Боги, пиво и дурак (СИ) - Горина Юлия. Страница 13

— Гляжу, ты справляешься, — услышал донесся до меня из-за плеча знакомый низкий голос.

Это Гай зашел навестить меня перед уходом домой.

— Да я тоже так думал, пока вот эту хренотень не принесли! — мрачно отозвался я.

— Ничего, — подбадривающе отозвался тот. — Глаза боятся, а руки — рубят. Покурим?

— Давай.

Мы уселись на траву и дружно затянулись сладковатым дымком — каждый своим.

— А я, знаешь, сегодня порол одного… Десять ударов плетью всего, понимаешь? Дел-то на пять минут. Казалось бы — будь вежлив к окружающим, просто постой себе тихо, и топай с миром… Так нет же. Как он орал!..

Я шумно выдохнул.

— Да уж, я слышал…

— Еще бы ты не слышал. Мне кажется, его и покойники в склепах услышали и проснулись. До сих пор у меня все в ушах звенит.

— Мне даже подумалось, ты там кожу с кого-то живьем снимаешь, — признался я. — Мне надо там прибраться после тебя?

— Нет. К счастью, слюни и сопли цвета не имеют, — сказал Гай, вдавливая окурок в землю. — Ну, бывай.

Кивнув ему на прощанье, я снова взглянул на котлы, и теперь они уже не казались такими страшными.

По крайней мере, они не орут.

К полуночи дело наконец-то было сделано.

Спать меня отвели в хозяйственный корпус. И пусть набитые соломой мешки — это не ортопедический матрас, спал я на них, как убитый.

А с утра пораньше пришла новая смена охраны и меня повязали прямо перед уединенным домиком клозета, куда мне приспичило после сна.

Напрасно я пытался докричаться до парней, что, мол, я один из вас и тоже здесь работаю. Мои казенные портки и черные пятки говорили им куда больше. На шум сбежался весь свободный «ямской» народ. Хельд нагло ржал, а мастер Гай нахмурился и заявил, что работник тюрьмы, которого принимают за ее жителя, это стыд и позор для всех.

— Ну, из казенного-то я ему могу выдать только твою амуницию — как раз новый комплект привезли, — ухмыльнулся Хельд, явно рассчитывая уколоть этим Гая.

— Так выдай, — меланхолично отозвался тот, вскидывая на плечо топор. — Мне не жалко. Ладно, я работать пошел…

Так мне достался брутальный сет палача.

Черные кожаные штаны, перчатки, квадратная майка из льна и кожаная куртка подошли мне отлично, только черные сапоги с высокими голенищами и отворотами оказались на пару размеров больше, чем нужно. Тогда я намотал себе на ноги в два слоя тряпок по типу армейских портянок, и проблема оказалась решена.

Жалко, что зеркала нигде не было, чтобы в полной мере оценить всю крутость моего внешнего вида. Вот бы еще в руки меч плюс сто к мытью посуды и шлемак удачи на голову — и я самый прокачанный в рейде перс!

Но в реальности меня ожидал куда менее эпичный подвиг, так что перчатки и куртку пришлось тут же снять, потому что на жаре в такой броне можно умереть от теплового урона.

К полудню я перемыл после завтрака и дочистил оставшуюся посуду заключенных.

А вечером меня позвали прибираться в пыточную…

И вот как-то примерно так все и закрутилось.

Я чистил, мыл, драил — кашу, кровавые разводы на полу, деревянную плаху во дворе. К вечеру оставались силы только разве что побродить по тюремному двору, глядя на полыхающие факелы, или навестить старика, с которым довелось ненадолго разделить одну яму.

Время от времени я оставлял для него то лишний кусок хлеба, то сахар. Не знаю, почему. Охранники посмеивались надо мной, но сбросить бедолаге через решетку какую-нибудь мелочь никогда не запрещали.

Перед уходом домой мастер Гай всегда приходил ко мне — поболтать пять минут и покурить. Когда сигареты кончились, он стал угощать меня своими запасами, и вскоре я уже сам бегал в город к лавке с пряностями, где среди прочих товаров имелись и папиросы.

Сначала курить их было неудобно и странно: они были толстые, тугие и на губах от них надолго оставался горький полынный привкус.

Но потом привык.

