Охота на магов: путь к возмездию (СИ) - Росс Элеонора. Страница 89

***

— Ну, давай, отбивайся! Что нос чешешь? — кричал юноша, толкая своего соседа в плечо. — Что, карты слабые? Да нет же — во дурак! Козырка есть, а жадничаешь. Это не по-братски, коли не делишься.

Смех разлетелся по кругу, из уст в уста. Грубый, заразительный вывалился холодной, будоражащей водой на волнующегося мужика: с низкого лба стекал пот на красные, точно краской помазанные щеки. Маленькие, нелепые зрачки тряслись, едва ли не захлебываясь в слезах, глядели на потертые карты, помятые по краям: четверка бубен, шестерка и десятка пики. Заметив, как игрок заглядывает в его карты и ухмыляется, то он встрепенулся, сжимая картонки трубочкой, и спрятал в дрожащих руках.

— Я все равно все видел, смотреть в оба надо! Выкладывай свою козырку — десятку пики. Игра не закончилась, еще успеешь наверстать.

— Не тяни время! — вдруг вскрикнул товарищ напротив. — У нас перерыв не вечный. Скоро опять полы драить.

Вальяжно опираясь о стену, он запрокинул голову, да прищурившись, глядел, как мужик, сидящий на пороге у срыва, резко швырнул десятку пики. Пятерка бубен улетела под ноги Элиду, поражённая и отбитая, наконец.

— Ты конечно, Элид, задал ему жару. Разгорел огонек! — засмеялся его друг задыхающимся смехом. — Пятерка бубен! Пятерка! Слабая, но сильная. Что ж, — похлопав Элида по колену, он придвинулся вперед. — Теперь твоя очередь отбивать. А картишки-то все уходят…

Зоркие, прищуренные в агонии азарта глаза вновь уставились на беднягу. Теперь уж концы с концами сведены: судьба такая — одарить всех золотыми монетками! Поджав губы, затуманенным обидой взглядом он смотрел на карты, мял в пальцах, за что и получил внезапный удар по ладони:

— Не мни, дуралей! Они нынче дорогие, а из-за такого идиота карты терять — не хватало еще. Две золотых монеты отдал за них. И то, у бабки какой-то взял. Я знаю, что у тебя столько есть. И даже больше!

Прерывисто вздыхая, он положил на пол четверку бубен. Тот, что заглянул в его карты, лишь ухмыльнулся и, подбросив шестерку бубен, легонько хлопнул его по спине. Каким бы унизительным не казался этот жест, но потерять впустую половину своего состояния — ужасно и ни разу не получишь их обратно честным путем! «Давай же, добавляй. Я тоже знаю, что у тебя шестерка пики есть. Избавлюсь от карт и выиграю, — читалось в его наглых, жадных глазах. — И ты мне две монетки отдашь, а остальным — только одну!» И с укоризной скажет: «Как и договаривались!» В ход пошла и шестерка пики, побитая дамой той же масти.

— Бито, — опечаленно промямлил он, глядя на свою несчастную десятку пики. И как же обыграть их можно? Колода опустела, игра накалялась с каждым ходом. У всех оставалось по три — четыре карты, как и у Элида — четыре, а у товарища напротив — целый веер! Двумя пальцами он аккуратно вытягивал карты и прижимал их к самому краю. Подбирал по масти, да и козырки в правую сторону укладывал, готовясь градом упасть на тщеславных игроков. И все понимали, что вот он — настоящая гроза, а не тот наглец.

— Вот тебе, малец, две дамы! — сказал он Элиду.

Трефа и черва. Тотчас же Элид отбил двумя тузами той же масти: «Все равно у меня козырный король и козырная дама. Только вот, туза пики нет. Наверное у этого…» Он повел голову на парня с карточным веером, сгребая карты в кучу. В руках оставалось всего две картонки. Было ясно, что дураком его не обзовут, и сильный удар падет на трясущегося мужика. Все же, не богат он сильными картами, так еще и пал в дыру позора, ведь такое волнение вытекает из этого источника. Сковывающее напряжение витало в камбузе. Двери хлопали, не переставая, и постепенно к ним подплывал народ: кто-то облокачивался на плечи товарища, нашептывая на ухо лучший ход, кто-то, хмурившись, чесался, обдумывая исход игры. Теперь никто не выкрикивал, все чувствовали, что на кону — четыре золотых монет. Оголодаешь, замерзнешь без этого в разгромленном Гроунстене! Отчаявшиеся подвергались азарту, ради своего невидимого блага, не допуская и мысли, что могут все разом спустить. Бросив козырную даму, Элид напрягся, глядя на загадочный веер. «Не обманываю себя. Так хотел козырный туз, но и это не плохо. Король остался. Хорошо было, если бы я первым вышел из игры. Две монеты б получил… А так одну всего лишь».

