Нарушая заповеди (СИ) - Перова Алиса. Страница 17

Я знал, что разговор будет непростым. Его Высокопреосвященство Сергий Тверской, а в миру Стас Бочкин, когда-то был близким другом моего отца. Потом жизнь их разбросала на долгие годы, а когда дядя Стас случайно встретил мою маму, отца уже не было на этом свете почти десять лет. Погоревали вместе, и в итоге я оказался в воскресной школе. На самом деле, там было очень интересно и познавательно. И к двенадцати годам я твёрдо решил, что буду священником.

К слову, до этого, я долго мечтал стать киллером, пугая до чёртиков бедную мамочку. Возможно, именно поэтому я и оказался под опекой дяди Стаса, тогда ещё Его Высокопреподобия архимандрита Сергия. Бог его знает, чего он подался в монашество. Судя по тому, как он смотрел на мою маму, обет мужику давался нелегко.

Впрочем, спонтанное желание посвятить себя служению Господу никак не уменьшило моей любви к автомобилям. С возрастом любовь крепчала и переросла в страсть и даже в зависимость. И это был не только адреналин… Входя в ремонтный бокс или гараж, я словно попадал в другой мир. Это не было вынужденной работой — это был упоительный релакс. Подрабатывать я начал ещё с тринадцати лет. Мужики на моей первой маленькой СТО быстро смекнули, что помощь от меня существенная, а деньги меня радовали даже очень небольшие. К счастью, я быстро научился оценивать свой труд по достоинству и со служением Господу крепко завязал.

А развязал после смерти мамы. Меня душили ненависть и злоба, ища выход. Зло победило добро, раздавило безжалостно. Все зачатки гуманности во мне сгорели в одно мгновение, и быть бы мне киллером, как мечтал в детстве, но, похоже, я родился неудачником. Пистолет, добытый мной, оказался не боевым, а травматическим, а мой враг остался не только цел и невредим, а ещё и решил благодетелем заделаться. Баев, сука, — ненавижу!

Я долго нарывался, ходя по краю, но вместо срока в тюрьме получил срок в армии. Впрочем, как оказалось, это было на пользу. Сперва мне, озверевшему, приходилось несладко, но зато мозги немного поправились. Их малость отбили, но они встряхнулись и на место встали. И по возвращении я не бросился мстить, хотя ненависть во мне не утихла… Искушение по-прежнему было слишком велико, но я подался в храм. Молился. Долго… откровенно… Сгоряча на постриг даже решился. Спасибо доброму Владыке Бочкину — отговорил. Просил подумать, послужить, в себе разобраться… А потом подбил на академию.

Не знаю, что меня подвигло согласиться — Богу так было угодно или звёзды сошлись криво, но в тот год я не прошёл на бюджет в автодорожный и стал, прости господи, семинаристом. Не моё!

— Так, всё, Роман, считай, что я ничего не слышал, а ты не нёс весь этот бред.

Ох, Владыка, что за тон!

— Я грешен, — покаянно опускаю голову, пряча улыбку.

Знаю, что придурок, потому и не место мне тут — среди… Откровенно говоря, в большинстве своём ещё больших придурков, чем я. А я хотя бы признаю, но главное, осознаю, что реально не достоин.

— Молись, сын мой! Христос нам всем даёт надежду на спасение. Покайся…

— Да толку-то?! — перебиваю ректора, отчего тот багровеет, а я спешу с проповедью. — Причина зла, Владыка, тоже грех… — Я вовремя затыкаюсь и каюсь, глядя в мудрые глаза. — Простите. Ну, люблю я женщин! Часто… Разных…

— Все мы не без греха… — пространно бормочет ректор, уставившись в окно, и тяжело вздыхает. — Да поможет тебе Господь всегда искать у него прощения…

— Здорово, Тёмный! Чего приезжал, соскучился? — скалится третьекурсник Витёк. — Может, поможешь? А потом по пивку.

Парень кивает зажатой в руке кистью на ворота, окрашенные только на треть. Вот тоже, кстати, один из «наидостойнейших». Куда этот грёбаный мир катится?

— Работай плодотворно, Витёк. Тебе тут как раз до вечерней трапезы.

Я седлаю «Франкенштейна» и стартую в опасной близости от раба божьего Витька, обдав его облаком выхлопных газов. Здесь у меня тоже нет друзей… Да и хрен бы с ними! Друзей ведь не должно быть много, а я всегда тяготею к качеству. И на данный момент знаком качества отмечены лишь двое. По мне, так и не надо больше.

