Боярин. Князь Рязанский. Книга 1 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич. Страница 25
Казимир принимал их охотно. Но ожидали они решение о своей судьбе в моём «изоляторе» временного содержания.
— Зови. — Сказал Иван. — Сказки я люблю.
Я позвал ведуна, позвонив в колокольчик «дальней связи».
— Феофан Игнатич, мы тут с царевичем заспорили немного о том, во что верует народ. Иван, думает, что в Христа…
— А ты? — Хитро прищурясь, спросил Феофан.
— Я сказал, что не в Христа… — ушёл я от ответа.
Дед улыбнулся, качнув головой, поняв мою хитрость, и сказал:
— В Христа тоже веруют, но в другого. Веруют в сына Мары, пришедшего спасти народ своим словом добрым. Пришёл он ко всем людям, и ходил много где, неся слово Бога, но присвоили себе его учение некие хитрые людишки, переиначили слова его… Но вера началась не с него. Народ и ранее, и сейчас верит в солнце, воду, ветер, в лес, и наделяет всё это живой силой. И берёт эту силу. Не все. Некоторые ещё могут. Почти все лесные люди ещё могут. Многие знающие ушли от городов далеко. Мы с тобой говорили об этом, Михаил, помнишь?
Он со странным прищуром посмотрел на меня.
— Когда ты пришёл ко мне и сказал, что ты хочешь уйти далеко-далеко…
— Не помню, Дедко, давно это было…
— Ну да, ну да… То, что сейчас несут некоторые церкви, особо в больших городах, это не вера в Бога или Христа. Это путь во мрак. Хорошо, что твой батюшка, царевич, соединил веру. Не соединил ещё, но уже пытается. Но если он поймёт, что он защищать начал, сам того не ведая, сила у Руси будет непобедимая. Вот, смотри…
Феофан склонил голову. Постоял молча. Его волосы начали подниматься во все стороны, словно наэлектризованные. Ступни его отделились от пола, и он приподнялся над ним сантиметров на двадцать, потом опустился на пол. Подняв руки через стороны, он начал сводить их перед собой, и между ними возник огненный шар, сначала маленький, как точка, но со сближением ладоней шар вырос до размера хорошего яблока.
— Возьми его себе. — Сказал Феофан мне. — Тебе пригодится для дел праведных.
Я посмотрел на выпучившего глаза Ивана, подошёл к ведуну, и взял шар.
— И что мне делать?
— Что хочешь, — засмеялся Феофан.
Я прикоснулся шаром к себе груди, и он пропал. Ничего необычного я не почувствовал.
— И что? Где он? — Спросил Иван, и подбежал ко мне. — Тебе не больно?
— Да нет… — пожимая плечами, сказал я.
— Вообще ничего? Это же огонь! Я видел!
Мы посмотрели на Феофана.
— Огонь, но добрый. А бывает и злым. Вот если бы у тебя было сто таких магов как я…
— Ты маг? — Удивился Иван.
— Маг. — Согласился Феофан. — Магосы — это жрецы, пришедшие из далёкой страны на востоке, а туда пришедшие очень давно из холодных земель. Сейчас уже нет этого народа, но маги ещё остались. Мы долго живём. На севере от нас остались одни предания: песни, сказки.
— А я-то думал, сколько же тебе лет, если ты отцу Ильича кишку вправлял.
Ведун захихикал, а отсмеявшись сказал:
— Всё то ты примечаешь, как я погляжу.
Иван опять подскочил к Феофану, и теребя его за рукав, спросил:
— Так сколько же тебе лет?
— А скокма даш?
— Столько не живут, — с острил я.
— Ну шестьдесят… семьдесят.
— Хочешь я угадаю? — Спросил я.
— Давай…
— Три тысячи лет.
Феофан вздрогнул, а Иван раскрыл рот…
— Да ну тебя, Михась… Стокма и впрямь не живут, — засмеялся Иван, но посмотрев на Ведуна, опять раскрыл рот.
Дед с интересом смотрел на меня. Потом почесал себя за ухом, выдернул из бороды волосинку, накрутил её на палец…
— «Хатабыч, блин», — подумал я, слегка насторожившись.
Что-то пошептав, Феофан сказал:
— Где-то, так и есть… Но ты-то, малой, откель… могёшь знать? Не из наших ли будешь? — Спросил он меня.
Иван попятился, и сел на стул.
— Не… — Сказал я. — Точно не из ваших. Магия — это не моё. Сабелькой кого ковырнуть, либо кистенём… это наше, а колдовством… не владеем.
