Боги, пиво и дурак (СИ) - Горина Юлия. Страница 11

— Слушай, ты это, не жми так сильно, — сказал я своей незнакомке. — Мне бы, вообще-то, по нужде…

Она убрала руку и обиженно отвернулась в занавешенное окно.

— Что, сказать кучеру, чтобы к ратуше повернул? — едко заметила она.

— Не обязательно, — хмыкнул я, оценив шутку. — Я в любой плотной растительной посадке могу решить свой вопрос.

Утенка погромче выкрикнула приказ своему вознице, не высовываясь в окно, и через пять минут карета остановилась.

Выглянув наружу, я увидел залитый ярким утренним солнцем парк или сад. Листочки шелестели, трава шуршала, невидимые птицы перекликались в кронах.

Краем глаза я взглянул на свою спутницу. Ее руки сейчас не испускали никакого света, и повернутый в сторону профиль вдруг показался мне тоньше и чище, подбородок острее. Возникло странное ощущение, что если сейчас она обернется, я увижу миловидное девичье личико, а не физиономию с утиным носом.

— Выходи и прощай, — сказала девушка, не поворачиваясь.

— Прости меня, — искренне попросил я. — Но я правда не помню, где мы встретились, и что вообще делали вчера.

— Вообще-то, так даже лучше, — вздохнула незнакомка.

— Да это все Ян… — вырвалось у меня вдруг.

— Да, Янус — та еще сволочь, — с чувством произнесла девушка. — Но его кабачок — редкое место, где порой бывает по-настоящему беззаботно и весело. Прощай, Геральт.

— Как мне найти тебя потом? Я хочу вернуть долг, как только смогу.

— Оставь, — сердито возразила она. — Ты не помнишь, но вообще-то на эту ратушу ты полез с моей подачи. Так что это я тебе долг вернула. Давай, иди уже.

Она оказалась вовсе не так глупа, как пыталась показаться в самом начале. Передо мной словно был другой человек.

И этот «другой человек» хотел распрощаться со мной как можно скорее.

Чуть только я выбрался из кареты, кони тут же рванули вперед.

А я остался стоять на наезженной тропе — полуголый, босой и без гроша в кармане.

Недавние события научили меня, что если остался в живых — то, значит, уже в выигрыше. А значит, Даня из Ривии все еще на плаву!

Но привычные к обуви ноги чесались и страдали, а в желудке образовалась ощутимая пустота, в которую срочно нужно было закинуть что-нибудь съестное.

Из парка я по тропе, ойкая и матерясь, выбрался к мощеной улице.

Солнце поднималось все выше, и булыжники под босыми ногами стали теплыми, и шлепать по ним было приятно.

Но, пожалуй, часа через два я смогу передвигаться по ним только короткими перебежками.

Мимо меня по своим делам проходили люди, проезжали всадники и даже иногда погромыхивали кареты. Сначала я невольно съёживался от насмешливых или недовольных взглядов в свою сторону, а потом просто постиг дзен босого пути.

Мне просто стало насрать.

Сунув руки в карманы и высоко подняв голову, я шел по дороге, не обращая ни на кого внимания. И, наблюдая за меняющимися лицами прохожих, я начал даже получать какое-то удовольствие.

Я шел, как отпетый столичный неформал посреди деревеньки где-нибудь в Рязанской губернии. И чувствовал себя свободным, умным, дерзким, многое перенесшим чуваком привлекательной внешности из другого мира, с богатым внутренним миром и сложной, интересной судьбой.

Это было забавно!

Но все окружающие ехали и шли куда-то по настоящим делам, а я топал не пойми куда и зачем.

А в животе между тем начинал рычать и урчать поджелудочный монстр. Вот только пожрать было совсем нечего и не на что.

И как теперь быть?..

Можно, к примеру, найти рынок и попытаться там утащить булку или яблоко, попасться на краже из-за полного отсутствия соответствующего навыка и отправиться снова в яму. Ну, или расстаться с рукой, которую можно потом подобрать с плахи, зажарить и съесть. Так себе выход, если честно.

Можно попытаться найти какую-нибудь черную работу. Но я был не просто «обрезком», я еще и выглядел как отпетый босяк. И горожанам явно не нравился. Так что я вынужденно признал, что шансы мои крайне невелики.

