Лерой. Обещаю забыть (СИ) - Гордеева Алиса. Страница 13
Ощущение, что я в тёмной комнате: на мгновение мне включают свет, и я пытаюсь успеть запомнить хоть что-то.
Клац!
Я в клинике. Измученное лицо Полины напротив, в моей руке – её рука, вялая, безжизненно свисающая с белого больничного пододеяльника. Слёзы. Господи, как много слёз! И снова темнота, сквозь которую слышу его голос.
«Верь мне. Всё будет хорошо! Я рядом!»
Новая вспышка.
Меня выворачивает наизнанку. Я хочу орать! Бить и крушить! Но ощущаю на своих плечах руки Амирова. Он так внимательно смотрит на меня, в его ласковых глазах столько тепла и заботы, что на мгновение верю в лучшее, но вновь проваливаюсь в темноту.
«Не делай глупостей. Ермолаев – не тот, с кем можно шутить. Не кричи! Успокойся! Тебе никто не поверит!»
Щелчок...
Я хочу справедливости здесь и сейчас... Бью Амирова кулаками в грудь, вгрызаюсь в его руки, когда он пытается меня удержать, и наивно полагаю, что мне все поверят на слово! Но вместо этого снова темно.
«Не разрушай свою жизнь! Молчи! Ермолаев всё вывернет наизнанку! Я сам накажу его, обещаю! А сейчас поехали – отвезу тебя домой. Пожалуйста!»
Бах!
И снова свет. Видимо, утро. Какие-то люди в форме, отец с посеревшим лицом, врачи, снующие туда-сюда. А мне не терпится закрыть глаза, чтобы всё забыть. Хотя нет, я хочу видеть его – моего спасителя, единственного человека, который протянул руку помощи и не дал упасть окончательно. Но Амирова нигде нет. Вместо него – темнота.
Что я там говорила про оттенки? Цвет моей жизни – чёрный!
Этот ублюдок Кир оказался прав. Мне больно! Мне адски, невыносимо больно! Я проиграла...
С того дня прошёл почти месяц. А я всё также, закрывая глаза, вижу бледное лицо Полинки в окружении больничных стен. В тот день я умерла вместе с ней. И пускай фактически мы обе живы, но это только снаружи. Внутри – пустота.
Этой осенью я узнала, как разбиваются мечты. Вдребезги. Больно. До крови раздирая душу.
У меня больше ничего нет. Вместо школы – домашнее обучение. Вместо танцев – беседы с психологом. Мне никто не верит. Меня никто не слышит. А Полина... Полина молчит с того самого дня, когда по моей вине её полностью сломали. Если бы не я, не глупая ненависть к сводному брату, всё было бы иначе...
Я больше не верю в справедливость: никто не наказан – ни Ермолаев, то и дело с довольной рожей мелькающий по ТВ, ни Кир, в бредни которого поверили все, даже отец.
В одночасье из золотой девочки-подростка я превратилась в лживую дрянь, решившую опорочить доброе имя Юрия Ермолаева, а взявшийся из ниоткуда Вадик лишь подлил масла в огонь, сообщив моему отцу о непристойном поведении его дочери у Леденцовой. Для всех я – испорченная и потерянная. Для всех меня больше нет. Нас с Полей просто растоптали и выкинули...
Скандал в лицее, которого мы так надеялись избежать, всё же разразился, правда, для него видео Кира было уже лишним. Полину называли шлюхой и проституткой, опозорившей доброе имя нашей школы. Задним числом по требованию родителей других учеников её отчислили из лицея, а затем и выгнали из спортшколы. Отец Полины, первое время единственный, кто пытался докопаться до истины вместе со мной, подал в отставку, её мама – главный архитектор нашего города – тоже была вынуждена уйти с должности. Спешно собравшись, семья Солнцевых покинула наш город навсегда.
Я тоже отчаянно хочу уехать. Испариться. Впервые сама прошу отца отправить меня в интернат, куда ранее планировали сослать Кира. В родном доме я схожу с ума. Каждый день вижу довольные лица мачехи и сводного брата, ловлю на себе их снисходительные взгляды и, когда поблизости нет отца, слушаю их ехидные голоса, не скупящиеся на оскорбления. Теперь за меня некому заступиться... Отец никогда не сможет простить, что я смешала нашу фамилию с грязью.
Я дура, которая всё испортила в своей жизни сама!
