Кошка в сапожках и маркиз Людоед (СИ) - Лакомка Ната. Страница 37

Я улыбнулась, и Огрест отпрянул от меня, отдёргивая руки, как от горшка с горячей похлёбкой.

- Очень правильно, - похвалила я его. – Не люблю, когда меня трогают. Я вам не ослик на продажу. Давайте-ка проясним всё до конца, месье Лю… месье любезный.

Моя оговорка не обманула маркграфа, и теперь он смотрел на меня так, словно в мыслях уже разделал на отбивные котлетки и мариновал в чесноке и уксусе. Но я не собиралась смущаться и тем более отступать.

- Что бы вы обо мне ни думали, я - девушка серьезная, - и я даже постаралась сделать самое серьёзное лицо – нахмурила брови и посмотрела строго, - у меня большие планы на жизнь, и замужество – пусть даже с маркграфом – в эти планы не входит.

- А я вам и не предлагал замужество… - сказал Огрест.

- Вот и хорошо, - похвалила я его во второй раз. – Потому что я откажу, даже если сама королева за вас походатайствует.

- …и никогда не предложу, - закончил Огрест угрюмо.

- Между прочим, это прозвучало невежливо, - обиделась я.

- Да неужели? – процедил он сквозь зубы. – Зато вы – сама деликатность.

- Постараемся понять друг друга, - начала я миролюбиво. – Дело не в вашей личности. Просто я сразу обозначила для себя цели, которые хочу достичь, и никто не свернёт меня с этого пути.

- И что это за цели? – спросил маркграф таким тоном, что сразу было понятно – ему ничуть не интересно.

- И спрашиваете вы об этом невежливо, - поругала я Огреста. – Но я всё равно скажу, чтобы вы узнали меня настоящую и вели себя, как подобает честному месье. Я мечтаю о самой лучшей в мире ресторации. Она будет находиться в столице, на главной площади, и сам король станет заказывать сладкие пироги «У прекрасной Кэт». Так моя ресторация будет называться, - поспешила я объяснить, пока маркграф не заподозрил меня в нескромности. – «У прекрасной Кэт». Это будет забавно – обыграть фамилию. Напоминаю, что моя фамилия звучит, как Ботэ. «Э» в конце, а не «е». "Красота", а не "башмаки".

- Я понял, - процедил он сквозь зубы. – Не понял только, какого чёрта вы со своими столичными мечтами приехали к нам.

- Вы обещали заплатить за обучение Марлен, - напомнила я ему, такому забывчивому. – А мне нужны деньги, чтобы начать своё дело.

- И почему отказались от денег, когда я предлагал? Взяли бы золотые и летели отсюда… навстречу мечте.

- Знаете, будь на вашем месте кто-то другой, - доверительно сказала я, - получил бы пару пощёчин и жалобу на королевское имя. Но вам я попытаюсь объяснить. Можете представить, что кто-то предпочитает зарабатывать на жизнь честным трудом? Вот и представьте. К тому же, Марлен – очень милая и несчастная девочка. Я намерена оставаться здесь, пока не найду способ сделать её счастливой. И ещё я намерена помогать вам, месье. Даже если вы будете упираться. Сейчас сбегаю в кухню за спиртом и сделаю вам примочку.

Я пошла к лестнице, но Огрест остановил меня.

- И чем же я так согрешил, - холодно произнёс он, - если вы относитесь ко мне по-особенному?

Пришлось остановиться, вернуться и посмотреть ему прямо в глаза.

- Опять вы невежливы, - сказала я спокойно. – Но я всё равно убеждена, что вы – добрый и хороший человек. Просто очень несчастны.

- С ума сойти, - пробормотал он и постарался усмехнуться, но получилось плохо.

- Видно, что вы давно и глубоко несчастны, - продолжала я. - Потому что счастливые люди так себя не ведут. И ещё я вижу, что вы сами делаете себя несчастным. Вряд ли вам это нравится, наверное, есть какие-то другие причины…

- Какие же? – произнёс он одними губами.

- Вам лучше знать, месье. Возможно, чувство вины? Но если вы наказываете себя, то не надо наказывать других – Марлен, меня. Страдайте себе, если вам так угодно, но не мешайте быть счастливыми другим. И не мешайте тем добрякам, которые хотят помочь вам.

- Добряк – это вы про себя?