— Ну-ну… не зарекайся, паря. Сила в тебя, вон как вошла. Даже не покорёжила. Значит люб ты ей. Вот, поклонишься деревам и солнышку, глядишь, и признает тебя сила русская. Что такое Русь, знаете, оболтусы?
— Я знаю, но промолчу, — сказал я.
— Да? — Удивился дед. — Опять удивил. А ты, царевич?
— Я не знаю.
— Русь — это солнечное, светлое место. А солнце — это и есть Бог. Русь — место Бога.
И он стал нам рассказывать долгую-долгую сказку, пока Иван не уснул прямо в кресле. Мы с дедом переложили его на кровать, а сами поговорили ещё немного. Разговор был очень интересным и полезным. И для меня, и для Феофана.
После нашего с Феофаном разговора, я открыл в моём московском подворье школу для малых детей, с полным содержанием, а в двух, рядом стоящих монастырях — для взрослых. В моей школе преподавал Феофан, и его дочки, а в монастырях — два его младших сына. Учили письму, счету и естественным наукам — как жить в гармонии с природой, и что от неё можно взять, без особого для неё вреда.
Алфавит учили русский, тридцати трёх буквенный, счет — русский, который у нас назывался «арабский». Как сказал Феофан, эти буквы и цифры учили ещё его пращуры, жившие ранее здесь же, и много севернее.
В те времена на территории Москвы было очень тепло, и его предки жили до самого «северного моря». Потом приходили и уходили льды, топя и засыпая города. Люди, то уходили, то приходили снова. Феофан пришел сюда, когда льды уже отступили далеко на север. Ещё молодым. Ему тогда не было и тысячи лет.
Я, предполагая что-то подобное, так как был начитанным, всё равно не мог осознать и принять то, что услышал.
— И сколько живут маги? — поинтересовался я.
— Как жить будут… — уклончиво ответил он. — Всё в руках Божьих. Кто силу свою тратит на тёмные дела, к тому свет не идёт, и маг чахнет.
— А, вот, ты летать… как высоко можешь?
Феофан рассмеялся.
— Про Икара, сказ слышал?
Я кивнул.
— Вот… Некоторые пробовали долететь до Бога…
— Так там же воздуха нет.
— Кому нет, а кому — есть. Разный воздух бывает.
— Ну, так и что делать будем, маг? Надо сдерживать ворога, что на Русь идёт. Всё поменялось в мире. Зараза какая-то… Как ледник, токма в душах людских.
— Правду говоришь. Учить людей надо. Еще двести лет назад все люди на Руси грамоту и счет знали, науки разные…
— А ты, знаешь?
— Много знаю. И про видимый, и про невидимый мир. Приборов нужных нет. Льдами да пожарами всё изничтожено. Да и не нужны были магам хитрости разные. Мы и так всё видим. Это, чтобы людям объяснить, показать, нужны были приборы. Звёзды показать, или жизнь невидную глазам.
— Лекарства нужны, Игнатич… Что оспу, и другие недуги лечат.
— Лекарства то можно сделать, токма к чему, коли с живыми, даже мелкими, договариваться надо учиться. Люд с волками договорился, и с другими тоже может… Но не хочет.
— Пока они договорятся, помрут они, Игнатич. И некому будет от ворога оборонять Русь. Учи их договариваться с природой, а пока давай лекарства делать.
— Давай… Я не против. Склянки нужны аптекарские, чтобы сдруживать мелочь невидиму… с человеком.
— Микроб называется… — Вставил я.
— Пусть будет — микроб.
— А вот есть ещё мельче тварь… Которая в микробе живёт… Что это?
— И это он знат… — Развёл руками Ведун. — Отсель ли ты, отрок? Иль ты с тех миров дальних?
— Твоя правда, старик… Отдал мне Михаил зелье твоё… По добру отдал… — уточнил я. — Нужда у меня была. Скрыться далече.
— Ну слава тебе, Боже святый! Всю головушку изломал думками… Щас сложилось всё. Что токма не думал… Дверь, то открытой осталась…
Я тихонько засмеялся.
— Какая дверь?
— В тот мир. Коли б Михаил вышел, закрылась бы, а коли ты…
— И что сейчас?
— Да особо то, ничего… Назад можешь по тому же заклинанью вернуться. В тот же миг, что и уходил.
— Не-е-е… — Смеясь и качая головой, сказал я, — мне туда нельзя…
— От ворогов ушёл?