Крик в ночи (СИ) - Ридигер Владимир. Страница 50

— Сумма устраивает? — спросил Робертс.

Ничего не ответив, она молча поставила подпись…

Психотерапевт Вездесущинский, кажется, самостоятельно, без участия Сомова, решил подыскать Дмитрию Филдину настоящего профессионального литератора, способного, прежде всего, грамотно редактировать. Желательно, конечно, размышлял он, чтобы таким человеком был более или менее известный писатель, из каких-нибудь, скажем, видных диссидентов. Доцент сам когда-то по молодости баловался стишками, которые, как он полагал, можно смело отнести к высокой поэзии (пока что не востребованной). Однако, кто знает? Глядишь, со временем и он расправит свои Пегасовы крылья, чтобы, как следует ими взмахнув, взлететь и умчаться куда подальше от нескончаемой суеты сует к открытому, правдивому творчеству, плодами которого нынешняя Россия по-настоящему обделена. Переворошив несметное количество современной русской и зарубежной литературы (если можно назвать литературой разноцветные, дешевые, тисненые золотишком издания о мафии, вампирах, суперменах и находчивых проститутках), Вездесущинский совсем было приуныл. Конечно, следует пойти в любое издательство, вежливо попросить помочь — и небескорыстно — начинающему литератору. Но есть ли в том прок? Всякий российский издатель, будь он хоть семи пядей во лбу, знает лишь одно: сорвать деньги на издании тиража, а после выхода книги из печати — хоть трава не расти! Раскручивайся, мол, друг-писатель самостоятельно, я свое дело сделал. А для раскрутки позарез нужен или добрый дядюшка спонсор, или, на худой конец, эдакий модный любимец литературной (и не только) публики, какой-нибудь крикливый экстравагантный субъект, готовый прилюдно обнажать свою задницу, лишь бы за ним гонялась свора репортеров скандальной хроники бульварных газетенок.

…Вот, пребывая в невеселых раздумьях, Вездесущинский невзначай наткнулся на любопытную книгу под названием «Дочь альбиноса», изданную аж в стародавние совковые времена. Псевдоним писателя — Швандя — казалось, уже где-то встречался. В книге очень нудно и скрупулезно вырисовывался образ дочери председателя колхоза, некого товарища Загребаева, альбиноса от рождения, который, выбиваясь из сил, старался поднять уровень жизни родных односельчан, не забывая при этом о своевременной уборке урожая. А дочь его Клава, страдавшая мелкобуржуазными замашками (откуда бы им взяться в колхозе?), по уши втюрилась в заезжего героя-любовника умеренных лет товарища Пальцева. Такая, значит, вышла история… Доцент навел справки об авторе и на удивление быстро его отыскал: Генрих Иванович Швайковский вовсю печатался как в России так и за границей под новым псевдонимом Пеленгас. Как же он был плодовит! Одних только детективных романов психотерапевт насчитал более двадцати, не говоря о всяких там опусах и статейках на политические, экономические, культурные, общественные и сексуальные темы. Диссидентские мытарства Пеленгаса составляли внушительный многотомник. «Он-то нам и нужен!» — решил Вездесущинский.

Сказано — сделано. Писателю было послано пространное приглашение посетить Госпиталь ветеранов невидимого фронта с целью придания «нового импульса» лечебному процессу. Швайковский, не смотря на исключительную занятость, приглашение принял…

Дмитрий Филдин пребывал не в самом лучшем расположении духа: заведующий отделением дал понять, что в недалеком времени пациент будет выписан — общее состояние вполне удовлетворительное, лечебный и физиотерапевтический курс успешно завершаются, сны стали глубже и содержательней. В общем, нынешнее положение таково, что при положительной динамике заболевания можно прогнозировать полное выздоровление с восстановлением функций нижних конечностей. Это Дмитрию Филдину было приятно и понятно. Неясно было другое, — куда деваться дальше? Что делать с романом? И, наконец, как станут развиваться их отношения с Полиной? Конечно, в те времена, когда он сам распоряжался своей судьбой, все решалось намного проще. Эх, будь он сейчас при деньгах и на двадцать лет моложе!.. Чем заниматься?! Куда податься?! Или же опять уйти от реальности в собственные остросюжетные сновидения?

…Пришла Полина и, еле улыбнувшись, стала делать массаж. Она знала о предстоящей выписке, знала и о том, что очередной больничный флирт рано или поздно кончается, а за ним — снова пустота. И снова поиск чего-то несбыточного, чего-то недосягаемого, словно линия горизонта, которая всегда отдаляется, сколько к ней ни беги. И снова работа на две ставки, постоянная нехватка денег. Разве бывает счастье без денег?..

