Бессмертный избранный (СИ) - Андреевич София. Страница 4

Я сдерживаю вздох и благодарю его за совет.

2. ВОИН

Наместник принимает меня сразу же по приезду. Разогнав домочадцев, он заводит меня в сонную, наливает вина из кувшина, предлагает сесть.

Я опускаюсь на каменный куж, накрытый простым полотном, и, не отрывая от наместника взгляда, жду. Асклакин расхаживает передо мной туда-сюда. Его суровое лицо напоминает мне отцовское. Оно расплывается передо мной, колеблется, как воздух над зажженным факелом.

Сделав глоток, я возвращаю кружку. Ткань рубуши на животе кажется холодной и мокрой, значит, рана снова открылась. Вино только разгонит кровь, сейчас мне оно ни к чему. Я наблюдаю за наместником, не говоря ни слова. Он допивает мое вино, наливает себе еще, довольно крякает, вытирая усы рукой.

— Тело твоего отца предали лесу рядом с деревней, где он умер, — говорит он. — В такую жару мои воины не повезли мертвеца вдоль вековечного леса. Зверье выходит на дороги. После битвы вокруг и так слишком сильно пахло кровью.

Я внимаю. Наместник рассказывает о том, что я уже узнал от той девушки со шрамом на лице… от ее учителя, старика с длинной седой косой и мутными от магии глазами. Воины фиура Асклакина догнали отряд у самой реки. Разбойники, смуглокожие всадники с зазубренными мечами, увели скот, увезли на повозках женщин, способных рожать, и детей. Забрали оружие и урожай. Мужчин убили, как и старых женщин, от которых не было толка. Повозки двигались медленно. Воины наместника настигли разбойников уже на переправе.

Это были не дикари с той стороны реки. У них было много оружия. С ними шли маги, которые нюхали воздух и слушали землю, чтобы не пропустить погоню. Если бы с разбойниками не было женщин и детей, они бы успели уйти за Шиниру. Но наши женщины сопротивлялись и громко кричали. Две или три пытались бежать. Они знали, что умрут, но пытались хотя бы как-то задержать отряд, надеясь на подмогу.

На подмогу, которую должен был привести — и не привел — сын погибшего фиура Дабина, Серпетис.

Я сжимаю руки в кулаки, пока он пересказывает события того дня. Схватка была жестокой, несмотря на явный перевес со стороны сил наместника. Кровь стояла в воздухе как туман. Маги подожгли повозки со связанными женщинами. Огонь был магический. Ожоги — настоящими. Наши женщины терпели до последнего, умоляя воинов сражаться за свободу, и жизнь детей, не бросаясь к ним на помощь.

Разбойников убили всех, их разрубленные тела скормили рыбам. Несколько женщин сгорело, дети были напуганы, скотина сбесилась и с криками бегала вокруг. От моей деревни остался лишь пепел да развалины глиняных домов. Воины довели напуганных людей до ближайшего рыбацкого поселка, где им предложили кров, еду и лекарства. На пару дней, чтобы измученные и напуганные люди могли прийти в себя.

Мне хочется спросить его, что с моей матерью, но я молчу. Наместник отпивает еще вина, его лицо становится красным. Он говорит о том, что из Асмы к нам уже скачет мигрис, волеизъявитель Мланкина, владетеля Цветущей равнины и семи ее земель от моря до неба и до гор. Возможно, мне стоит приготовиться к отъезду. Мланкин может пожелать увидеть меня. Эта деревня была пожалована нашей семье еще его прадедом. Мой отец по молодости был частым гостем в доме правителя, моя мать состояла в дальнем родстве с его покойной женой, син-фирой Лилеин.

Мысли о ее смерти заставляют меня вспомнить о том старике и той девочке с зубом тсыя на шее.

Если бы не они, наместник не узнал бы о случившемся еще долго. Моя деревня стоит вдали от Обводного тракта. Она притулилась в овраге, защищающем нас от ветров зимой и от зноя летом. Мы жили мирно, пахали землю, пасли скот. В последний раз разбойники нарушали границы очень давно, еще во времена молодости моего отца. Но наши маги всегда чувствовали движение ветра и дрожь земли под копытами лошадей. Наши женщины уходили к лесу, мужчины брали оружие с отравленными клинками. Мы были готовы отразить нападение — тогда.

Мы оказались совершенно беспомощными сейчас.

