Условный разум (СИ) - Моисеев Владимир. Страница 32

               — Вот все вы такие — чистоплюи. Одна ложь для вас преступление, а другая, полезная вам, вполне себе разрешается. И все бы ничего, но вы считаете, что это вы наделены особым человеческим качеством, позволяющим решать, какая ложь позволительна, а какая должна быть запрещена.

               Мне осталось лишь улыбнуться в ответ. Упрек в свой адрес я не принял.

               Беседы с Кирсановым были полезны и многому меня научили, хотя бы точно формулировать мысли, но ни на шаг не приблизили к тому идеальному миру «настоящей науки», который я себе придумал.

               По тихим коридорам Университета действительно ходили великие люди, о которых я столько читал в учебниках и монографиях. Мне было разрешено вежливо здороваться с ними, и я радовался, когда мне отвечали. Иногда формально, иногда с доброй улыбкой, за которой читался профессиональный интерес — вот какие люди придут нам на смену. Это было очень приятно, но я понимал, что вести с ними откровенные беседы о своих гипотезах пока еще рановато. Почему, собственно? Наверное, не хватало наглости. А может быть, стеснялся. Первое, что приходило  в голову — у них своих идей полно,  нехорошо отрывать их от работы (то есть занятий той самой «настоящей наукой», к которой я стремился).

               Когда пришло время выбирать тему для дипломной работы, я почти решился предложить свою — о природе магнитаров, таинственных и удивительных нейтронных звезд, обладающих исключительно сильным магнитным полем, но не успел. Мне на выбор предложили две темы: калибровку N-образных измерительных щелей или составление таблиц для астролябии Данжона. Я тяжело вздохнул и выбрал калибровку N- щелей.

               И ведь справился. Разработал методику наблюдений, вывел формулы, написал программы обработки данных и отправился в командировку в южную астрономическую обсерваторию, где специально для меня было выделено время для работы на настоящем телескопе.

               Работа над дипломной работой полностью захватила меня, я выполнил ее с удовольствием, и был рад, когда узнал, что результаты ее обещали напечатать в Ученых записках Университета. Это была первая самостоятельная публикация — событие, которое запомнилось на всю жизнь. Теперь можно было подумать и о магнитарах.

               На кафедре, впрочем, по-своему решили вопрос о моем дальнейшем трудоустройстве. Сразу после удачной защиты диплома, меня подвели к элегантно одетому человеку с аккуратно подстриженной бородкой. Глаза его скрывали темные очки, но, судя по безмятежной улыбке, с которой он рассматривал меня, можно было догадаться, что я произвел благоприятное впечатление на своего потенциального вербовщика. Выглядел я счастливым, усталым и готовым к проведению сложных научных исследований.

               — Повезло вам, Панов, — шепнул куратор группы. — Многие более достойные студенты с удовольствием бы поменялись с вами местами.

               — Совершенно верно, вам многие позавидуют, если вы присоединитесь к нашему коллективу, — подтвердил элегантный человек, снял очки и представился: — Павлов, Павел Павлович. Я представитель заказчика.

               Глаза его были лучезарны и честны. «Непонятно, зачем он их прячет?» — подумал я. — «Наверное, не хочет, чтобы его считали излишне мягким человеком. Мол, руководящая работа требует определенной жесткости, иначе подчиненные не поймут».

               Какие странные мысли иногда приходят в голову человеку, которому предлагают работу, которая на долгие годы должна определить его жизнь. Мне тоже следовало показать себя серьезным человеком. Я непроизвольно, но энергично помотал головой, другого способа отделаться от глупых мыслей я не знал. До сих пор помогает. Но не все это поняли правильно.

               — У вас появились сомнения? — участливо спросил элегантный человек.

               — Нет, нет, — поспешил я заверить своего будущего работодателя.

               — Прискорбно, мне рекомендовали вас как человека, способного проявлять сомнения. В работе, которую я вам хочу предложить, это полезное умение.

               Я на миг растерялся, хотел промолчать, но потом не выдержал:

               — Когда дело касается научных теорий, я сомневаюсь всегда.

               — Прекрасно. Это как раз то, что я хотел от вас услышать. Жду вас завтра в нашей резиденции ровно в 11 часов. Не опаздывайте.

               Он протянул мне красивую рекламу Центра особо важных исследований, о котором я слышал от людей, заслуживающих доверия, много разных противоречивых и малоправдоподобных рассказов. Говорили, например, что в Центре собрались явные прохиндеи, занимающиеся лженаукой. Но кое-кто, наоборот, намекал на то, что это учреждение создано для занятий некоей постнаукой, тем совершенно новым способом познания, который неминуемо должен сменить  устаревающую науку. Лично я склонялся к третьему мнению: в Центре занимаются исследованиями явлений, о которых человечеству знать еще рано. Как стать сотрудником Центра было непонятно, нельзя было просто прийти и сказать: «Хочу у вас работать». И объявлений о свободных вакансиях никто не видел. По крайней мере, с этим вопросом мне удалось разобраться: будущие сотрудники получали персональные приглашения от руководителей Центра. Критерии отбора остались непонятными. Не могу даже предположить, чем я мог привлечь внимание такой серьезной организации. Что такое они во мне обнаружили.

               Павлов сказал куратору группы:

               — Благодарю за помощь. Этот человек нам подходит. Если, конечно, все, что вы про него рассказали, правда.

               И ушел.

               — Что это все значит? — спросил я у куратора.

               — Только то, что вы — счастливчик, Панов. Я нашел вам подходящую работу, на которой вы сможете добиться успеха. Отныне вы сможете безболезненно выдвигать самые завиральные теории, как это любите, и получать за это большие деньги, о которых не смогут даже мечтать самые талантливые товарищи со своими блестящими работами.

               — Но почему я?

               — Поспрашивал ребят из вашей группы. Все они указали на вас, как на самого отвязного студента, для которого авторитетно не мнение хорошо знающих предмет преподавателей, а некая абстрактная «научная истина». Староста группы рассказал, что вы готовы по любому поводу выдавать собственную оригинальную гипотезу. Вас даже просить об этом не нужно, потому что вам это нравится.

               — Это Кирсанов про меня такое сказал?

               — Он.

               Я пожал плечами. В конце концов, я не запрещал Кирсанову рассказывать обо мне любым людям, которым это интересно. Сказал и сказал. Значит, так думал. И все-таки было обидно, что он считает меня болтуном. Я не все ему рассказал, лишь о малой части своих идей. О многом умолчал до поры до времени. И, как оказалось, правильно сделал.

               — Но я и сам догадался, что господин Павлов выберет именно вас. Других подходящих кандидатов для работы в Центре мы пока не подготовили.

               Разумнее было бы решительно отказаться. Однако проклятая неспособность противостоять приступам любопытства заставила меня в очередной раз забыть об осторожности.  Конечно, я понимал, что если завтра в 11 часов окажусь в Центре ОВИ, моя жизнь изменится. Как? Непонятно. В хорошую сторону, если получу интересную работу. И совсем в отвратительную, если меня не возьмут. Моя репутация будет подорвана. «Его не взяли серьезные люди» — так будет написано в моем личном деле. Но еще хуже будет, если возьмут, а мне через полгода захочется поменять работу. Кто возьмет к себе бывшего сотрудника Центра? Слухи очень часто оказываются более важным фактором, чем реальные факты. У бывших сотрудников Центра в научных кругах плохая репутация.

               Но любопытство победило. Мне захотелось составить личное мнение о таинственном Центре ОВИ.