К родной СТО я подъезжаю уже к закрытию — моё привычное и любимое время. Белоснежный Audi-Q8 просто невозможно обойти взглядом. Загоняю «Франкенштейна» на мойку, а покидая салон, застываю на месте. Дверца Audi распахнулась и показались загорелые стройные ножки в алых туфельках на безумных каблуках.

Даже думать сейчас не хочу, как на таких ходулях можно управлять автомобилем. Мысленно я уже забрасываю эти ноги себе на плечи, даже если над ними окажется крокодил. Лишь бы не мужик. Машина повёрнута ко мне задним бампером и сквозь тонированное стекло невозможно различить даже пол владельца. Уповаю на удачу, ведь Всевышний вряд ли одобрит ход моих мыслей.

Вот ОН и не одобрил…

Роскошные ноги вынесли из новенького кроссовера моё проклятье. Маленькая чертовка всё же меня настигла. Сердце заткнулось, чтобы уже через миг зайтись в бешеной аритмии. Один стук набойки по асфальту… Три удара сердца… Один — три… Один — три… Один — четыре… Да какого?!.

Сдираю с себя оцепенение и отрываю взгляд от этих убийственных ног. Девочка выросла. Странно, что я не заметил этого вчера.

— Здравствуй, Рома, — она старается держаться невозмутимо, но голос её подводит.

— Добрый вечер, Евлалия, — звучу я куда лучше, чем чувствую.

— Прости… Ты не мог бы посмотреть мою машину? — произносит не слишком уверенно.

— Уже посмотрел, неплохо выглядит.

— А, ну да… — она смущённо пожимает плечами. — Я хотела, чтобы ты её проверил.

А я хотел бы заткнуть тебе рот, маленькая сука.

— Настолько не доверяешь производителю? — усмехаюсь. — Она ведь только из салона.

— Да?.. А я даже и не знаю, когда папа её… — она осекается, сообразив, что несёт полный бред, и вскидывает подбородок. — Так ты не станешь смотреть?

Ух, ты — сколько огня!

— Нет, машина в порядке, — отрезаю я и, развернувшись, устремляюсь к приёмной.

Стук каблуков за спиной теперь гораздо быстрее, чем моё взбесившееся сердце. Урчание движка…

Правильно, детка, лучше вали отсюда от греха…

Визг шин и почти одновременно — удар…

Сбиваюсь с шага и медленно поворачиваюсь на звук.

Чокнутая девка, даже не заглушив двигатель, выпрыгивает из салона и выкрикивает звенящим голоском:

— Теперь не в порядке!

17. Евлалия

«…Опасайся шального поступка… У неё голубые глаза, шала-лу-ла, и короткая серая юбка…» — дурным голосом пропела Котя, провожая меня, и долго махала вслед влажной салфеткой. Смешная.

На мне стального цвета комбинезон с открытыми плечами и короткими шортиками. Очень милый, нисколько не пошлый, но идеально подчёркивающий главные достоинства моей фигуры. ОН обязательно заметит.

Навязанный Котей дурацкий мотивчик звучит в моей голове всю дорогу, перебивая развлекательную аудиосистему. Скорее всего, это шалят мои нервы.

Моя восхитительная белоснежная красавица неслышно шуршит по дорожному покрытию, стремительно приближая меня к Ромке. Сегодня мы непременно с ним поговорим. Я бросаю взгляд в зеркало заднего вида и причмокиваю алыми губами. Немного непривычно, но… Он не сможет меня проигнорировать.

На пассажирском сиденье, так приятно пахнущем новой кожей, ласкают взгляд открытые алые лодочки на умопомрачительных шпильках. Ромка ни за что не останется равнодушным.

«…Опасайся шального поступка…»

О, господи, ну что за каша у меня в голове?! Я, такая красивая, в роскошной новой тачке!.. Но даже не могу порадоваться от души, а всё потому что моя душа сейчас не на месте.

Конечно, предлагая мне выгулять мою лошадку — или сколько там сотен лошадок, под капотом? — папа точно не предполагал, что я «поскачу» через весь город. Но ничего — я не теряюсь. Возможно, потому что мысли мои не здесь, и страх от того, что я в самом эпицентре дорожного движения, отступает перед волнением от предстоящей встречи.