Их мысли, возможно, пересекались. Дмитрий понимал — разрыв неминуем. Что может дать он этой славной девчушке кроме любви? Ничего! А только постель — это слишком мало для полноценных отношений между молодой девушкой и мужчиной, годящимся ей в отцы.

Бросив массаж, она нежно к нему прижалась в ожидании ласки. Он быстро поцеловал ее в лоб, будто куда-то спешил. В ее глазах стоял немой вопрос: почему? Он покачал головой: так получается. Но почему, почему?! — вопрошали глаза. Разве мы уже чужие? Почему всему хорошему так быстро приходит конец? Она скинула халат и стала быстро расстегивать лифчик…

В дверь постучали:

— Поля!.. Можно войти?

Женский голос показался Филдсу знакомым. Полина пришла в замешательство:

— Это… моя мама.

— Так пойди отвори.

— Я не могу… то есть… как не вовремя! Забыла дверь запереть…

Мать уже входила в палату, извиняясь за столь внезапное вторжение и, увидав дочь полураздетой, изумленно остановилась:

— Простите… Полина! Извините… Вот, я принесла тебе… и вам тоже… немного фруктов.

— Мы проводили массаж… — неуверенно пояснил Филдс.

— Мама! Ну, зачем эти фрукты?!

Полина чуть не ревела — лифчик никак не хотел застегиваться.

— Дай помогу, неумеха, — сказала мать, — опять не в ту петлю крючок суешь… — И, обращаясь к Филдсу, заметила: — Какой вы, однако, немолодой.

Он быстро отвернулся, до конца не веря своим глазам: эта мать Полины ни кто иная, как… его, Филдса, бывшая стародавняя подружка — Мери!! Хоть бы она его не узнала! Ведь прошло столько лет! Но… если Полина ее дочь… она и ему приходится… Боже, неужто это все наяву?! Такого не может быть!!!

Он схватился за голову и громко застонал.

— Да успокойся ты, Дима! — воскликнула Полина. — Ну, подумаешь, мама невзначай зашла. Ну, застукала меня, можно сказать, с тобой. Вот невидаль! Она что — маленькая? Не знает, как это между различными полами происходит? Скажи, мам…

— Знаю, знаю, — подтвердила мать, — в книжках начиталась.

— Вот видишь! И незачем смущаться. Повернулся бы к маме, познакомился…

— Мария Ивановна, — представилась та. — Мать вашей массажистки и одновременно пассии. Как вас по отчеству?

— Дмитрий Семенович… — отозвался Филдс.

Мать подмигнула Полине:

— Ну, вот и хорошо, Дмитрий Семенович. Значит, будем знакомы… Вы, собственно говоря, откуда родом?

Дмитрий Семенович был начисто подавлен, уничтожен. Он попытался ущипнуть себя за руку и понял, что это — не сон. Это — обыкновенный кошмар, которого он удостоился за все свои грехи. Но почему именно он?! Ведь Мери пропустила через свою постель несчетное множество мужиков и… Отчего вдруг Полина должна обязательно являться… его дочерью? Швандя, помнится, был тоже парень не промах, да и Фрэнк, и Жека резвились с очаровашкой Мери напропалую…

— Родом-то вы откуда? — переспросила мать.

— Давай поможем Диме? — предложила дочь. — Ему из-за ног трудно.

Женщины ловко обхватили больного и дружно повернули к себе лицом.

— Вот и ладненько! — воскликнула мать и… окаменела.

— Мама, с тобой все в порядке?

Бывшая «очаровашка Мери» не сводила глаз с Джона Филдса. А в том, что перед ней Филдс — у Мери не было никаких сомнений! В прошлом — любовник матери, нынче — любовник дочери. Бедняжка Мери, право, не заслужила подобной участи! До чего отвратна и безжалостна судьба! Да, по молодости каких только ошибок не наделаешь, но ведь живешь и продолжаешь жить во имя своих детей, и тянешь лямку безотцовщины, будто так предначертано свыше. Гнешь спину, но не сгибаешься, падаешь, но встаешь и продолжаешь идти. Материнская ноша ой как тяжела! Разве мужикам это понять? На черта им такая ноша сдалась?! Им дела нет до несчастных детей! Им наплевать на все и вся, кроме себя! Они — ненасытные, похотливые, лицемерные и подлые твари!