Условный разум (СИ) - Моисеев Владимир. Страница 13
Но было во взгляде Мозеса что-то непонятное, почти гипнотическое, Пильман с ужасом понял, что не сможет противиться воле этого человека. Самое правильное — постараться не портить с ним отношения. Дружба не дружба, но такого врага не хотелось бы иметь ни при каких обстоятельствах.
Наверное, Мозес догадался, что напугал Пильмана, понимающе покивал и обидно рассмеялся.
— Доктор Пильман, моя фирма останется надежным партнером вашего Института. Более того, лично я готов делиться любыми важными для науки фактами о «хармонтском феномене».
— Но почему?
— Я уже говорил. У нас разные цели. Но ваши научные исследования могут быть полезны для моей деятельности. Я заинтересован в успешной работе Института.
— А если наши интересы пересекутся?
— Не пересекутся. Меня ваша наука не интересует совсем. Сколько раз я должен это повторять?
— Не спрашиваю о ваших намерениях.
— А вот это правильно, — сказал Мозес. — Даже если я расскажу о них, вы ничего не поймете, только еще больше испугаетесь. Так что, пожалуй, воздержусь. Это было бы очень глупым поступком. Но помогать буду. Что-то мне подсказывает, что совсем скоро вам понадобится моя помощь. Обращайтесь. Всегда к вашим услугам.
Он приветственно взмахнул рукой, повернулся и неторопливо отправился в город.
Трудно было ожидать, что новый корпус Института провалится под землю сразу после того, как строительство будет закончено. Не удивительно, что Валентин Пильман растерялся. Он, естественно, отправил сообщение об обрушении построенного здания (правильнее было бы написать — провале, но это прозвучало бы чересчур двусмысленно) работодателю, советнику президента по науке Нилу Кларку. И стал ждать решения своей судьбы. На месте Кларка, он бы такого директора уволил безо всяких колебаний. Чего уж там, заслужил. Сам Пильман, впрочем, виноватым себя не считал.
На кого можно было бы свалить неудачу? Проще всего заявить, что для строительства было выбрано явно неподходящее место. Но участок выделил мэр Хармонта, а строительством занималась подрядная организация, к которой Пильман не имел никакого отношения.
Со своей работой он справлялся. Научная работа продолжалась, как будто никакого провала и обрушения не случилось. Ученые — люди странные. Они не любят только одного — когда им мешают работать.
А вот сам Пильман не хотел ничего делать и, тем более, принимать какие либо важные решения. Он ждал скорой и позорной отставки. Так что, когда вечером пришел Нунан, он без лишних вопросов достал из бара бутылку виски и наполнил стаканы.
— Давай, Рик, простимся с Институтом, мы хорошо поработали. В том, что случилось, нет нашей вины. Но кого это интересует. На смену нам придут другие люди, пожелаем им успеха, пусть они окажутся более удачливыми, чем мы. Хорошо бы они разобрались со всей этой мерзостью.
Он выпил, не обратив внимания на то, что Нунан не притронулся к своему стакану.
— Я к тебе пришел по делу, Валентин, — сказал он озабоченно. — Ко мне обратился профессор Уильямс. Он требует, чтобы ему вернули какой-то ценный прибор, который остался в провалившемся здании на десятом этаже. Эти ученые такие зануды.
— В чем проблема? Распорядись, чтобы спасатели спустились в здание. Там наверняка осталось много ценного и уникального оборудования. Все равно придется этим заняться. Думаю, что они смогут порадовать массу ученого народа, не только Уильямса.
— Спасатели отказываются работать.
— Вот так номер! Что случилось?
Нунан поморщился.
— Я думал, что тебе как директору должны были сообщить подробности.
— Какие?
— Ты видел, как из провалившегося здания выбрались находившиеся там во время катастрофы люди. Ты уже допросил профессора Робертсона и спасшихся рабочих?
— Нет. Сомневаюсь, что они могут рассказать что-то интересное. Понятно, что во время катастрофы они были в здании. Даже представить не могу, какого страха они натерпелись. Бог миловал, я никогда не оказывался в падающем лифте. Хватит того, что я поговорил с Робертсоном. Еще раз тревожить старика не считаю нужным, он и так натерпелся, пусть поправится: нервы, высокое давление, сердечко шалит. Я понимаю, что пожилому человеку необходимо определенное время для восстановления нервной системы.
