Она моя (СИ) - Тодорова Елена. Страница 24
Голова кружится, вырисовывая такие обороты, что даже с закрытыми глазами планета вокруг вращается. Она куда-то летит, пока я, приколоченная к постели членом Тарского, пытаюсь восстановить элементарные функции жизнедеятельности.
Тело, будто утратив гибкость и эластичность, сжимается изнутри. Фокусируясь на переживаемой боли, выдает мелкую монотонную дрожь.
— Дыши, Катенька, дыши.
Услышав любимый голос, концентрируюсь на нем. И как по волшебству напряжение и боль начинают потихоньку спадать. Перехватывают главенство совсем иные ощущения.
Тарский ворвался в мое тело. Забрал мою невинность. Он внутри меня. Вытесняя силу и дух, заполняет собой до краев.
Сердце останавливается… Кажется, все… Дошло до желанного финиша. Вот оно — всепоглощающее счастье. Больше ничего не нужно.
— Еще болит?
Мотаю головой до того, как удается сфокусировать на его лице взгляд. А когда зрительный контакт, наконец, случается, то, что я вижу в его глазах, окончательно сметает все, что было до этой минуты.
— Гордей… Я…
— Дыши глубже и медленнее, — подсказывая, гладит мое лицо ладонями.
Я плачу? Почему? Мне уже даже не больно. Точно не настолько, чтобы плакать. Это все волнение, выскользнувшая из забитых уголков тоска и всепоглощающая любовь.
— Я уже… Дышу…
— Еще медленнее.
— Угу… Хорошо-хорошо… Ты… Только не уходи, — одна лишь мысль, что он покинет мое тело, вызывает панику.
Не хочу его отпускать. Не отпущу. Не отдам. Никогда. Мой.
— Куда я от тебя денусь, Катенька…
Скользнув рукой мне под шею, Гордей сковывает со всех сторон настолько, что пошевелиться трудно, но эта теснота приятная. И там, внутри меня, он словно становится еще больше и горячее. Расширяю глаза, улавливая пульсацию. Крупно вздрагиваю от незнакомых ощущений.
— Мать твою, Катенька… — натужно выдыхает. — Расслабься, царевна, расслабься, — сейчас будто действительно просит. — Нам обоим будет легче.
Осознаю, что и Тарскому трудно. Мощные мышцы то и дело сокращаются и перекатываются. По тугой коже туда-сюда бродит дрожь. Дыхание становится прерывистым и учащенным. Инстинктивно чувствую его голод и нетерпение. Впитываю и откликаюсь. Желаю насытить. Доставить отличительное удовольствие. Только не знаю, как… Стараюсь, как просит, расслабиться. И когда это получается, плавлюсь под ним. Обволакиваю теплом и нежностью. Улавливая реакции на свою ласку, захлебываюсь восторгом. Только глажу руками, а Гордей покрывается мурашками и задерживает дыхание.
— Поцелуй меня…
Вздыхает и целует. Мягко двигая губами, скользит в мой рот языком. И я вздрагиваю, словно подключенная к высокочастотной импульсной передаче напряжения. Слишком много ощущений для одного человека. Не представляю, как их пережить, но отдаю все, что могу. Все, что у меня есть. Не хочу существовать без него. Жажду, чтобы эта близость спаяла нас навечно.
— Боже… Боже… Мамочки… Боже… Боже… — тараторю, когда Гордей начинает двигаться.
Сотни раз представляла этот процесс, но, как оказалось, не приблизилась в своих фантазиях и близко к реальности. Это что-то невообразимое! Движение моего мужчины, толчки его члена, тягучие и вместе с тем как будто ступенчатые вибрации… Мои ощущения и эмоции — это самое ошеломляющее, что со мной когда-либо происходило.
Господи-боже-мой, Гордей Тарский меня любит… Он меня трахает…
В этом нет ничего порочного и грязного. Этот глагол просто идеально отражает суть происходящего.
Слишком часто вздыхаю. Слишком часто стону. Слишком много охаю.
Мне от Гордея так жарко и мокро… Между нашими телами то и дело рождаются влажные всплески. Между ног вовсю хлюпает. Воздух наполняется возбуждающим запахом страсти и моими бесконечными стонами. Искрю, клацаю зубами, мычу и покрикиваю. Мне очень хорошо. Очень-очень… Говорю об этом вслух. Потому что даже боль, что Гордей вгоняет в мое тело на каждом толчке, приятная. Тягучая и трескучая. Гудящая и вибрирующая. Горячая и дурманящая.
