно, Комиссия настоятельно попросила тебя передать свой образец на ответственное хранение, — Летлима промокнула губы салфеткой.

— Мама!..

— Добрый вечер, дорогой. Рада, что ты всё-таки со мной разговариваешь.

— Они не могут заставить Кессу…

— Я же так и сказала: «настоятельно попросили».

В общем, ужин прошёл отвратительно, но был, к счастью, непродолжителен.

Я пыталась разузнать что-то напрямую у мастера Ламбы, но он потерял ко мне всяческий интерес и даже не предлагал больше чай. Сова уехала. Матильда выглядела нездорово оживлённой, а мастер Дюме начал вдруг пользоваться одеколоном и сделал маникюр.

На четвёртый день безделья я вспылила, вооружилась книгами и решила, что не встану, пока не разберусь.

Когда я делала артефакт, я была… не совсем в себе. Было ужасно холодно; страх взлетел экспоненциальной функцией, застрял в горле колючим болезненным комком, а потом пересёк невидимую границу, за которой я вовсе перестала понимать, что мне страшно; мысли метались глупыми, суетливыми рыбами, заблудившимися в водах родного водоёма.

Мне было море тогда по колено, и вместе с тем я могла бы утонуть в столовой ложке расплавленного в тигеле снега.