В этом мастер Гай был прав — человек действительно привыкает ко всему.

Даже к такой работе, какая досталась мне.

Сначала я приходил убираться в пыточную с двумя ведрами сразу — одно ставил в угол для себя, чтобы пол лишний раз не пачкать, а в другом полоскал тряпку.

Через пару недель уже хватало просто выйти на пару минут на воздух подышать.

Научившись совмещать свою работу с полным желудком, я с изумлением обнаружил, что набитое брюхо и ощущение сытости — это далеко не всегда синонимы. В Ямах нас кормили кашей — конечно, не такой противной, как заключенных, но тем не менее пустой. Для навара повар добавлял мелко порубленное сало и мясные кости, которые уходили в тарелки более значимых в тюрьме персон, чем уборщик. Я жрал эту пустую кашу и мечтал о куске мяса, как о манне небесной. Убегая на час в город, чтобы купить папирос на честно заработанные медяки, я иногда заглядывал в лавку мясника. Тот, нахмурившись, пересчитывал отсыпанные ему в горсть монеты, и широким длинным ножом отрезал от мясного куска пару тонких, почти прозрачных лепестков. И я утаскивал с собой свое сокровище, завернутое в грубую коричневую бумагу, и потом на кухне жарил их над очагом, подцепив ножом за уголок. Мясные лепестки шипели и съеживались, испуская умопомрачительный запах сытой вкуснятины. Обливаясь слюной, я сжирал их прямо с ножа, торопливо посыпав крупной, хрустящей на зубах солью.

Иногда после такого «перекуса» мне так и хотелось забраться в свою нычку, выгрести все монеты до последней, накупить себе мяса и наесться им от пуза.

Но на деле позволить себе такую придурь я не мог. Мой скромный финансовый запас был гарантией того, что, в случае чего, добрую неделю я точно не помру с голодухи без ямской каши. Вот только увеличиваться запас не больно-то спешил, хотя я почти ничего не тратил.

Пару раз я пытался найти себе занятие поприличней и поденежней, но потерпел полный крах. Рудокопы подняли меня на смех — их здорово рассмешило, что обрезок готов наняться на такую работу. Они наперебой начали высчитывать полезность моего труда и давились хохотом минут двадцать, прежде чем отказать. Сторожа в городском саду тоже не пожелали нанимать человека без магии, вооруженного только естественными способностями глаз и ушей. Им нужен был супермен, видящий в темноте и способный на слух определить опасного человека на другом конце сада.

Но самое унизительное фиаско меня ожидало, когда я пришел предложить себя на вакансию счетовода в ювелирную лавку. Пока мужики надо мной ржали в голос, я взбесился и заявил, что вообще-то закончил приличный университет и уж чего-чего, а считать точно умею неплохо. На что мне сказали, что раз я такой ученый, то конечно же знаю теорию криптографического переноса инспирационных всплесков магической энергии на металл разной плотности.

Если бы у нас в физтехе была кафедра инспирационных магических всплесков, я бы, само собой, ответил. Но увы. И дальше ювелирам уже было совсем не важно, насколько здорово я умею считать: они получили свой заряд бодрости и веселья и не собирались униматься, ухахатываясь мне в лицо.

После своих поражений я несколько сник, и, чтобы не впасть в безысходную кручину, решил придумать новую систему хранения инструментов палача. На это ушло несколько дней. И когда я, наконец, осуществил оптимизацию, мастер Гай пришел в полный восторг и внезапно предложил мне стать своим учеником.

От такого счастья у меня аж у зобу дыханье сперло.

— Спасибо, но я, пожалуй, откажусь, — не своим голосом ответил я, стараясь удержать внутри более экспрессивный вариант отказа, так и рвущийся мне на язык. Но не хотелось ненароком обидеть хорошего человека.

Даже если этот хороший человек еще и палач хороший.

— А ты подумай, не отказывайся сразу-то, — начал меня убеждать Гай. — Императоры меняются, и градоначальников то снимают, то назначают, а хороший палач никогда не останется без работы. А что? Станешь мастером Даниилом…

Я невольно рассмеялся. Данила-мастер, блин. Так вот о чем нам всегда недоговаривали в детских сказках!

А что, с моим опытом дистанционной работы очень удачная может быть вакансия!