Это еще не закончилось, а я уже хочу еще. И еще. Больше Тарского. Еще больше. Навсегда.
Сжимаю ногами насколько могу крепко. Не хочу никогда отпускать. Мой.
Но вот внизу живота зарождается непереносимо-острый спазм. Тянет томительно. Скручивает мучительно и сладко. Все мое существо концентрируется на этом. Там и сердцебиение, и пульс, вся жизнь и энергия скапливаются. Миг, и между нашими мокрыми телами будто высоковольтный провод бросают. Вздрогнув, с гортанным и рваным стоном выгибаюсь дугой. Замираю без дыхания, пока взорвавшееся внутри меня напряжение не растекается по всему телу искрящими волнами удовольствия.
— Красивая девочка… Красивая Катенька… Красивая… — Тарский сжимает со всех сторон.
Кажется, будто ловит, спасая от падения. Замедляясь, плавно качает.
— Еще хочу… — требую, как только голос возвращается. — Еще…
— Ну, ты, Катя-Катенька… — у него то ли сил нет, то ли слов. — Смертоносный дьяволенок.
— Продолжай же… Не останавливайся…
— Продолжаю, Катенька…
Прихватив ладонями мои бедра, подтягивает выше и раскрывает шире. Толкается так глубоко, что я вскрикиваю. Выцеживаю воздух и мычу что-то абсолютно нечленораздельное. Тарский дышит рывками, словно в такт движениям. Кажется, если не войдет в мое тело в очередной раз, следующего вдоха не будет. Эта мысль кружит голову, сводит с ума. Ловлю его напряжение. Прощупываю пальцами вздутые вены и налитые мышцы.
Толкается резко и быстро. Инстинктивно понимаю, что еще немного, и достигнет своего пика. А мне все еще не хочется его отпускать.
Протестуя, бормочу бессвязно:
— Я люблю тебя… Люблю… Люблю… Люблю… Я твоя… Твоя… Скажи…
— Моя.
Жесткий и резкий толчок. Яркая вспышка боли и остаточного удовольствия. Рокочущий рык над головой.
Толчок, после которого я не только вскрикиваю, влетаю макушкой в изголовье. Громкий сорванный выдох Таира.
Толчок.
— Моя.
Толчок. Мощная судорога по мужским плечам. Меня от нее тоже ведет. Пищу и бормочу что-то неопределенное.
Толчок.
Остановка. Глаза в глаза. Затяжная пауза в облаке двухсторонних шумных выдохов.
— Моя.
Толчок. Толчок. Толчок. Приглушенный, словно звериное рычание, стон Таира. Горячая пульсация от него ко мне.
Финальный выпад обжигает мои внутренности непонятными ощущениями и выбивает у меня протяжный вскрик. Трясусь и постанываю, пытаясь вобрать в легкие воздух. Гордей же роняет мне на плечо голову и застывает. Я тоже постепенно затихаю, только мир вокруг еще долго продолжает вращаться.
Whatever happens, don’t let go of my hand [4]… — доносится от соседей.
Отлично, восприятие вновь улавливает что-то помимо нашей близости.
Глава 21
Сон сваливает ненадолго. Едва в вязкую дрему забытья прорывается короткий сигнал входящего сообщения, тотчас открываю глаза. Первым делом проверяю Катю.
На месте.
При виде царевны сходу возникают неконтролируемые физические реакции. Сердце гулко толкается в ребра. Внутренности жаром осыпает. Только сейчас эта ломка — тягучая, как патока, и, вероятно, столь же сладкая. Растекается по всей груди и скатывается в низ живота. Член моментально кровью наливается.
Отвожу взгляд до того, как мозги размазывают воспоминания. Проверяю телефон.
«Порядок. Буду завтра утром».
Выдыхаю свободнее. На Федора всегда можно было положиться, но сейчас ситуация нестандартная, и без объяснений, которые у нас с братом впереди, понятно, что риски для всех нас достаточно большие.
Несколько часов отдыха против изнурительных суток на ногах являются меньше ничтожного минимума, но уснуть больше не удается. Сажусь, задерживая таки внимание на Кате.
В сердце медленно крадется колкая дрожь, какие-то особо чувствительные нервы там задевает.
Жизнь наложила отпечаток — просыпаюсь даже под тяжестью взгляда. А уж передвижение, малейшее копошение в пределах слуховой досягаемости и прочее никогда не пропущу. Только с Катей волей-неволей усиливаю осторожность, отношусь ко всему с повышенной дотошностью. Если бы представлялось возможным, глаз бы с нее не спускал, даже во сне.