Тафгай 2 (СИ) - Порошин Влад. Страница 48
— Аж уши вянут, — шепнул мне на ухо Александров и помахал рукой своей первой подружке в этом незнакомом для себя городе фигуристке невысокой и миниатюрной Алёнке.
— Даже мне смотреть страшно, — поморщился я, когда очередная хрупка девушка без защитной амуниции грохнулась на лёд.
— Почему на тренировке посторонние? — Подъехала к бортику и спросила главная тренер этих бесстрашных барышень.
— Здравствуйте, я Иван Тафгаев. Это тоже наш торпедовский хоккеист, — указал я на Бориса. — У меня есть хорошая идея, как всем вашим воспитанницам поставить все тройные прыжки.
— Вам что, заняться нечем? — Усмехнулась тренерша. — У вас игра завтра с Ленинградом, вот идите и готовьтесь к ней.
— Вы хотя бы выслушайте, — пробурчал обиженно «Малыш». — Чего сразу рот затыкать.
— Ты, Борис, неправ, — сказал я своему молодому другу, как в 88-ом году Егор Лигачёв Борису Ельцину на партийной конференции в Москве. — Если здесь кому-то не нужны золотые Олимпийские медали, то так сразу и скажите. И нечего нам морочить голову.
— Пять минут перерыв! — Крикнула в микрофон тренерша. — Ладно, слушаю, всё равно не отстанете.
Кроме главного тренера послушать нас тут же подъехали и хитро улыбающиеся спортсменки. Некоторые из девчонок тихо шушукаясь, косились то на меня, то на свою мигом покрасневшую подругу Женьку.
— Устройство для постановки многооборотных прыжков называется «удочка», — я взял клюшку, которую всегда крепил к баулу с формой, и вытянул её черенком вперёд. — Допустим — это она.
— Удочка, — добавил Александров.
— На конец её, — я почесал затылок и развернул клюшку крюком вперёд. — Так даже будет лучше. На конец крюка крепим небольшой страховочный ремень, а потом к ремню металлическую планку, от которой идут ещё два ремня, которые уже фиксируются на поясе фигуристки. Работает это так, я еду параллельно спортсменке и держу её на удочке, она выполняет прыжок, а я её в воздухе поддерживаю и страхую. Как итог и волки сыты, то есть прыжки тройные разучены, и фигуристки целы.
— Любопытно, — пробормотала главная тренер школы олимпийского резерва.
— Ещё бы не любопытно, олимпийские медали на дороге не валяются, — поддакнул Боря Александров.
— И где же мне такую «удочку» взять? — Растеряно посмотрела на нас тренерша. — В Госкомспорт обращаться что ли?
— Да в этом Госспорте только бумажки лживые штамповать могут! — Разгорячился Борис.
— К умельцам нужно срочно на автозавод обращаться, — сказал я, улыбаясь Жене и другим фигуристым фигуристкам. — Денег заплатить и простимулировать скорость выполнения заказа в жидкой валюте.
— В какой валюте? — Не поняла женщина с микрофоном.
— От которой на заводе в узком кругу не принято отказываться, — хмыкнул юный и смекалистый Александров.
— Продолжайте тренировку, — Я подмигнул своей Женьке. — Сегодня уже четверг… К субботе «удочка» будет готова.
После ужина в столовой на базе «Зелёный город», где сегодня перед игрой осталась ночевать вся команда, когда торпедовские старожилы ушли резаться в преферанс, я предложил Борису, и фигуристкам подружкам Жене и Алёне незаметно смотаться в город.
— В кино опять? — Недовольно искривился юный гений прорыва.
— В ресторан? — Хихикнула Алёна. — Так надо платье погладить.
— А мне чтобы платье погладить, его сначала нужно купить, — обиженно засопела Женя.
— Что у вас за интересы такие, либо кино, либо рестораны? — Всплеснул я руками. — Поедем сейчас на авторскую встречу с прекрасной советской эстрадой. Только Михалычу скажу, чтоб не волновался.
— Тогда я надену брюки, — заявила Женька.
— Красоту ничем не испортишь, — согласился я.
В своей комнате на базе, где Сева Бобров бывал чаще, чем в пустой квартире, которую ему на время работы выделил автозавод, я и застал главного тренера, вновь склонившегося над шашечными фишками.