— Рабочие рассказали, что момент провала они даже не заметили. Проблемы начались потом, когда они стали выбираться наружу. Трое погибли в здании, их разорвало на части, еще двое через два часа скончались в больнице. Причины устанавливаются, но ничего вразумительного понять пока не удалось, раны нанесены непонятно чем и как, а выжившие рабочие отказываются говорить с учеными.
— Почему?
— Говорят, что ничего не помнят. Я им верю. Вполне вероятно, что от страха их мозг отказался работать.
— Но почему спасатели отказываются спускаться в здание сейчас? — удивился Пильман. — Оно же не может провалиться еще сильнее.
— Страшно им. Один из рабочих кое-что вспомнил и рассказал спасателям удивительные вещи. Его словам, само собой, никто не поверил, подумали, что он просто бредит. Он видел как какое-то кружение в воздухе (так он сказал) разорвало его напарника на мелкие куски. Самое простое объяснение — помутнение сознания, такое случается, когда у человека температура приближается к сорока градусам. Жаль, что не удалось его расспросить подробнее, через два часа он скончался. Почему? Врачи так и не установили причины. На редкость здоровый был человек, только сейчас он мертвый. У него даже ни одной ссадины не обнаружилось.
— И что же нам делать?
— Не мне советовать, и все же — обратись к Мозесу, — сказал Нунан и закашлялся.
Пильман загрустил. Согласиться с тем, что он должен обратиться за помощью к Мозесу, было неприятно. Да и зачем? К тому же, теперь это не его дело — заниматься «хармонтским феноменом». Пусть новый директор Института договаривается с Мозесом или с кем-нибудь еще, кого сочтет полезным. Всего ожидал Пильман, но в то, что предполагаемые пришельцы так подло обойдутся лично с ним, не верил. Эти твари оказались настоящими подлыми мерзавцами!
Больше всего на свете Валентин Пильман не любил проигрывать и попадать в дурацкое положение. Как правило, работа по организации научных исследований позволяет чувствовать себя в безопасности. «Какой я ученый, — часто думал Пильман, — бери выше. Я — прекрасный администратор». Если успеть вовремя завести полезные знакомства и заработать положительную репутацию у важных персон, можно выстроить свою жизнь наилучшим образом. Чем он до сих пор и занимался с неизменным успехом. Надувать щеки и произносить фразы, которые способны понять несколько человек в мире, он научился еще на первом курсе университета. И это умение ему в жизни пригодилось.
И когда все рухнуло, он оказался не готов к такому печальному концу своей карьеры. Любой, даже самый осторожный и удачливый человек, рано или поздно сталкивается с неприятностями. Пильман об этом никогда не забывал. И все же оказался не готовым.
Наукой было выгодно заниматься, пока не появились эти проклятые инопланетяне или схожие с ними по повадкам твари. Кто конкретно, до сих пор так и не ясно. Информации маловато. Но когда это останавливало болтунов и проходимцев. Нашелся в среде ассистентов умник по фамилии Милкинс, который однажды заявил какому-то блогеру: «Эй, ребята, в Хармонте побывали настоящие инопланетяне! Они атаковали Институт внеземных культур». Как будто он лично видел их. Как будто его квалификации хватало на то, чтобы делать такие важные заявления. Выскочку, естественно, немедленно уволили, чтобы губами не шлепал без команды, но процесс пошел. Слушок был пущен. Воронья стая падких до сенсаций блогеров немедленно почуяла сенсацию. Слетелись стервятники в расчете на легкую добычу. И их можно понять: для безответственных болтунов это была настоящая золотая жила. Немедленно припомнили первые сообщения о событиях в Хармонте, которые благодаря усилиям ФБР удалось в те дни замять. Зубную пасту трудно запихнуть обратно в тюбик. А уж словесную пургу в социальных сетях прекратить, тем более. Молоть языком, не мешки ворочать.