Короли городских окраин - Шарапов Валерий. Страница 10
Владимир Иванович прошелся по сараю, распахнул дверь. Весенняя свежесть хлынула внутрь, перебила шлейф дешевого одеколона, что источал Давилка. Хитроумный преступник задумчиво уставился на пейзаж из робких зеленых листочков на березке, что тянулась каждый год все выше под окном.
– Школьник или комсомолец с безупречной репутацией, постоянным местом работы, грамотами от руководства – это же прекрасная маскировка, Михаил. Хорошая характеристика с завода рассеивает любые подозрения. Тебе тоже неплохо бы выправить документы честного гражданина великой Страны Советов.
– Я у часовщика помощником оформлен, чтобы тунеядство не пришили, – возразил Михан.
Череп поморщился. Яркие костюмы, претензия на шик при отсутствии вкуса, блатной жаргон в разговоре – помощник часто вызывал у него чувство брезгливости и глухого раздражения.
– Подмастерье часовщика – это хорошо, но если добавить блестящую характеристику члена партии, то из Михана Давилки получится образцовый советский гражданин.
Черепанов расхохотался собственной шутке, представив перед собой обезьяну в костюме и при партбилете. Относился главарь к своему помощнику с насмешливой небрежностью, считая его кем-то вроде говорящей собаки, хотя и ценил за обстоятельность. Перед тем как идти на дело, Михан засылал Танкиста в качестве наблюдающего, сам лично вызнавал у соседей все о хозяевах квартиры. Добывал разными способами ключи. Не было для него преград, которые могли бы остановить жадного до жирного куша уголовника.
А вот вне воровского промысла лезли из него невежество и страсть босяка к дешевому блеску. Как попугай, повторял он за своим главарем иностранные словечки, заказывал у модисток за огромные деньги костюмы, скупал у спекулянтов кричащей расцветки галстуки. И наряжался в эти пестрые комплекты, поливаясь одеколоном, словно барышня перед свиданием.
Давилка причину веселья Черепа не понял. Но к словам главаря отнесся внимательно – тот всегда давал полезные советы.
– Иди. – Владимир Иванович, отсмеявшись, махнул рукой. – И не забудь на пару дней приставить к нашему пионеру наблюдателя. С кем дружит, кого любит. Чтобы больно бить, надо знать слабые места. Приструним мальчишку, дисциплина будет, как в армии.
После ухода Давилки он долго сидел в большом зале у открытого окна и вдыхал нежный шлейф весеннего аромата со стороны рощи. Думал, как же вправить Малыге мозги, чтобы тот не льстился на советские агитки? Там румяные школьники защищали слабых, помогали старшим. Только он, Черепанов Владимир Иванович, точно знал, что за красивым фасадом спрятана страшная грязь. Весь этот рабочий люд, обнищавшие крестьяне, послевоенные сироты, безграмотные и дикие, хлынули в столицу после войны в надежде на лучшую долю. Страна выла от голода, послевоенной разрухи, нехватки крепких мужских рук. За кусок хлеба девочки продают свое тело, юные бродяжки толпами нападают на прохожих в надежде раздобыть продукты. Хорошо живут только спекулянты, партийные бонзы да матерые преступники. Простой советский человек утром не знает, что будет сегодня есть на ужин. А вот их банда и в войну хорошо жила, и после нее продолжает щипать спекулянтов и барыг.
Владимир Иванович с удовольствием обвел взглядом богатую обстановку в комнате – картины на стенах, высокие вазы в каждом углу, на столе в серебряном блюде раскинулась россыпь яблок и подсохших бисквитов. Глупый мальчишка в пионерском галстуке даже не знает, что такое красивая жизнь.
Потом он растянулся на диване с бархатной обивкой. Мысли снова запрыгали упругими резиновыми мячиками: «И чего этому мальчишке неймется? Забодало бы его взял в подмастерья, научил сейфы и замки вскрывать. Пальцы у мальчика тонкие, длинные – как раз для работы медвежатником. Можно было бы тогда, кроме спекулянтов, по антикварам и коллекционерам пройтись. Когда утихнет голод, у людей снова появится интерес к роскоши, предметам искусства. А уж здесь я смогу подобрать прекрасную коллекцию для продажи. Зачем ему это нищее советское существование? Как же умеет она промывать мозги, эта новая власть!»