— Заходи, присоединяйся, — кивнул Всеволод Михалыч на свободный стул. — Давай рассуждать вместе, как играть команда без тебя завтра будет.
— Михалыч, я не по этому поводу, отпроситься хочу, — сказал я, но так как Бобров даже не шелохнулся, то добавил. — В аэропорт мне нужно сгонять, встретить Фиделя Кастро с Луисом Корваланом. Они тут в Горьком лекции для студентов читать будут на кубинском языке. Хочу щёлкнуться с ним для истории государства Российского.
— Что? — Спросил Сева, передвигая шашечки по нарисованному хоккейному полю.
— Я говорю, шведские хоккеисты Кемь взяли, а Вацлав Недоманский на Изюмском шляхе безобразничает, — пояснил я тревожную политическую ситуацию в стране.
— Тогда много не брать, и не безобразничать, — пробормотал Бобров. — Хватит нам одной дисквалификации.
— Ты, Всеволод Михалыч, главное дамку поскорее проведи, — я тоже двинул одну шашечку. — С дамками мы Ленинград быстро порубаем.
— Да, да, да, — согласился главный тренер.
Во дворце культуры Автозавода, где занималось множество кружков и коллективов народного творчества, сжалившись в профкоме, выделили маленькую комнатушку и вокально-инструментальному ансамблю «Высокое напряжение». На вопрос, почему родилось такое дикое название Толя, который меня, случайно встретив сегодня на заводе, и пригласил на репетицию, ответил просто:
— Если сложить имена Толя и Коля, то получится слово — ТоК. А если ток, то это почти всегда высокое напряжение.
Чтобы поместиться в комнату для репетиций на третьем этаже ДК, мне пришлось не без удовольствия усадить себе на колени Женьку, а Борису его подружку Алёну. Остальную площадь занимали музыканты и инструменты: ударная установка, синтезатор, гитары и колонки к ним, или как их ещё называют комбики.
— Во-первых, — начал Толик, покосившись на недовольного моим присутствием Николая, — мы хотим тебя, Иван, поблагодарить за песню «Мой адрес — Советский союз». Да, поблагодарить! Потому что без неё мы бы сейчас «Портвейн» пили в подъезде, зазря прожигая молодую жизнь.
— Я не гордый, можно и деньгами, — хохотнул я.
— Нет пока денег, — пробубнил мрачный Коля.
— Так не в них счастье, — сказал, приобнимая Алёнку, Боря Александров.
— Сыграйте что-нибудь мальчики, — попросили дружно девчонки.
Барабанщик ансамбля обречённо стукнул четыре раза палочкой о палочку и музыканты грянули:
Заботится сердце, сердце волнуется,
Почтовый пакуется груз.
Мой адрес не дом и не улица —
Мой адрес — Советский Союз.
Причём Колян пел с таким видом, как будто проглотил что-то совершенно несъедобное мерзкого коричневого цвета. Поэтому когда он резко провёл по всем шести струнам, песня оборвалась. Алёна с Женей дружно похлопали.
— Во-вторых, — продолжил Толик. — В декабре здесь в Горьком состоится музыкальный конкурс «Серебряные струны» в честь 650-летия города. Александр Градский со «Скоморохами» приедет.
— Тоже мне рок звезда нашлась, — тихо пробубнил Николай.
— На конкурс нас взяли, но нужна ещё одна песня, — толкнул Толик в плечо своего друга-бунтаря из подворотни. — Ты же Иван говорил, что ещё какие-то песни в Череповце слышал.
— Вы нам только намёк на тему сделайте, мы дальше сами всё досочиним, — пискнул худосочный клавишник Савелий.
«Чем же вам таким намекнуть, чтобы за это ещё и неприятностей не было?» — задумался я.
«Про коммунистическую партию нужно что-нибудь и про Ленинский комсомол», — стал подсказывать голос в голове.
«А почему нет?» — вспомнил я одну вещицу.
— Значит так, начнём с припева, — я аккуратненько ссадил Женю на свой стульчик, а сам встал, стараясь не наступить на переплетающиеся повсюду провода. — Давай пианист записывай:
Всё, что в жизни есть у меня,
Всё, в чём радость каждого дня,
Всё, о чём тревоги и мечты,
Это всё, это всё ты.
Всё, что в жизни есть у меня,
Всё, в чём радость каждого дня,
Всё, что я зову своей судьбой
Связано, связано только с тобой.