Вторая жена доктора Айболита (СИ) - Халь Евгения. Страница 39

– Поэтому они и придумали историю с неисправными тормозами? – тихо спросил Айболит.

– Ну да, Ваня. А как иначе было выкрутиться?

– Почему ты столько лет молчала, Даша? – Айболит схватил ее за плечи и затряс. – Почему ты молчала?

– Ко мне пришел Нисим и сказал, что его дочку уже не вернуть. А сына посадят. Ёлку отберут и он ее больше никогда не увидит. И еще он очень боялся, что ты убьешь Рафика и сядешь. И тогда Ёлка останется сиротой. Мне на Нисима плевать, но я тоже испугалась, что ты его убьешь и пойдешь на зону. Мне не нужно было Диану за руль пускать. Я всегда лучше водила. Я бы справилась, – заплакала Дарья, обхватив его за плечи. – Я виновата. Я!

Айболит закрыл руками лицо и замер. Немного притихшая боль вдруг взорвала сердце с новой, удвоенной силой. Айболит замычал, раскачиваясь из стороны в сторону.

– Тише, тише, не нужно, пожалуйста! – Дарья обхватила его, скинула одеяло и прижалась всем телом.

Айболит воспаленными глазами смотрел в одну точку. Там невидимый киномеханик крутил одну и ту же короткометражку: удар, скрежет металла о бетон, визг скорой помощи, синий свет мигалок, разрывающий темноту и жизнь в клочья, морг, каталка с телом жены, накрытым простыней, могила Дианы. Семь кадров. По кругу. Без остановки. С самого начала и до конца.

И чем быстрее мелькали кадры, тем холоднее ему становилось. Лютый мороз сковывал тело. Могильный холод заползал в легкие, не давая дышать. Айболита бил озноб.

– Тише, Ванечка, тише! Я сейчас. Я здесь, – Дарья прижалась к нему и накрыла их обоих одеялом. – Вот так… хорошо… тихо, тепло, безопасно, – ее горячие губы прижались к его рту.

Женское тепло. Здесь, рядом. Против могильного холода и невыносимых мук памяти. Понятное, близкое тепло, готовое утешить и подарить забвение хотя бы ненадолго. Он положил руку на ее обнажённое бедро и прижал Дарью к себе.

– Ванечка, – прошептала она, не веря своему счастью.

Он опрокинул Дарью на спину, уткнулся лицом в ее плечо и ворвался в безопасное убежище, в котором нет смерти. Только жизнь.

Рано утром  Айболит проснулся и повернулся к Дарье. Но постель была пуста. Он оделся и спустился вниз. Дарья варила кофе на кухне.

– Ты вовремя, – она поставила перед ним чашку с бурлящим кофе.

Восхитительный аромат крепкой "арабики" с шоколадным трюфелем  поплыл по всему дому.

– Ешь, – она достала из духовки стопку блинов, положила на тарелку, подвинула к  Айболиту мед, варенье и вазочку с запотевшей от холода красной икрой.

Села рядом и взяла с тарелки два ажурных блина, щедро полив их медом.

– Приятного аппетита! – улыбнулся Айболит.

– Аппетит хороший, – кивнула она, надкусывая блин. – Потому что он уже здесь, – она погладила себя по животу.

– Ты не можешь этого знать, – осторожно заметил Айболит.

– Это вы, мужики, ничего не знаете, – хмыкнула она. – А я баба. Я нюхом чую. Он уже во мне.

– Дарья, – мягко начал и он положил вилку на стол, – то, что произошло сегодня ночью было не просто ошибкой. С моей стороны это было подлостью по отношению к тебе и той, другой…

– Хватит, Ваня, – перебила она его и взяла за руку. – То, что ты сделал, было величайшим подарком. Если, конечно, я забеременела. И тебе не за что себя винить. Наоборот, ты должен знать, что я всегда буду тебе благодарна. И никогда ничем не попрекну. И даже не напомню ни о чем. Мешать твоим планам тоже не буду. Только помогать. Всегда, когда тебе понадобится помощь.  И давай закроем эту тему навсегда. Тем более сейчас, когда никто ни в чем не уверен, – она положила руку себе на живот.

– Мне пора, – Айболит встал. – На самолёт опоздаю. Жаль, не успел попрощаться с мамой и Ёлкой. Что-то они заспались.

– А  у нас здесь воздух такой, что все, кто из Москвы приезжает, первые несколько дней спят беспробудно. Пойдем, провожу тебя, Ваня, – она встала из-за стола.