- Не только. Но я – добрая, что бы вы там себе ни придумали в своей голове. Поэтому дайте мне пять минут…

- Не надо, - перебил он меня уже окрепшим голосом. – Благодарю, но я сам могу о себе позаботиться. Идите уже спать. Завтра вы приступаете к занятиям с Марлен, она выспится, а вы будете сидеть сонной мухой. Доброй ночи, мадемуазель Добряк, - он развернулся и пошел к кабинету.

- И вам – белочек во сне! – сердито сказала я ему вслед, потому что все мои благородные порывы пропали зря.

Он даже не оглянулся, и я, состроив гримаску, тоже развернулась и тоже пошла в свою комнату. Закрыв двери, я вспомнила про шапку маркграфа, которая осталась валяться в коридоре. Ведь маркиз Людоед, наверняка, про неё совсем позабыл. До шапок ли тут, когда тискаешь в коридорах честных девиц и получаешь в ответ проповедь. А я ведь – мадемуазель Добряк, верно?

Философски пожав плечами, я приоткрыла дверь и переступила порог, но тут же остановилась, а потом дала задний ход, юркнув в комнату и оставив только щёлочку между косяком и дверью.

Маркграф стоял возле своего кабинета, зажмурившись и уперевшись лбом в косяк, и раз за разом ударял кулаком в каменную стену – с размаху, сильно, так что я вздрагивала при каждом ударе.

Но я не смогла заставить себя подойти к Огресту, пусть он и разбил костяшки в кровь. Что-то подсказало мне, что сейчас не надо вмешиваться.

Он замер, и я тихонько прикрыла двери, постаравшись остаться незамеченной.

Постояв задумчиво, я разделась, вымыла руки и лицо, расчесала волосы, а потом достала из чемодана кулинарную книгу.

- Ну что, бабушка, - сказала я ей, погладив переплёт. – Ударим завтра «Винартертой» по людской чёрствости?

Книга мне не ответила, разумеется. Но я легла спать, полная решимости завтра же начать атаку на госпожу Броссар, а заодно и на весь этот дом, где слишком много ледяной тоски, и так мало веселья.

Планы у меня были триумфальные, но всё пошло не так, как планировалось. Я хотела проснуться пораньше, чтобы ещё до уроков с Марлен занять кухню и приготовить великолепную «Винартерту» - знаменитый сладкий пирог с кремом из протёртого чернослива, но проснулась гораздо раньше.

На ночь я погасила все свечи и светильники, и поэтому вскочила в полной темноте, чувствуя, как мурашки по все коже.

В замке стояла гробовая тишина, но я была уверена, что мне не приснилось – я проснулась от чьих-то стонов. Кто-то горестно и на разные лады звал Марлен. Какая-то женщина…

Спустив ноги с постели, я лихорадочно нащупала на столике кресало и кремень и зажгла свечу. Руки у меня дрожали, по вискам поползли противные капельки пота, я торопливо обулась и подошла к двери.

Мне не могло показаться… Я ведь не сумасшедшая. Волшебная книга – она не в счёт. Это так… странное недоразумение. А вот стоны…

Открыв дверь, я выглянула в коридор. Там было пусто, темно и тихо, но я всё равно вышла из комнаты, дошла до лестницы и посмотрела вниз. На первом этаже тоже было темно, но со стороны кухни лился неровный свет. Я собралась уже спуститься, чтобы проверить, в чём дело, но тут свет стал ярче и в холле появился милорд Огрест со свечкой в одной руке и с корзинкой провианта – в другой. Он сгрёб туда всё, что осталось от обеда и ужина – ветчину, варёные яйца, хлеб и закрытый пирог с грушевым вареньем.

Я не стала ждать, когда Огрест заметит меня – сбежала на цыпочках и спряталась в своей комнате, плотно закрыв дверь и даже привалившись к ней спиной, хотя вряд ли месье Людоед собирался заглянуть ко мне на пикник. Да и людоедом он точно не был – предпочитал ветчину и сладкие пирожки. А врал, что не сластёна…

Прошла минута, вторая, а я всё не слышала шагов милорда. Почему он не поднимается к себе? Решил слопать всё на пороге?

Любопытство пересилило, и я снова высунула нос в коридор. Милорда Огреста нигде не было, и я, осмелев, опять прошла к перилам и посмотрела вниз. Я ожидала увидеть Огреста, жадно поедающего грушевый пирог, но не увидела – холл был пуст. Поколебавшись, я спустилась и заглянула в кухню, в столовую, но милорда Огреста нигде не обнаружила.