Застрявшие (ЛП) - Дайкс Николь. Страница 27

Я все еще качаю головой, но им и правда потребовалась целая вечность, чтобы открыть дверь. Они оба выглядели взволнованными, когда, наконец, это сделали. Лиам был бледен. Я думала, он болен.

— Нет.

— Эверли... — Он снова делает шаг ко мне, и на этот раз я не отстраняюсь.

— Что он сказал?

Купер делает еще один глубокий вдох, и его плечи опускаются.

— Сказал, что облажался. Что изменил тебе.

— С кем?

— Я не спрашивал.

Пристально смотрю на него, пытаясь убить взглядом.

— Ты не спрашивал? Ты что, шутишь?

Он подходит ближе.

— Не имело значения, кто это был.

Куп опускает руку мне на плечо, и я отталкиваю его.

— Не прикасайся ко мне. Ты знал! Он сказал тебе перед аварией. И ты знал. — Я сжимаю зубы так сильно, что, кажется, они могут треснуть. — Ты мне не сказал.

Он отступает назад, снова хватаясь за волосы.

— Я был немного занят, пытаясь сохранить нам жизнь, черт возьми.

— О, да пошел ты. Ты мог бы сказать мне, как только мы вошли в рутину, и ты, блядь, это знаешь, — нападаю я на него, в ярости думая обо всех тех случаях, когда тот обнимал меня. За все то время, что мы провели здесь. При всех наших разговорах, и он так и не сказал мне. — Ты не сказал.

— Нет. Не ска... — Он убирает руку с волос. — Черт!

— Почему?

В его глазах мольба.

— Лиам был моим лучшим другом. Всю мою жизнь он был рядом со мной. Мы рассказывали друг другу все. Каждую чертову вещь. Я знал, что могу пойти к нему с чем угодно, и он знал то же самое. Неужели эта преданность должна была исчезнуть только потому, что он умер?

— Нет. Но, может быть, потому что ты трахнул меня! — Я злюсь и кричу, как он мог скрыть это от меня? — Или, может быть, потому что ты поцеловал меня!

Его лицо, боже, его лицо... Купер выглядит уничтоженным, но я не могу. Не могу поверить, что он мог скрыть это от меня. После всего, что я ему наговорила. После всего того времени, что потратила, полагаясь на него.

— Поверь мне, это убивало меня. Я не знал, где, черт возьми, моя преданность... — Он опускает глаза. — До этой ночи.

— Что же изменилось? — Сейчас я стою перед ним, требуя от него внятного ответа. — Хм?

— Я не знаю. Что-то изменилось, и я понял, что больше не могу скрывать это от тебя. Но все равно... даже сейчас... Черт, Эверли, я чувствую, что снова предаю его.

— А как насчет его предательства по отношению ко мне? — Я указываю на свою грудь, на свое разбитое сердце, поэтому к черту его преданность.

— Он был моим лучшим другом.

— Он был моим парнем. И Лиам, черт возьми, изменил мне. Это разбило бы мне сердце, а ты знал, что так будет, но не сказал мне. Ты трахал меня снова и снова, зная, что он изменил. Зная, что я этого не знаю и чувствовала себя виноватой. Как будто это я изменяла ему.

Теперь он злится.

— Значит, теперь ты не чувствуешь себя виноватой? Из-за того, что он изменщик, ты можешь трахнуть меня без чувства вины?

— Так поэтому ты мне сказал? — Я отвечаю ему тем же взглядом.

— Нет.

— Тогда почему? Какого черта ты вдруг стал мне предан? — Я сжимаю руку в кулак, желая дать ему пощечину. Желая, чтобы ему было больно, потому что мне больно. — Хм? — Мой голос громкий от ярости, и я снова кричу: — Я была твоей. Мы трахались, как кролики. Зачем все это портить, а?

— Потому что это не просто секс, Эв! — Его тело напряжено, как и мое. Мы оба тяжело дышим и злимся. — Это твои гребаные цветы.

— Что? — Теперь я смотрю на него в замешательстве.

— Твои чертовы цветы и твоя сила. Твоя стервозность. Все это.

— Ты говоришь, как психопат. В твоих словах нет никакого смысла.

Он подходит ко мне ближе и притягивает меня к себе здоровой рукой, не отпуская, но я и не пытаюсь вырваться.