Айболит сел в черный "Гелендваген". За рулем сидел молчаливый парень с непроницаемым лицом. Айболит обернулся. Дарья стояла у дома, зябко кутаясь в большую шаль. Она печально улыбнулась и перекрестила отъезжающую машину. Айболит почувствовал острый укол совести. Неправильно это. Не нужно было уступать ей. Получается, что поматросил да и бросил. Но с другой стороны, иногда дать женщине ребёнка – это милость и подарок. Она просила. А он нуждался в давно позабытом женском тепле. Ему необходимо было отделить от себя прошлое. И что может быть лучше, чем вместо смерти подарить кому-то новую жизнь?  Или ты, Айболит, законченный подлец и сам себя уговариваешь из чувства самосохранения.

Он прилетел в Москву. Времени до следующего самолёта было в обрез. И лучше бы пересидеть в аэропорту. Тем более, что так меньше шансов нарваться на знакомых. Но ему не сиделось. Он должен был попрощаться, повиниться, поговорить. Айболит вызвал такси. По дороге попросил водилу остановиться возле цветочного, вышел и купил одну розу на длинном стебле.

На кладбище было тихо и пустынно. Айболит положил цветок на могилу Дианы, опустился на колени,  положил руки на белые буквы, высеченные на черном камне:

Тебя настолько нет, что ты везде:

В чужих словах, в течении под кожей.

Ты мне не снишься, в этом нет нужды,

Ты наяву мерещишься в прохожих.

– Всё не так, моя хорошая. Всё без тебя наперекосяк. Наделал я ошибок. Запутался, заблудился в себе, в тебе, в жизни. Уже не понимаю, что правильно, а что нет. Плохо мне без тебя, родная. Очень погано. С тобой  я точно знал, что нужно делать и как. Вот берег левый,  вот берег правый, а между ними мы с тобой. И всё было понятно и честно.  А теперь меня бросает из стороны в сторону.  И я не вижу берегов. Хочу всё сделать так, как нужно. Хочу всем помочь, а выходит наоборот.  Ты прости меня, милая, за то, что не уберег. За то, что не был рядом, – прошептал он. – Никогда тебя не забуду,  родная моя. И Маша… это продолжение тебя. Ее спасу, если тебя не смог, – он обнял могильный камень и заплакал.

Маша

Почему Айболит уехал? Так внезапно оставил меня одну. Понимаю, что у него неотложные дела. Что его жизнь не крутится вокруг меня. Не я – центр его вселенной. Но так страшно оставаться одной, когда привыкла, что он рядом. Не представляю, как буду жить без Айболита, когда выйду замуж за Амира.

– Маша, ты что сидишь одна? – Раиса, как обычно, без стука, зашла в мою комнату. – А ну-ка живо приведи себя в порядок и спускайся завтракать. Кстати, могла бы и помочь на кухне, – она недовольно поджала губы. – Опять за старое взялась? Встаешь поздно, сидишь в комнате. Ты это бросай! Вот-вот станешь замужней.

– Мне не хочется  завтракать, тетя. Можно я здесь посижу?

– Нет, нельзя, – отрезала она. – Ты должна быть частью семьи и подчиняться общему распорядку дня. Живо! – она подошла к шкафу, достала оттуда черную юбку в горох, белую блузку и красный пояс. – Надень. Тебе этот наряд очень идет. Волосы причеши, реснички накрась, помадой пару раз мазни светлой. Там Анжела уже с утра при полном параде.  Губени намазала, аж светофор потух от зависти. А ты распустёха! Бледная, как моль.

Я пошла в ванную и встала под душ в надежде на то, что можно понежиться под тёплыми струями в одиночестве. Но тетка решительно зашла в ванную комнату.

– Если надумала прохлаждаться тут полчаса, то и думать забудь. Ополоснулась и хватит, – она  сняла с крючка  полотенце и бросила мне. – Быстро! Чтобы через пять минут была готова. Я жду в комнате. Без тебя не спущусь.

Я поспешно причесалась, оделась и мы с Раисой спустились в сад. Анжела бросила на меня быстрый взгляд, на миг задержавшись на красном поясе, который подчёркивал мою тонкую талию. Скривилась, положила обратно булочку, намазанную маслом и вареньем, и прикрыла пухлый живот скатертью.

– Доброе утро! – Амир взял кусок хлеба, намазал его  мягким сыром с кусочками зеленых оливок и протянул мне. – Ешь. А то слишком худая.