На диване ему не лежалось, казалось, что в комнате душно, хоть он оставил приоткрытым окно. Череп снова накинул халат и, бороздя пол кистями, уселся в кресло.
Последний год стареющий бандит стал плохо спать. Просыпался задолго до восхода солнца с тянущим, тоскливым ощущением в груди. Надоело столько лет жить в страхе, что рано или поздно за ним, антисоветским элементом с совсем непролетарской биографией, придут люди в форме. А потом одним выстрелом оборвут его жизнь в темном сыром подвале.
Прошлое Черепанова Владимира Ивановича было скрыто, вымарано из всех документов. Только он один знал правду о себе, да и та с годами стала тускнеть – терялись детали, путались даты. Родился он в семье помещика средней руки, первые годы провел в именье под присмотром маменьки и гувернера. Потом, по сложившейся семейной традиции, отправили юного Володю в суровые условия кадетского училища. Детство малыша закончилось, и началась казенная жизнь. Через много лет привычки, привитые в кадетском корпусе, помогли Черепанову выжить в Гражданскую войну, при смене государственных режимов и в непривычных реалиях нового Советского государства. Но тогда маленькому мальчику новая полувоенная жизнь казалась чудовищной.
Володя терпеливо сносил кадетскую муштру, строевые занятия и строгий режим казармы. Покладистый характер, приятная внешность и хорошие манеры, полученные за долгие годы в корпусе, помогли молодому офицеру после выпускного бала получить место в одном из лучших гвардейских полков. Офицерское жалованье, внимание женщин, служебная квартира – что еще надо для счастья молодому мужчине?
К тому времени поместье отца он уже унаследовал, но возвращаться в деревню не спешил. Блестящий офицер и галантный кавалер, Владимир выбирал себе выгодную партию, регулярно появляясь на балах и в салонах. Каждую хорошенькую головку и очаровательную улыбку обходительный ухажер оценивал с точки зрения возможного приданого. Постоянно видел он офицеров, которые считали дни в ожидании жалованья, экономили на новом исподнем или питались сухарями после очередного проигрыша в карты. Вот тогда-то Владимир и решил, что в его жизни на первом месте будет самое главное, что есть в мире, – деньги. После судьбоносного решения Черепанов строго требовал с приказчика, что управлял отцовским имением, подробный отчет о каждой потраченной копейке. Сам же в светской болтовне на балу подробно выяснял о размере приданого за всеми юными девицами, что кружились в танце по светлой зале. Не догадывался бравый офицер, что судьба приготовила ему вместо сытых, размеренных будней привлекательного жениха и светского красавца череду страшных испытаний.
Когда рухнул после революции в одночасье устоявшийся порядок, бросился Владимир Иванович отвоевывать обратно свою продуманную богатую жизнь в достатке и благополучии. Каждый день он ждал, что вот-вот закончится этот кошмарный сон и можно будет вернуться в свою теплую квартиру на Волхонке, вытащить парадную форму из шкафа, отобедать в ресторации и лениво перебирать записки-приглашения на сегодняшний вечер. Но пока приходилось обитать то в темной крестьянской избе, то в нетопленом грязном вагоне, питаться с солдатами из одного котла да самому стирать исподнее в ледяной реке на деревенских мостках.
Через год скитаний по стране с остатками Белой гвардии Владимир Иванович начал сомневаться, что его планам суждено осуществиться. Грязь и холод новой жизни по капле стирали офицерский лоск. Тугие щеки обвисли, кожа приобрела сероватый оттенок, а в густых смоляных кудрях заблестели первые седые волосы. Теперь ночами он засыпал не с мыслями о будущей жизни с хорошенькой молодой женушкой в апартаментах на Сретенке, а в размышлениях, как же ему выжить между двух огней. Белое движение захлебывалось в бессилии. И чем безысходнее была ситуация, тем чаще расстреливали тех, кто заикался о том, чтобы сложить оружие. Перейти к красным царский офицер тоже не спешил. На той стороне, возможно, и ждала его жизнь, а не расстрел. Но какая? С клеймом бывшего белогвардейца он был бы в новой, чужой жизни белой вороной, презренным изгоем без должности и дохода. С другой стороны, в хаосе разрухи можно легко затеряться, исчезнуть и возродиться заново уже другим человеком. И Владимир Иванович решил воспользоваться такой возможностью.