— Есть. Ты просто не слушаешь меня. Это ты, Эверли. Тот факт, что ты хочешь быть флористом, а не хирургом. Тот факт, что тебе изменил твой первый парень-идиот, и ты не отступила, когда твоя мама хотела, чтобы ты простила его. Твой огонь. Твой драйв. Ты выбираешь быть собой, даже если тебя отталкивают. — Его рот отвлекает, когда я наблюдаю, как двигаются его губы, и на мгновение я слабею, слушая его. — Твои прикосновения. Они не сладкие и не нежные. Ты знаешь, чего хочешь, и идешь к этому. То, как ты трахаешься...

— Остановись. — Мне нужно, чтобы он замолчал.

— Нет. — Он обнимает меня крепче. — Ты трахаешься так, как живешь. С боем. С гневом. С неистовой решимостью. Ты жестко трахаешь меня, и позволяешь мне делать то же самое с тобой. Твои движения рассчитаны и ритмичны. Ты не хочешь, чтобы кто-нибудь знал, как сильно ты заботишься, но ты это делаешь. Ты и целуешься также.

Теперь он смотрит на мои губы.

— Не целуй меня, черт возьми.

— Когда ты целуешь, я чувствую это. Как сильно ты заботишься. — Сглатываю, наблюдая за его губами. Хотела бы я отвести взгляд, потому что так происходит только с ним. Интересно, знает ли он об этом.

— Нет.

Купер морщит лоб в замешательстве.

— Да...

— А что, если он меня чем-то заразил? — Я отталкиваю его. — Ты так отчаянно хотел заполучить меня, что рисковал подхватить какую-нибудь болезнь.

Он качает головой, снова выглядя виноватым.

— Нет. Он использовал презерватив, когда...

— Ты спросил его об этом?

Он кивает.

— Да. Я... — Он выглядит опустошенным.

— Ты не спросил его, с кем он трахался, но спросил, использовал ли он защиту?

— Я сказал ему, что тогда этого как будто никогда и не было. Если он использовал презерватив, то этого не произошло.

У меня отвисает челюсть от шока, когда я смотрю на него, снова схватившись за живот.

— Ты поощрял его не говорить мне об этом?

— Я знал, что ты положишь этому конец, если он признается.

Я бы так и сделала. Без сомнения. Как бы сильно его ни любила, я бы не смогла простить ему этого.

— Значит, ты хотел, чтобы я была с ним? — Я еще крепче обхватываю себя за талию.

Я думала, что мы были замешаны в какой-то истории безответной любви... или, по крайней мере, влечения... Но нет. Он сказал моему парню, чтобы тот не признавался в измене. Чтобы мы были вместе.

— Все не так просто.

— Все очень просто. — Я ищу его взгляд, пытаясь найти парня из последних нескольких недель.

«Вот идиотка. Он просто хотел трахнуться. Чтобы как-то скоротать время».

Мы так и договаривались с самого начала. Почему я так удивлена?

— Ты просил его не говорить мне.

— Я не хотел, чтобы он потерял тебя. Черт, Эверли. Он был...

Я быстро перебиваю его. Не желая слышать, кем был для него Лиам. И что я была никем.

— Твоим лучшим другом. Я поняла. Я знаю.

— Нет, не знаешь. — Он прикрывает свое сердце рукой. — Я всегда наблюдал за вами двумя вместе. И знаю, что он любил тебя. Поэтому не смог бы видеть, как ему больно. Видеть, как больно тебе.

Я качаю головой из стороны в сторону, а затем останавливаюсь, глядя прямо ему в глаза.

— Ты не хотел отменять поездку.

— Что?

«Я такая чертова идиотка».

— Ты не хотел отменять поездку. Ты хотел убедиться, что тебе удастся привести Арию в хижину, чтобы, наконец, залезть к ней в штаны. — Он делает шаг ко мне, тянется за моей рукой, но я отдергиваю ее и отступаю назад. — Не надо.

— Это неправда.

— Конечно, правда. Если бы он сказал мне, что изменил, мы бы не поехали. У вас с Арией не было бы вашего маленького отпуска. — Я снова делаю шаг назад. — Ты хотел ее. А потом, когда они умерли... Ты, блядь, солгал мне, чтобы не дать впасть в депрессию. Чтобы я не была слишком подавлена, чтобы трахаться.

— Эверли. — Его взгляд полон ужаса и затравленности, но он не спорит.

— Оставь меня в покое.

Я поворачиваюсь, хватаю лампу и выхожу из гостиной.

— Эверли.

Я слышу, как он зовет меня, но не оборачиваюсь. Не хочу иметь с ним ничего общего.

Я была дурой. Полной идиоткой.

Очевидно, у меня ужасный вкус на мужчин.