Я не знаю, кто первым увидел разбойников. Я был в кузнице вместе с Демерелис, помогал ей разложить заготовки для подков. Услышав крики, мы выбежали наружу. Я схватил меч, оставленный у входа в кузницу, и через миг Демерелис упала мне на руки, хрипя и выплевывая кровь. Стрела вонзилась ей в грудь.

Я смотрел на нее, не понимая, что вижу перед собой. Оперение было черным с красными точками, и на моих глазах эти точки стали увеличиваться, словно напитываясь кровью из раны в груди Демерелис.

Я увидел отца, он бежал ко мне, что-то выкрикивая на ходу. Повернувшись туда, куда указывала его сильная рука с мечом, я увидел спускающийся в овраг отряд. Человек сорок верховых неслись нам навстречу. Еще десяток стоял на холме и целился из луков.

— Серпетис! — отец подбежал ко мне, вращая глазами. — Серпетис, отпусти ее, она умерла!

Я заглянул в мертвые глаза Демерелис, только сейчас осознавая, что все еще держу ее. Наклонившись, я опустил ее в пыль, повернулся к отцу.

Крики ужаса вокруг нас сменились криками боли в одно мгновение. Разбойники врезались в выбежавшую навстречу вооруженную толпу. Закричали лошади, заголосили женщины, зашлись в визге дети. Я крепче сжал меч, готовый сорваться с места, но отец удержал меня.

— Езжай в Шин! — рявкнул он, хватая меня за плечо. — Скачи за подмогой, они тут просто нас всех у-нич-то-жат!

— Я хочу остаться здесь и сражаться! — крикнул я, едва успев увернуться от стрелы, пролетевшей у самого уха. — Отправь кого-то из женщин, отец, я буду сражаться!

— Это приказ! — отрезал он, глядя на несущихся к нам всадников. — Серпетис, я приказываю тебе волей отца и фиура! Приведи подмогу! Езжай, езжай в Шин!

Он ударом меча вышиб из седла первого врага, повернулся ко второму и, увернувшись от просвистевшего рядом с головой кнута, повторил маневр. Я убил двоих, далеко не так ловко, как он, и едва не лишившись глаза, когда один из разбойников попытался ткнуть в меня боевой отравленной иглой. Вывернув руку, я всадил иглу разбойнику в щеку и, оставив его вопящим от боли, побежал прочь.

Я то и дело оборачивался, надеясь, что отец передумает. Но я уже видел то, что он увидел сразу. Мы были беспомощны против боевой магии и отравленного оружия. Уже шесть Цветений в наши клинки не вливалась магическая сила. Шесть Цветений мы не знали зелий и целебных трав. Мы с рождения были под защитой. Мы не умели сражаться без нее, и теперь погибали.

Я увидел, как отцу всадили в плечо меч, и едва не нарушил его приказ. Я уже был готов вернуться, когда увидел за собой погоню. Не нужно было быть халумни, чтобы понять, куда я бегу. Мне всего-то надо было скрыться за деревьями вековечного леса, и они меня не найдут, даже если пойдут по той же самой тропе. Я припустил со всех ног, надеясь обогнать их, надеясь выбраться из оврага быстрее, чем это сделают лошади.

Я забыл о том, что на стороне врага есть магическая сила.

Один из бросившихся за мной в погоню был магом. Земля ушла у меня из-под ног, когда я почти достиг края оврага, корни, в которые я упирался, скрылись в глубине. Я кое-как сумел выбраться наверх, загребая землю руками и цепляясь за камни, которые так и норовили рассыпаться под пальцами. Перекатившись, я вскочил на ноги, и они уже были рядом.

Длинный зазубренный меч со свистом рассек воздух, разрезая ткань рубуши. Вспоров кожу, кончик меча вонзился в мою плоть, но я не почувствовал боли. Только отпрыгнув в сторону, чтоб увернуться от удара, который должен был снести мне голову, я ощутил ее — и запах крови, мгновенно пропитавшей одежду.

Я взмахнул мечом снизу вверх так резко, что выбил одного из нападавших из седла. Он упал на землю, обливаясь кровью из распоротого живота, и закричал.

Я застыл на месте всего на мгновение, но этого оказалось достаточно. Удар — и рука налилась свинцом. Я выронил меч и отступил, понимая, что теряю его, но зная, что наклонюсь — и не смогу выпрямиться. Разбойники двинулись на меня, не спеша, улыбаясь зачерненными зубами, сжимая в руках мечи. Тонкие лезвия уже не блестели на солнце. Они были покрыты кровью.