Единственным человеком, с которым меня здесь связывали хоть какие-то отношения, был Ян. Чисто теоретически я бы мог на пунктирных правах бывшего собутыльника попытаться чего-нибудь выпросить или стребовать. Но от одной этой мысли меня начинало тошнить. Как же я приду к нему?… Руки на месте, ноги целы, голова на плечах — здоровый, взрослый мужик, а пойду попрошайничать? Или, еще хуже, скандалить, как истеричная баба?

Я же сам напился, в конце концов. И сам в тюрьму загремел. Он-то здесь при чем?

Короче, думал я, думал…

И решил спросить дорогу обратно в тюрьму.

Добраться до места оказалось не так уж просто: я блуждал по узким улочкам, вдыхая постепенно раскалявшийся воздух и поджаривая пятки.

Но в итоге наконец-то вышел к высоким серым стенам и черным воротам, возле которых лениво щурились на солнце двое стражников.

Я остановился на другой стороне улицы, чтобы подобрать подходящие слова.

— Эй, тебе чего здесь надо? — раздраженно окликнул меня один из стражей, тот, что был помоложе.

— Да я это… В общем, спросить хотел…

Вот как сказать в двух словах, чего мне надо? Хочу к вам в тюрьму, но не в тюрьму?

— Слышь, а тебя разве вчера в яму не посадили?.. — озадаченно спросил второй стражник, вглядываясь в мое лицо.

— Было такое, — усмехнулся я. — Только за меня утром штраф заплатили, и вот я…

— Уже соскучиться, что ли, успел? — рассмеялся первый.

Я решил не юлить, а сказать сразу, как есть.

— Ну, можно и так сказать… Слушайте, мужики, а в тюрьме случайно нет никакой черной работы?.. А то ведь ни гроша за душой, даже вон ботинок теперь нет…

Стражники переглянулись, негромко перекинулись парой фраз между собой.

— Ну, если ты не особо брезгливый… — протянул молодой.

— Я брезгливый, но жрать хочу, а воровать не умею, — выпалил я.

Стражники заулыбались.

— Хороший ответ, парень. Честный, — сказал мне тот, что постарше и указал на узкую маленькую дверь, ловко спрятанную в стене справа от ворот. — Зайди, спроси Хельда. Если ему еще нужен человек, может тебя и возьмет. Не больно-то много желающих плошки за местными «червями» чистить или пыточную мыть…

Я вдруг на мгновение со всей ясностью представил, на что подписываюсь. Тугой комок подступил мне к горлу.

Ну да ничего, перебьюсь как-нибудь.

Нужно учиться как-то выживать в этом новом мире. И тюрьма — не самое худшее место для этого.

Я искренне поблагодарил мужиков и, с усилием приоткрыв маленькую узкую дверь в стене, осторожно вошел внутрь.

В комнате, спрятанной внутри стены, несмотря на теплый день снаружи, пахло поздней осенью и подземельем. Ноги с наслаждением коснулись прохладного шершавого пола. Пара окошек под потолком со стороны внутреннего двора пропускали немного света, и поначалу она вообще показалась мне очень темной.

Но через минуту я проморгался и разглядел две двери. Одна из них вела, по всей видимости, в какие-то другие административные помещения, находившиеся в стене. Другая, прямо напротив меня, должна была вести в тюремный двор.

Вот ее я и выбрал.

Удивительное дело, как сильно может измениться восприятие того или иного места в зависимости от эмоционального состояния. Теперь, в статусе прометея освобожденного, тюремный двор мне виделся очень опрятным, почти уютным. Здесь росли липы и клены. В центре двора вид здорово портила плаха с топором, на которой сейчас валялся еще и окровавленный нож, которого с самого утра тут не было. Справа и слева от плахи располагались два одинаковых приземистых здания с крошечными окошками под крышей. Только у одного здания на окнах были решетки, а у дверей караулила стража, в то время как второй явно предназначался для свободных людей. Свободных — и очень непритязательных, потому что даже по сравнению с тюрьмой этот домик выглядел каким-то запущенным, ободранным и несчастным.

Вдоль тюрьмы тянулся целый ряд ям с решетками наверху. Вдоль них, задумчиво раскачиваясь из стороны в сторону, прогуливались дозорные или часовые.