Рука его взмахнула в торжественном жесте — отбил! Отбил козырным тузом. Наглец тут же подскочил, да так распереживался, что дева бубен покатилась по полу. Наблюдатели обомлели и выдохнули, вот он — победитель. Первый, кто получит желанные всеми до стука зубов две золотых монеты. Резко замахнувшись и ударив себя по колену, он обернулся на остальных за его спиной. Пожимая руки, мужик блистал вставленными серебряными зубами, восклицая:

— Не прогадал ведь! А ты еще, Элид, со мной спорить хотел, мол, ничего тебе не достанется, неудачник. А сейчас и посмотрим, кто настоящий неудачник! Теперь не будьте так уверены в своей победе.

— Тебе посоветую тоже, — сказал Элид. — Это случайность, у тебя была одна дама, вот ты и решил подкинуть.

— Пусть и так, пусть и случайность, но я не облажался, — потирая руки, он колко смотрел на парня с веером, отбившего королем бубен. «А ведь все хорошие карты растеряет. А хотя, это ничего не поменяет. Они быстро разлетятся по кругу, если, конечно, он не сглупит и бросит сильную карту. Все же, этот то со своей десяткой пики». — И что ты отворачиваешься? Я все твои масти видел, да и сам вылетел из игры. Уже ничего не поменяется.

Напряжение вновь нарастало. Кусая ногти, парень рассеянно бегал по карте, изредка поднимал глаза, словно старался угадать: сильная ли карта у соперника, или наоборот — слабая. А если сможет отбить? То тогда останется лишь он и Элид, и конец игры станет очевидным. Все же, риск иногда подводит, но сегодня, в этот момент, когда каждая частичка мозга вторит бросит бедолаге козырного вольта — нельзя ослушаться! Вздернув руку, да так, что чуть ли карты не вывалились, он аккуратно положил на пол вольта пики. Мужик задрожал и тут же, сглатывая слюну, неловко прошептал желанное: «Беру». Тогда все текло своим быстрым чередом, Элид и не заметил, как тотчас же вышел из игры, отбивая десятку пики королем. Каков ужас обреченного — остаться с картами, одному, и глядеть на противника помрачневшими глазами, вторившими о боли и мольбе сотворить из игры на монеты обычную, дружескую. Веер рассыпался. Согнувшись, он облокотился на пол, зарывшись руками в кучерявые волосы. Плечи, спина его порывисто поднимались и опускались, пальцы потянули волоски, и жгучая боль разлилась по голове, загудев в ушах. «Плачет? — Элид не верил своим мыслям, пытаясь увидеть хоть изогнувшиеся брови, искаженные уголки губ. — Серьезно? Разрыдаться из-за игры?» И тут же ударила его плата. Никто бы не играл впустую, тем более он сам. Сердце выжимало занывшую жалость. Хотелось коснуться, подбодрить, может и помочь, но видя и слыша повеселевшую толпу и среди нее — юношу, потерявшего все свои материальные блага — больно, непозволительно! «Когда-нибудь. Когда все уйдут… Я отдам ему свою монету. Не принимать на глазах у всех — идея плохая». И вовсе не волновался Элид, что засмеют его, обзовут слишком уж милосердным (никто не понимал, почему этакая прекрасная черта вдруг стала оскорбительной, и не хотели задумываться), нет: переживание уплывали к этому тихому, трепещущему источнику.

— Ну что? Давай сюда нашу награду, дурак, — дразнили его выбывшие. — Все, как и договаривались. Нечего было в игру лезть! Как говориться, не умеешь — не берись.

— Да… Сейчас, — кивнув и пересиливая себя, он медленно поднялся, потирая глаза. Лицо скрывали пышные темные волосы: «Вот бы узнать, что он чувствует. Не то чтобы я его так жалел, но… Тьфу, да опять я себя обманываю! Да, мне жалко! Когда я уже смирюсь с этим,» — карал себя Элид, тяжело выдохнув.

— Чего это? — вдруг вмешался он в их победный дух. — Напротив, нужно трудиться, чтобы научиться! «Не умеешь — не берись» — чертовски глупо! Вы бы помолчали, в конце концов, и не позорились такие гадости выплевывать! Он, как и вы, хотел просто монеты. Не повезло, бывает. Вы тоже не раз проигрывали.