Стук в дверь. Поднимаю глаза, но даже не думаю подходить. На пороге отец. Не здороваясь, не спрашивая, как мои дела, он хмуро обводит комнату взглядом и сухо заявляет:
– Я согласен, уезжай! – и тут же выходит. Наше общение теперь только такое: Пётр Кшинский больше не видит во мне своей дочери. Впрочем, и я полностью разочаровалась в нём. Между безупречной репутацией успешного бизнесмена и слепым доверием мне он выбрал первое...
Через два дня Родик везёт меня в аэропорт. В машине я совершенно одна: отец даже не вышел из кабинета со мной проститься. Зато выбежал довольный Кир, потирая потные ладошки.
«Уезжаешь в закрытую школу для дебилов?» – вернул мне мои же слова придурок. – Удачи, сестрёнка!»
Небольшой чемодан, в который наспех скидано самое необходимое, стучит своими пластиковыми колёсиками по серой плитке аэропорта. Перед глазами пелена из невыплаканных слёз. Меня душат обида, разочарование, страх. Я неспешно подхожу к стойке регистрации, чтобы оформить багаж. Рейс на Москву через два часа. Девушка в униформе авиакомпании что-то щёлкает на клавиатуре, а я кручу головой, пока взгляд не выхватывает среди толп пассажиров высокую, мощную и такую знакомую фигуру Амирова.
Невольно качаю головой: неужели он идёт ко мне? Неужели он помнит, что обещал мне там, в больнице? Я не могу в это поверить. Забыв о багаже, делаю шаг навстречу, но Амиров проходит мимо меня, словно и вовсе не узнаёт. Сдавленно шепчу: «Валера», но мужчина не слышит. Он подходит к соседней стойке, где идёт регистрация на рейс до Парижа, и что-то нежно шепчет на ухо стройной и высокой блондинке. И смотрит на неё так, словно в мире нет никого дороже... Понимаю, что это она, та самая Ксюша – его девушка, и даю себе слово «забыть».
Всё.
Обо всех.
Навсегда.
А потом улетаю…
Глава 7. Лерой.
Три года спустя
Лерой
Начало июня, а уже такая жара! Кондиционер не справляется. Хочется открыть окна и впустить свежий воздух, но где бы его ещё найти в самом центре города?
Окна моего офиса выходят на оживлённый проспект. Старинное здание, третий этаж. Наверно, затея со свежим воздухом – пустая. Прислоняюсь лбом к раскалённому стеклу и бесцельно смотрю на пролетающие мимо автомобили.
Голова опять болит: последствия травмы ещё долго, видимо, будут мешать полноценной жизни.
– Жизни... – глухо шепчу самому себе.
– Нет у меня никакой жизни! – бью сгоряча кулаком в оконную раму, ощущая, как начинает дребезжать стекло. Жаль, что не разлетается на мелкие осколки, как рассыпалась вся моя жизнь.
– Валерий Таирович, – раздаётся за спиной писклявый Светочкин голос. – Ваш кофе! Как вы и просили, чёрный и без сахара. Что-то ещё?
– До Горского дозвонилась? – спрашиваю, не отрывая напряжённого взгляда от дороги.
– Н-нет, – заикается офис-менеджер, явственно ощущая моё состояние: я в бешенстве! – Уверена, рейс задержали. Если хотите, то уточню в авиакомпании.
– Не надо, – отвечаю на выдохе, прикрывая глаза от острой боли в висках. – Просто соедини меня с ним сразу, как он появится в сети.
– Конечно, – щебечет Светочка и поспешно убегает.
Глоток горького кофе немного приводит меня в чувство, но на душе всё равно хреново! Знаю, что не должен был звонить Ксюше, но разве мог не поздравить Тимошку с днём рождения? Этот мальчуган мне как родной! Да, по сути, так оно и есть. Почти три года с момента его рождения я видел в нём сына, пока Тимур – настоящий отец мальчишки – всё это время вынашивал планы мести, не вспоминая о своём ребёнке.
«Стоп!»– торможу сам себя, как учил психолог, чтобы рана снова не начинала кровоточить. Почти два месяца консультировался у мозгоправа, и теперь я умею говорить себе «Стоп», когда в душу непрошено лезет образ Ксюши и корявые мысли «что было бы, если...»
Нет, по доброй воле позволять кому-то бередить мою душу и копаться в мозгах я бы не стал, но получить допуск до охранной деятельности после серьёзной травмы и нескольких дней комы я смог только после письменной закорючки психолога: «Годен».